н заметно робеет, оказавшись в центре внимания.
Река местами достаточно глубока, чтобы в ней купаться. Оук снимает доспехи, заходит в нее и начинает тереть свое тело песком, который зачерпывает с берега. Тирнан тем временем заваривает чай из сосновых иголок.
Я стараюсь не смотреть на принца, но краем глаза все-таки замечаю бледную кожу, мокрые волосы и покрытую шрамами грудь.
Когда подходит моя очередь, умываю раскрасневшееся лицо и наотрез отказываюсь снимать платье.
Весь следующий день и часть ночи мы летим. Останавливаемся на лугу, ужинаем хлебом с сыром и засыпаем под звездами. Я нахожу утиные яйца, и Тирнан жарит их вместе с диким луком. Оук рассказывает о мире смертных и о том, как провел там свой первый год: он пользовался магией по глупым поводам и едва не устроил себе и сестре большие неприятности.
Третью ночь мы проводим в заброшенном здании. Становится прохладно, и мы сооружаем костер из картона и нескольких деревяшек.
Оук усаживается рядом с огнем, вытянув ноги и выгнув спину, словно кот, который собирается вылизывать шерсть.
– Рэн, не могла бы ты поведать нам что-нибудь о своей жизни?
Тирнан качает головой, как будто не верит, что я соглашусь.
Увидев выражение его лица, я принимаю решение. Сначала немного запинаюсь, но все же рассказываю им историю о глейстиг и ее жертвах. Наверное, отчасти я делаю это из духа противоречия. Хочу узнать, будут ли они осуждать меня за то, что я помогала смертным, лишая выгоды фейри. Но они слушают внимательно и даже смеются, когда узнают, как мне удавалось ее обхитрить. Замолчав, с удивлением понимаю, что на сердце стало легче.
Принц, сидящий по другую сторону костра, наблюдает за мной, и в его непроницаемых глазах отражаются отблески пламени.
«Прости меня, – думаю я. – Позволь пойти с тобой».
На следующий день Тирнан надевает золотистую кольчугу Оука и уносится прочь, чтобы увести возможных преследователей по ложному следу. Мы условились встретиться в определенном месте неподалеку от Сырого рынка. Внезапно я осознаю, что у меня останется всего одна ночь, чтобы убедить их не прогонять меня.
Пока мы летим, я обдумываю свои аргументы. Размышляю, не изложить ли их Оуку прямо сейчас, когда он не может от меня сбежать, но понимаю, что ветер унесет половину моих слов. Начинает моросить дождь. Наша одежда намокает и неприятно холодит кожу.
На закате замечаю, что к нам подступает тьма, не связанная с приходом ночи. Впереди сгущаются тучи, стремительно расползаясь по небу и окрашивая его в неприятный зеленовато-серый оттенок. Вспышка молнии осветила все вокруг. Тучи словно тянутся до самой стратосферы. Их верхний слой формой напоминает наковальню.
Под ней закручивается поток ветра, образуя торнадо.
Я вскрикиваю, но мой голос тонет в этом шуме. Воздух вокруг нас начинает сгущаться, и Оук пускает коня вниз. Мы ныряем в туманное пространство туч, и я чувствую, как в мои легкие проникает мокрая, тяжелая взвесь. Нашего скакуна охватывает дрожь, а в следующее мгновение он внезапно ныряет вниз и начинает стремительно падать.
Мы несемся по воздуху с такой скоростью, что крик застревает у меня в горле. Я могу лишь изо всех сил сжать руки вокруг Оука и повиснуть на его крепком теле. В моих ушах грохочет гром, пока мы стремительно падаем сквозь пелену дождя. Капли больно бьют по коже. Волосы липнут ко лбу и щекам, а пальцы скользят так, что держаться становится все сложнее. Я трусливо зажмуриваю глаза и прижимаюсь лицом к его спине.
– Рэн! – кричит он, предупреждая об опасности.
Я открываю глаза, а в следующее мгновение мы врезаемся в землю.
Я падаю в грязь, и от удара у меня перехватывает дыхание. Наш конь сжимается, пока не становится увядшим стебельком под моими расшибленными ладонями.
У меня болит все тело, но, когда я пытаюсь пошевелиться, хуже не становится. Кажется, я ничего не сломала.
Дрожа, встаю с земли и протягиваю руку, чтобы помочь Оуку. Он сжимает мою ладонь и тоже поднимается на ноги. Его волосы потемнели от влаги, и на ресницах застыли капельки дождя. Вся его одежда промокла, а поцарапанное колено кровоточит.
Он осторожно прикасается к моей щеке.
– Ты… Я думал, что ты…
Я смотрю ему в глаза, озадаченная выражением его лица.
– Ты не пострадала? – спрашивает он.
Отрицательно качаю головой.
Принц резко отворачивается от меня.
– Нужно добраться до условленного места, – произносит он. – Я уверен, это рядом.
– Нужно где-то переждать грозу! – Мне приходится кричать, чтобы он услышал меня сквозь ветер. Грохочет гром. Небо над нашими головами пронзает молния и ударяет в дерево неподалеку от нас. Я вижу дымок, поднимающийся от того места, куда она попала, прежде чем дождь успевает погасить огонь. – Найдем Тирнана, когда она закончится.
– Давай хотя бы пойдем в нужном направлении. – Оук поднимает сумку, закидывает ее на плечо и бредет в глубину леса, пригнув голову и пытаясь укрыться от дождя под ветками деревьев. Он не оборачивается, чтобы посмотреть, иду ли я следом.
