– Если Верховный король и королева отпустили его в сопровождении одного тебя, значит, кто-то из них желает ему смерти.
Тирнан поднимает брови.
– А ты мнительна.
– И это мне говорит рыцарь, поддерживающий предателя?
Сперва я не была до конца уверена в своем предположении, но потом увидела, как после слов о любви Тирнан посмотрел на Гиацинта, и вспомнила слова Оука о том, что тот не может отличить союзников от врагов.
С удовлетворением наблюдаю, как удар достигает цели.
Тирнан ошеломленно таращится на меня. Кажется, он только сейчас понял: пусть мой голос хрипит от долгого молчания, пусть я больше похожа на дикого зверя, а не на девушку, но это вовсе не значит, что я не умею внимательно слушать.
Гиацинт глухо смеется.
– Думаешь, Верховный король пытается избавиться от Оука с помощью меня? – спрашивает рыцарь.
Я пожимаю плечами.
– Я думаю, что, даже если ты готов рискнуть жизнью ради принца, одного тебя недостаточно. А еще думаю о том, что со стороны королевской семьи странно позволять принцу подвергать свою жизнь опасности ради славы.
Рыцарь отводит взгляд и ничего не отвечает.
Когда мы проходим почти целую милю, Оук наконец-то издает тихий стон и пытается сесть.
– Джуд, – шепчет он. – Джуд, мы не можем оставить его умирать.
– Все в порядке, – отвечает Тирнан, опуская руку ему на плечо. – Мы оторвались от погони.
Принц приоткрывает свои темно-желтые лисьи глаза и озирается по сторонам. Видит меня и снова откидывается на спину, как будто испытывая облегчение от того, что я все еще здесь.
Ночь уже близится к рассвету, когда мы оказываемся на пляже, открытом всем ветрам.
– Жди здесь вместе с принцем, – говорит мне Тирнан, как только мы подходим к вымощенной черными камнями пристани. – Гиацинт, подчиняйся прежним приказам. Мои враги – твои враги. Если понадобится, защищай девчонку.
Пленник улыбается, поджав губы:
– Это не я забыл все свои клятвы.
Тирнан стоит ко мне спиной, поэтому я не могу сказать, беспокоит ли его звучащая в голосе Гиацинта горечь.
В воздухе висит густой запах соли. Слизываю ее с верхней губы и наблюдаю, как Тирнан ведет раненую лошадь по песку. Копыто Отрепья касается кромки воды. Почувствовав морскую пену, она мотает головой и ржет так, что по моим рукам бегут мурашки.
Гиацинт оборачивается ко мне. Тирнан бы не услышал его из-за шума прибоя, но солдат все равно понижает голос:
– Я мог бы многое рассказать, не будь на мне уздечки. Освободите меня, и я вам помогу.
Я не удостаиваю его ответом. Мне жаль его, поскольку я на себе ощутила влияние уздечки, но это не делает его моим союзником.
– Прошу вас, – продолжает он. – Я не могу так жить. Когда меня поймали, Оук снял заклятие, но ему не хватает сил остановить возращение магии. Моя рука превратилась в крыло, и кто знает, что случится дальше. Постепенно терять свою личность еще хуже, чем быть соколом.
– Позволь внести ясность. Я ненавижу леди Ноури, – рычу я, потому что не хочу его слушать. Не желаю сочувствовать ему еще сильнее. – А раз ты подчиняешься ей, то я ненавижу и тебя тоже.
– Я пошел за Мадоком, – сообщает Гиацинт, – а теперь я пленник его сына. И все потому, что я оставался верным своему слову, а не наоборот. Я был честнее Тирнана, который позволил другому вить из себя веревки и отрекся от меня. Леди Ноури пообещала снять заклятье с любого сокола, который присоединится к ней, но я не давал никаких клятв. Можете довериться мне, леди. В отличие от остальных, я вас не обману.
На другой стороне пляжа лошадь Тирнана устремляется в черную воду, не обращая внимания на накрывающие ее волны.
«Я был честнее Тирнана, который позволил другому вить из себя веревки».
– Отрепье тонет? – интересуюсь я.
Гиацинт качает головой.
– Морской народ заберет ее обратно в Эльфхейм, и там ее вылечат.
Я облегченно выдыхаю. Снова смотрю на Оука, который прижимается щекой к боку Летуньи. На его сверкающие в лунном свете доспехи. На трепещущие ресницы и мозолистые ладони.
– Уздечка не влияет на заклятье, – напоминаю Гиацинту. – Если ее снять, чары не усилятся и не ослабнут.
– Не поддавайтесь очарованию принца Оука, – предостерегает меня он, пока рыцарь бредет по камням в нашу сторону. – Он не такой, каким кажется.
У меня на языке вертится несколько вопросов, но задавать их уже нет времени. Когда Тирнан приближается, я перевожу взгляд на море. Лошадь исчезла. Над волнами не видно даже ее головы.
– У нас остался один скакун, – сообщает нам Тирнан.
Отдохнуть нам тоже негде. Я изучаю укромное место под дощатым настилом. Можно свернуться калачиком на холодном мягком песке, и там нас никто не потревожит. Стоит мне только подумать об этом, как я с новой силой ощущаю, насколько измотана.
Рыцарь указывает на дорогу:
– Там есть мотель. С того края пляжа видна вывеска.
