– Что за чудесная, удивительная девушка! Вы справились!
– Нам еще нужно как-то пробраться мимо стражи, – напоминаю ему, ощущая неловкость от его похвалы.
– Вы освободили меня из темницы, а я выведу нас из-под холма, – говорит он уверенным тоном. Мне кажется, он гордится тем, что на это способен.
– Но сначала, – говорю я, – расскажи мне все, что знаешь об Оуке. И на этот раз ничего не утаивай.
– Расскажу по пути, – отвечает он, недовольно скривив лицо.
Я отрицательно качаю головой.
– Сейчас.
– Что ты хочешь, чтобы он тебе рассказал? – доносится до нас голос смертной девушки, и Гиацинт бросает на меня полный негодования взгляд.
– Не здесь, – произносит он и округляет глаза, давая понять, что причины его ответа очевидны. «Девушка слышит нас. Мерроу тоже».
– Мы освободим их, так что это не имеет значения, – сообщаю я. В конце концов, если меня поймают, мне в любом случае несдобровать.
Он смотрит на меня широко распахнутыми глазами.
– Неразумное решение.
– Меня зовут Гвен, – кричит девушка. – Пожалуйста. Обещаю, я никому не расскажу о том, что здесь услышала. Если заберете меня с собой, я сделаю все, что прикажете.
Подняв голову, читаю надпись над входом в ее камеру. Еще одна загадка.
«Он прожорлив, хотя у него нет пасти. Если дать ему наесться вдоволь, он быстро разрастется до огромных размеров. Но стоит его напоить, и он тут же умрет».
У него нет рта, но он способен есть…
– Рэн, вы меня слышали? – настаивает Гиацинт.
– Они свидетели, – говорю ему. – Оставлять свидетелей было бы неразумно.
– Тогда дайте мне нож, – нахмурившись, отвечает он. – Я о них позабочусь.
Гвен вплотную подошла к ограде из сталагмитов.
– Подожди, – произносит она звенящим от отчаянья голосом. – Я тебе помогу. Я много чего умею делать.
«Например, жить в мире смертных». Я не хочу задевать гордость Гиацинта, но она может спрятать его там, где народ вряд ли станет искать. Вместе у них больше шансов на побег, чем поодиночке.
– Дайте нож, – повторяет Гиацинт и протягивает руку, как будто всерьез рассчитывает, что я соглашусь и позволю ему это сделать.
Нахмурившись, оборачиваюсь к нему.
– Ты еще не рассказал мне ничего полезного о принце.
– Что ж, хорошо, – отзывается он. – Когда леди Ноури пленила Мадока, она отправила Верховному двору сообщение, в котором попросила что-то в обмен на свободу старого генерала. Не знаю, чего она хотела, но король и королева ей отказали.
Я киваю. Оук говорил, что желает победить леди Ноури, но если они обменивались сообщениями, то он, возможно, хочет ее как-то задобрить. На мгновение задумываюсь, не меня ли она попросила в обмен на Мадока. Но если это так, принцу не нужно идти к Чертополоховой ведьме. Он прекрасно знает, где я нахожусь. К тому же Верховный двор отдал бы ей меня, не задумываясь.
– Что насчет сил ганканы?
Гиацинт обреченно вздыхает. Ему явно не терпится убраться отсюда подальше.
– Расскажу вам кратко, что мне известно. Оук унаследовал часть сил Лириопы. Она была способна разжигать в сердцах оказавшихся рядом с ней людей сильные чувства: верность, желание, восхищение. Не знаю, умела ли она контролировать свои способности. Отчасти они напоминали прилив, который с головой накрывал тех, кто стоял на мелководье. Оук будет использовать вас, пока вы не израсходуете все свои силы. Будет манипулировать вами, пока вы не перестанете понимать, что реально, а что нет.
Я вспоминаю, что Тирнан говорил мне об отце Гиацинта.
– Забудьте об этом походе. Вы никогда не узнаете, что Оук скрывает за своими улыбками, – добавляет Гиацинт. – Вы разменная монета, а он принц, привыкший разбрасываться золотом.
Снова перевожу взгляд на загадку над дверью Гвен. Внезапно мне кажется, что решить ее гораздо проще, чем другие проблемы в моей жизни.
Что может есть, но при этом не пьет? Я смотрю на воду и на покрытый патиной ковш. Думаю о прожорливости. Представляю себе голодные оскаленные пасти.
Пасти, похожие на зубастые решетки, готовые поглотить Гвен, если я отвечу неверно. Камера, в которой был заключен Гиацинт, дала мне три попытки, но в камере Гвен потолок ниже. Судя по всему, у меня есть только два шанса ответить правильно.
К тому же в любую секунду могут вернуться стражники, а это значит, что у меня еще меньше времени.
Я ужасно боюсь произнести неверный ответ и вместе с тем переживаю, что нас поймают. Обе эти мысли отвлекают меня, создавая петлю нервозности.
Но стоит его напоить, и он тут же умрет.
Вспоминаю, как обливала мерроу водой. И думаю о море.
Возвращаюсь мыслями к ответу на предыдущую загадку. Свеча. Она прожорлива, а если ее напоить, то пламя погаснет. Может ли быть такое, что ответ на обе загадки одинаковый? Может ли быть такое, что все камеры открываются при помощи одного пароля?
Я уже собираюсь открыть рот, но осторожность меня останавливает. Если дать ему наесться вдоволь, он быстро разрастется до огромных размеров. Свечи не растут. Еще чуть-чуть, и я снова бы произнесла неверный ответ.