Некоторое время спустя замечаю подходящее место.
– Туда! – Я указываю на берег оврага, на котором виднеется несколько больших камней. Два дерева стоят меньше чем в шести футах друг от друга, почти соприкасаясь ветвями. – Можем соорудить навес.
Оук устало вздыхает.
– Ты у нас эксперт в таких делах. Скажи мне, что делать.
– Нам нужны две очень большие палки, – говорю я, показывая руками нужный размер. – Они должны быть немного длиннее расстояния между деревьями. Примерно с твой рост.
Отойдя на несколько ярдов, нахожу неплохую палку. Она уже немного подгнила, но я все равно подбираю ее. Оук тем временем с помощью магии согнул еще одну. Я отрываю полоски ткани от подола платья, стараясь не думать о том, как сильно оно мне нравилось.
– Свяжи вот здесь, – указываю ему и начинаю обматывать их с другого конца.
Установив конструкцию между деревьями, я подпираю ее палками поменьше, чтобы она напоминала крышу. Потом уплотняю ее мхом и листьями.
Конечно, навес протекает, но это лучше, чем вообще ничего. Когда мы залезаем под него, Оук уже дрожит от холода. Снаружи грохочет гром и завывает ветер. Я затаскиваю в наше убежище большое бревно и принимаюсь обдирать с него кору, стараясь добраться до сухой древесины.
Увидев, как медленно идет моя работа, Оук засовывает руку в сапог, достает оттуда нож и протягивает мне.
– Пожалуйста, не заставляй меня об этом пожалеть.
– Она хотела задержать тебя, – тихо произношу я, понимая, что он вряд ли хочет слышать мои оправдания.
– Королева Аннет? – уточняет он. – Я знаю.
– И ты думаешь, ей это почти удалось по моей вине?
Внутри бревно и правда оказывается более-менее сухим. Я срезаю с него щепку за щепкой и пирамидой укладываю на камни, стараясь по возможности уберечь от воды.
Оук откидывает мокрые волосы с лица, так что теперь я вижу его странные лисьи глаза. Они словно золото, пронзенное медью.
– Ты могла бы сообщить мне, что собираешься сделать.
Я таращусь на него, не веря своим ушам.
– Гиацинт что-то рассказал тебе про меня, верно? – спрашивает Оук.
Я вздрагиваю, и дело тут вовсе не в холоде.
– Он сказал, что ты обладаешь магией, которая заставляет людей любить тебя.
Оук раздраженно фыркает.
– И ты в это поверила?
– В то, что ты унаследовал удивительную способность располагать к себе людей и убеждать их поступать так, как тебе хочется? Почему бы мне в это не поверить?
Он приподнимает брови, но отвечает не сразу. Вокруг нас шумит дождь. Раскаты грома постепенно стихают, все больше удаляясь от нас.
– Моя родная мать, Лириопа, погибла до моего рождения. После того как ее отравили по приказу принца Дайна, Ориана вырезала меня из ее живота. Ты права: ходят слухи, что Лириопа была ганканой и что ей удалось своими сладкими речами расположить к себе как Верховного короля, так и его сына. Только вот дар этот сослужил ей дурную службу. Она поплатилась жизнью за свое очарование.
Я молчу, но он сам отвечает на мой невысказанный вопрос:
– Ее отравили румяным грибом. Яд действует так, что ты остаешься в сознании все то время, пока жизненные процессы в теле замедляются и наконец останавливаются. Он попал в мои вены, прежде чем я родился… если можно назвать рождением процесс, когда тебя выдирают из чрева мертвой матери.
– Получается, Лириопа и принц Дайн…
– Были моими матерью и отцом, да, – подтверждает он. Я знала, что Оук принадлежит роду Зеленого Вереска, но не была посвящена в детали. С таким жутким наследием за плечами неудивительно, что Оук считает Мадока прекрасным отцом и боготворит мать, которая спасла его и вырастила. – Какая бы сила ни досталась мне от Лириопы, я ее не использую.
– Ты уверен? – уточняю я. – Может, ты не способен повлиять на свою силу. Вероятно, ты сам не знаешь, что пользуешься ею.
Его губы медленно расползаются в улыбке, словно я только что ему в чем-то призналась.
– Мне кажется, ты просто хочешь верить, что поцеловала меня под действием чар.
Я отвожу взгляд, чувствуя, как к щекам приливает краска стыда.
– Может быть, я сделала это, чтобы отвлечь тебя.
– Пусть так. Главное, чтобы ты поняла, что сделала это сама.
Нахмурившись, я рассматриваю землю. Как далеко он зашел бы, если бы я тогда не отстранилась? Отвел бы меня в спальню, испытывая отвращение к тому, что делает? А я смогла бы понять его истинные чувства?
– Но ты тоже…
Меня перебивает звук шагов. Я замечаю Тирнана, стоящего перед навесом. По его лицу стекают капли, и он отчаянно моргает, глядя на нас.
– Вы живы.
Пошатываясь, рыцарь забирается в наше убежище и обессиленно опускается на землю. В его мантии прожжена дыра.
– Что произошло? – спрашивает Оук, осматривая руку Тирнана. Его кожа покраснела, но более опасных повреждений не видно.
– Рядом со мной ударила молния. – Тирнан вздрагивает. – Эта гроза образовалась не сама по себе.