— На бирже были? — пошутил мистер Хадсон.
— Хотела пойти, но туда не пускают любопытных.
— Чем занимается ваш отец?
— У него строительный бизнес.
Объяснять, что ее отец занимается ремонтом и отделкой квартир, Наташа не стала.
— Well, — снова произнес американец и перешел на русский.
— Вы говорите по-английски лучше большинства моих сотрудников. Не только русских, кстати. Но у вас очень сильный лондонский акцент, а потому в Нью-Йорке вы все равно будете иностранкой. Но меня это устраивает, я вас беру… Сейчас распоряжусь, чтобы разогнали тех девиц на входе, и приглашу сюда вице-президента фонда, в чьи обязанности входит работа с кадрами. С биржами работать, увы, вам не придется, но обязанности ваши будут не менее ответственны — вам придется заниматься финансовым анализом. Аналитический отдел у нас большой, потому что обороты нашего фонда… — Мистер Хадсон посмотрел на потолок и завершил фразу обтекаемо: — Очень большие. Испытательный срок два месяца. На этот период зарплата две тысячи долларов, а потом, если ваша работа нас будет устраивать, пять тысяч. Если будет очень устраивать, возможны хорошие премиальные.
Он снова оглядел Наташу.
— Нет, пожалуй, сейчас я никого приглашать не буду. Ступайте домой, приводите себя в порядок. А завтра с утра — милости просим. Только не ходите больше так близко к краю дороги…
Наташа не шла домой, а летела, не веря в удачу. «Так не может быть, так не может быть… — твердила она себе. — Завтра наверняка сообщат, что пришел кто-то более достойный, и мне откажут. Тогда я попрошу любую другую работу, любую должность, лишь бы взяли…»
Она вспоминала офис с мраморными полами, просторный кабинет главы фонда с фотографиями парусных яхт на волнах синих морей. Снимки были прекрасными. И люди, которые наверняка находились на тех яхтах, были счастливы, сидели в своих каютах, поглядывая в иллюминаторы на пробегающие мимо барашки изумрудных волн. Наташа вспомнила американца со странным именем Джон Кеннеди и нашла его вполне обаятельным. Подумала, что ему, вероятно, лет сорок, может быть, сорок пять, то есть он уже не молод, но выглядит просто замечательно — спортивная фигура, загар и ослепительная улыбка. Уж наверняка его жена не приходит в его кабинет и не болтает по три часа с подругами на пределе голосовых возможностей…. Интересно, а кто у него жена?
Джон Кеннеди Говард Хадсон, как выяснилось очень скоро, оказался неженатым. Любовницы у него вроде тоже не было. И служебными романами он, похоже, не увлекался. Русские сотрудники фонда называли его Джон Говардович, хотя сам мистер Хадсон просил обращаться к нему просто по имени — Джон, потому что обращение вроде «Джон Кеннеди» или «мистер Джон Кеннеди» было бы не очень уместным. Глава фонда вообще любил пошутить. Он даже знал, что некоторые работники промеж себя называют его «мистером Гадсоном», и смеялся. А иногда говорил о себе так в третьем лице. Мог, например, позвонить Наташе на мобильный вечером и сказать:
— Наташенька, завтра с утра мистер Гадсон ждет вас у себя в кабинете с отчетом о рентабельности наших пакетов акций госкорпораций.
После чего интересовался ее настроением и здоровьем родителей. Она думала, что в американских фирмах так принято, и это нравилось ей.
К тому же, после того как закончился ее испытательный срок, мистер Хадсон лично вручил ей конверт с премией. Заглянула в него, выйдя в коридор, и обнаружила внутри ровно четыре тысячи долларов, то есть стопроцентную премию. Это очень обрадовало. А затем должностной оклад ей определили не пять тысяч, а семь. Значит, через год ей удастся купить небольшую квартирку. О собственной жилплощади она давно мечтала. Конечно, оплатить ее полностью все равно не получится, придется взять кредит, но совсем небольшой, за следующий год можно будет рассчитаться и с ипотекой.
Мечта о квартире крепла, и Наташа стала уже подумывать, что, вероятно, стоило бы уже сейчас начать подыскивать варианты: премии случались часто — раз в месяц, а потом уж и к Рождеству. На новогоднем корпоративе Джон усадил Наташу рядом с собой и весь вечер ухаживал за ней, приглашал танцевать и спрашивал, как здоровье мамы и как продвигается бизнес отца…
Уже после праздников в столовой офиса за Наташин столик подсела Марина Степановна из отдела аудита. И почти сразу шепотом объявила: все уже в курсе, что мистер Гадсон положил на Наташу глаз.
— Вы так решили, потому что на корпоративе шеф уделил мне столько времени? Просто он очень внимательный! — попыталась отговориться Наташа.
— Однако со мной, например, наш мистер Гадсон не считает нужным лишний раз поздороваться.
Почему с ней надо здороваться лишний раз, аудиторша не объяснила. Зато сказала:
— Глава фонда, конечно, завидная партия, но ты очень нравишься Максиму. Так что подумай и сделай правильный выбор.
Максим Грановский был начальником Марины Степановны. Ему было тридцать пять лет, он был разведен, приветлив и выдержан. От него всегда пахло хорошим парфюмом, а ногти его были обработаны профессионально.