Нет, это не свеча, но что-то на нее похожее. Свеча на может разрастись, а вот ее пламя – вполне.
– Огонь, – шепчу я, и камера Гвен открывается, выпуская ее из своей пасти.
Спотыкаясь, она выходит наружу и осматривается, как будто боится, что ее хотят обмануть. Затем окидывает Гиацинта настороженным взглядом, словно беспокоясь, что он все-таки решит накинуться на нее с ножом.
– Возьмешь ее с собой, – сообщаю солдату. – Вместо меня.
Он смотрит на меня так, будто я сошла с ума.
– И зачем мне это делать?
– Потому что я прошу тебя, а до этого освободила тебя из темницы, – говорю я и сверлю его взглядом, в который пытаюсь вложить как можно больше суровости.
Однако я недостаточно убедительна.
– Когда называли свою цену, вы ни слова не сказали о помощи глупой смертной девчонке.
Я чувствую, как паника узлом скручивается в животе.
– А что, если я сниму с тебя чары?
– Это невозможно, – отвечает он. – Даже Оуку не удалось избавиться от них навсегда, а он принадлежит Верховному двору.
Однако у принца не так много опыта в разрушении чар. Да и, возможно, он не слишком-то хотел развеять их до конца.
– Но если у меня получится?..
Гиацинт неохотно кивает.
Я оборачиваюсь к Гвен и оскаливаю зубы. Она вздрагивает, так что я довольна произведенным эффектом.
– Разгадай загадку, чтобы освободить мерроу. И смотри не ошибись.
А затем тянусь к крылу Гиацинта.
Чувствую прикосновение перьев, мягкость и легкость костей, скрытых под ними. Наконец ощущаю заклятье, которое заново сплетает себя внутри Гиацинта, будто живой организм.
Я прикасаюсь к этой магии и поражаюсь тому, насколько липкие ее нити, – будто рвешь паутину. Чем сильнее я тяну, тем яростнее чары цепляются за меня, пытаясь изменить и мой организм тоже. Я чувствую, как они манят меня, переливаясь и полыхая огнем, и дергают за что-то внутри.
– Что вы делаете? – спрашивает Гиацинт, высвобождая крыло из моих пальцев.
Я открываю глаза, только сейчас осознав, что успела их закрыть.
– Было больно?
– Нет… Не знаю, – отвечает он. – Мне казалось, что ваши пальцы… проникли под кожу.
Я делаю вдох и снова пытаюсь разрушить чары. Но каждый раз, когда тяну за нити заклятья, они проскальзывают сквозь мои пальцы. И каждый раз меня затягивает все глубже, пока мне не начинает казаться, что я задыхаюсь среди перьев. Начинаю тонуть. Узел внутри меня – в самой сердцевине моей магии – начинает развязываться.
– Остановитесь, – просит Гиацинт и трясет меня за плечо. – Достаточно.
Я понимаю, что лежу на полу, а он стоит на коленях рядом со мной. Никак не могу отдышаться.
В сравнении с паутиной этого заклинания чары глейстиг кажутся простыми. Я скриплю зубами от досады. Может быть, у меня и неплохие навыки для фейри-одиночки, живущей в мире смертных, но было слишком самоуверенно полагать, что я способна справиться с магией Верховного двора.
Вижу Гвен и мерроу в нескольких футах от себя. Они наблюдают за мной; мерроу моргает, и мгновение спустя дергаются его мигательные перепонки.
– Мы решили загадку вместе, – сообщает Гиацинт и, глядя на Гвен, хмурится. – Пойдемте отсюда.
– Но… – начинаю я.
– Я возьму ее с собой, – перебивает меня он. – Смертную девчонку. Выведу из-под холма и ее, и это существо. Только вставайте побыстрее.
Мне и правда нужно подняться на ноги. Но слова Гиацинта доносятся до меня как будто издалека, потому что я снова дергаю за нити магии. На этот раз, когда заклятье пытается затянуть меня, я хватаю его сама. Позволяю ему утащить меня вниз и мгновенно вбираю в себя всю его силу.
Мир вокруг замирает. В моих легких больше не осталось воздуха. Грудь болит так, словно сердце не может биться. Словно что-то внутри меня трещит по швам. Словно я вот-вот распадусь на части.
Я сосредотачиваюсь на чарах. Сражаюсь с этим липким, цепким заклятьем и давлю на него, пока оно не превращается в нечто твердое, тяжелое и холодное. А потом сжимаю хватку еще сильнее, обращая его в ничто.
Открыв глаза, понимаю, что впиваюсь поломанными ногтями в руку Гиацинта. Это именно рука – не крыло, – и на ней нет ни единого перышка. Солдат по-прежнему стоит на коленях. Я дрожу всем телом, и у меня так кружится голова, что я с трудом вспоминаю, где нахожусь.
– У вас получилось. Вы разрушили чары. Миледи, я присягаю вам в верности. – До меня не сразу доходит смысл его слов. Когда я наконец понимаю, что он сказал, меня охватывает волна ужаса. – Вам, и только вам одной. Я был не прав, что сомневался в вас.
– Нет, – с трудом выдавливаю я.
Мне не нужна такая ответственность. Я видела, что власть творит с людьми. Видела, как приносившие подобные клятвы начинали тяготиться своими обязательствами и желать смерти тем, кому должны быть верны. Никогда в жизни я не ощущала себя такой несвободной, как во время своего правления.