Он берет в руку поводья лошади Оука и ведет ее вверх по холму. Я иду следом, прямо перед однокрылым солдатом. Я замечаю, как они напряжены в присутствии друг друга, как тщательно стараются сохранять дистанцию, словно два магнита, которым нужно оставаться на безопасном расстоянии, а иначе сама природа стянет их вместе.
Мы продолжаем идти вперед; звезды над нашими головами тускнеют, а в воздухе по-прежнему висит соляная взвесь. Интересно, беспокоят ли моих спутников шум машин и запах железа? Я ко всему этому привыкла. Здесь я могу твердо стоять на ногах. Но когда мы доберемся до Двора Бабочек и я окажусь посреди Фейриленда, то почва под ними станет зыбкой и ненадежной.
Подумав об этом, пинаю пластиковый стакан, к которому присохли остатки газировки, и он, вращаясь, катится вдоль сточной канавы.
Миновав несколько жилых массивов, мы наконец-то подходим к мотелю. Асфальт на парковке пошел трещинами, сквозь которые пробиваются чахлые сорняки. Несколько видавших виды машин стоят рядом с одноэтажным оштукатуренным зданием. Вывеска на фасаде мотеля мало что обещает, кроме свободных номеров и кабельного телевидения.
Принц пытается сесть.
– Оставайтесь здесь, – говорит Тирнан. – Мы возьмем ключи и вернемся.
– Я в порядке, – отвечает Оук, слезая с лошади и тут же обессиленно оседая на асфальт.
– В порядке ли? – эхом отзывается рыцарь, приподняв брови.
– Я не смог бы произнести эти слова, не будь они правдой, – говорит принц и, пошатываясь, поднимается на ноги, после чего всем весом опирается на ближайшую машину.
– Гиацинт, – зовет Тирнан, указывая на него. – Не дай принцу упасть. Рэн, ты идешь со мной.
– Я могу только мечтать о том, чтобы позволить такой важной персоне упасть, – усмехается Гиацинт. – Или, напротив, даже мечтать не могу. Или что-то в этом духе.
– Тебе стоит мечтать о полете, сокол, – говорит Оук таким тоном, что я задумываюсь, а не слышал ли он часть нашего разговора.
Гиацинт вздрагивает.
– Рэн, – повторяет Тирнан, жестом указывая на мотель.
– Я плохо умею наводить чары, – предупреждаю я.
– Тогда не утруждай себя.
Несмотря на висящую над дверью табличку «НЕ КУРИТЬ», зона ресепшен пропахла сигаретным дымом. Усталая женщина за стойкой во что-то играет на своем телефоне.
Она поднимает взгляд, и ее глаза округляются. Рот открывается, будто она собирается закричать.
– Ты видишь двух совершенно обычных людей, которые пришли сюда по совершенно обычным причинам, – говорит ей Тирнан, и я наблюдаю, как ее глаза стекленеют, а черты разглаживаются под маской спокойствия. – Нам нужны два номера рядом друг с другом.
Я вдруг вспоминаю, как были зачарованы мои не-родители, и злюсь, хотя он не заставляет женщину делать ничего ужасного. По крайней мере пока.
– Конечно, – отвечает женщина. – В это время года туристы – редкость, поэтому у нас много комнат на выбор.
Рыцарь неопределенно кивает, и она вставляет ключ-карту в аппарат для кодирования. Затем просит данные банковской карты, чтобы оплатить услуги, не включенные в стоимость номера, однако спустя несколько слов забывает об этом. Тирнан расплачивается наличными, которые не похожи на подозрительно хрустящие зачарованные купюры. Я бросаю на рыцаря недоверчивый взгляд и опускаю в карман маленький спичечный коробок.
Мы выходим на улицу. Наша единственная лошадь стоит на участке, поросшем чахлой травой, и жует одуванчик. Похоже, привязывать Летунью никто не собирается.
Оук сидит на бампере машины и выглядит уже не таким нездоровым. Гиацинт прислоняется к грязной оштукатуренной стене.
– Те деньги, – говорю я, – они настоящие?
– О да, – подтверждает принц. – Иначе сестра разгневалась бы на нас.
– Разгневалась бы, – повторяю я устаревшее слово, хотя его значение мне понятно. Ее бы это взбесило.
– Она бы капец как разгневалась, – добавляет он с широкой улыбкой.
Обычно фейри относятся к смертным либо как к пустому месту, либо как к возможности поразвлечься. Судя по всему, у его сестры другая позиция. Наверняка многие из народа ее за это ненавидят.
Тирнан ведет нас к нашим номерам, 131 и 132, открывает дверь в первый и впускает нас всех внутрь. В комнате находятся две кровати, накрытые колючими на вид одеялами. На стене висит телевизор, под ним – покосившийся стол, прикрученный к полу. На ковре вокруг шурупов виднеются пятнышки ржавчины. Отопление включено, и немного пахнет жженой пылью.
Гиацинт останавливается рядом с дверью, прижав крыло к спине. Он преследует меня взглядом, возможно, чтобы не смотреть на рыцаря.
Оук опускается на ближайшую постель, но глаза не закрывает.
– Теперь мы кое-что знаем о ее способностях, – улыбается он, уставившись в потолок.
– Но вас отравили! Хотите сказать, оно того стоило? – вопрошает рыцарь.
– Меня постоянно травят. Жаль, это был не румяный гриб, – отзывается принц, но его слова не имеют никакого смысла для меня.
Тирнан кивает в мою сторону:
– Девчонка считает, что вы глупец, раз отправились сюда.