— Я думаю, вы заблуждаетесь по поводу Джона и Максима, — покачала головой Наташа. — Что во мне такого?
— Ладно, не прикидывайся. Ты — девка красивая, и у тебя никого нет. Скажи спасибо, что они оба — с чистыми намерениями. Максим, кстати, просил меня узнать, как ты к нему относишься. Только это между нами.
— Я отношусь к нему очень хорошо, — ответила Наташа. — Но не настолько, конечно, чтобы согласиться на служебный роман.
— Ты что, дурочка совсем? — удивилась Марина Степановна. — Какой еще служебный роман? Максим Леонидович хочет сделать тебе предложение. Не сразу, разумеется, а сначала поухаживает: в клуб тебя сводит, в театры… Как принято, так и будет. Потом ты познакомишь его со своими родителями.
— Со своими родителями я могу и вас познакомить, а вот насчет замужества…
— Ты, главное, подумай, — шепнула аудиторша. — Максим все знает про Гадсона, что тот к тебе тоже неровно дышит. Грановский — не дурак и прекрасно понимает, что в случае чего его могут попросить отсюда… Ну, если ты согласишься за него выйти, а Гадсон обидится. Но у Максима Леонидовича есть и своя собственная фирма — не такая, как этот фонд, разумеется, но очень прилично стоящая на ногах. Он там не работает, разумеется, но он единственный владелец и взял на работу хороших менеджеров. Ты подумай…
Наташа не собиралась ни о чем подобном думать. Мало ли что кому показалось? Потом, она, может быть, и хотела бы замуж, но — по любви. Конечно, и Максим Леонидович, и Джон Говардович — люди приятные и обходительные, с ними приятно беседовать, но в качестве супруга Наташа не могла представить себе никого из них. Мужа, как ей казалось, надо в первую очередь любить, а потом уж уважать. Хотя как это совмещается, она не знала.
В ее жизни были, разумеется, мужчины — двое, за которых Наташа собиралась замуж. Первый был сокурсником и передумал жениться в самый последний момент, когда они уже направились подавать заявление. А второй — коллега по работе. Тот был женат, но с женой не жил вместе и обещал развестись, вот только постоянно находил причину не подать заявление о разводе.
Об их романе знали на службе все, поэтому Наташе пришлось уйти и устроиться в финансовую компанию Григоряна. Со своим возлюбленным она встречалась теперь только дома. Вернее, в съемной однокомнатной квартирке. Убегала с работы, носилась по магазинам и спешила туда. Прежде-то они отправлялись вдвоем. Ехали в его машине, в салоне играла музыка, текла легкая беседа о чем-то, и Наташе казалось, что она влюблена.
Ее избранник был мужественным и малоулыбчивым. Но очень скоро после перемены места работы все изменилось. Приходя в ту квартиру, она уже не заставала его там. Любимый приходил поздно, придумывал всякие нелепые оправдания, и от него пахло вином, что было самым неприятным. Однажды Наташа сказала, что не может сидеть вечерами, дожидаясь его.
— Не можешь, и не надо, — ответил Малоулыбчивый и Мужественный.
Она тут же ушла. Любимый мужчина смотрел, как она собирает вещи, не пытался ее задержать, а потом и вовсе уселся перед телевизором, на экране которого два накачанных американца дубасили друг друга. Наташа ушла тогда, уверенная, что Малоулыбчивый и Мужественный завтра же примчится за ней, попросит прощения. Но тот даже не позвонил. С тех пор она решила малоулыбчивым не доверять. Понимала прекрасно, что это полная чушь, но ничего не могла с собой поделать: опыт есть опыт, сын ошибок трудных.
Джон Кеннеди Говард Хадсон улыбался часто и ослепительно, а Грановский чаще всего молчал. Оставаясь с Наташей на не очень продолжительное время наедине, Максим Леонидович еще пытался разговаривать на разные экономические темы, а вот в присутствии других сотрудников фонда на все ее вопросы только кивал или качал головой, словно хранил какую-то огромную тайну фирмы и боялся ненароком проговориться.
Тайна у фирмы была одна — многомиллиардные обороты. И прибыль, соответственно, такая же. Большую часть прибыли иностранные владельцы уводили на Запад, а то, что оставалось, снова шло в дело. Конечно же, огромная часть средств, находившихся в обороте, принадлежала западным инвесторам, но помимо ее на счета фонда были закачены деньги различных российских бюджетных и коммерческих организаций, например пенсионных негосударственных фондов, рассчитывающих на высокий процент от своих инвестиций. А какова была прибыль самого предприятия, наверняка знали лишь несколько человек — в том числе и Грановский, разумеется.
Наташа этим вопросом интересовалась мало — знала то, что ей положено было знать, а в другие дела старалась нос не совать. Она больше думала о собственной квартире, о том, как будет обустраивать ее, какую мебель купит. Думала: «Через год я буду жить самостоятельно. Тогда у меня будет настоящая личная жизнь, и наверняка удастся познакомиться с настоящим, очень порядочным и добрым человеком. Желательно, разумеется, чтобы тот оказался молодым и красивым…»