– Воры! – кричит гоблин, когда мы с Оуком вместе спрыгиваем с пристани.
Я с визгом опускаюсь в воду, поднимая ураган брызг. До лодки не больше двух футов. Погружаюсь на дно до тех пор, пока не нащупываю его ногами, а потом изо всех сил отталкиваюсь и плыву вверх.
Снова оказавшись на поверхности, вижу принца, который схватился за крыло баклана. Он протягивает мне руку.
Гребу руками в его сторону, выплевывая изо рта грязную воду.
За нашими спинами раздаются крики гоблинов. Не обращая на них внимания, Тирнан затаскивает на палубу меня, а затем тянет руку к Оуку.
Разъярившийся великан прыгает в воду и идет по дну в нашу сторону.
Принц подбегает к мачте и разворачивает парус. И хотя день не слишком ветреный, ткань тут же натягивается и надувается. Не знаю, что за магия здесь применена, но, похоже, гоблины не могут ею управлять. Всего через несколько секунд мы оказывается вдали от великана.
Я слизываю соль с верхней губы. Тирнан берется за штурвал и уводит нас прочь от берега. Раздается свист крыльев – это Тич летит к нам прямо с рынка. Сделав один круг, он опускается на мачту.
Проходит совсем немного времени, и пристань окончательно теряется из вида.
Оук встает на нос лодки, плотнее укутываясь в мантию, и устремляет взгляд в море.
Я думаю о том, как плыла к островам Эльфхейма на корабле, значительно превосходившем размером нашу нынешнюю лодку. Большую часть путешествия меня держали в каюте, но пару раз все-таки вывели на палубу, чтобы я могла подышать соленым морским воздухом и послушать крики чаек.
«Если ты выйдешь замуж за мальчишку, – говорила мне леди Ноури, – не вырезай ему сердце из груди сразу же. Я знаю, какая ты кровожадная, но придется проявить немного терпения». А потом она тихо смеялась.
Я кивала, пытаясь выглядеть кровожадной и терпеливой. Я была готова сделать все что угодно, только бы мне позволили посидеть на солнце подольше.
Я не горела желанием убивать мальчика, которого ни разу в жизни не встречала, но, надо признаться, тогда я мало об этом задумывалась. Если такова была воля леди Ноури, если, подчинившись ей, я могла избежать наказания, то я сделала бы это не колеблясь.
Трудно поверить, как быстро я изменилась настолько, что перестала себя узнавать.
Хотелось бы мне знать, каким Оук видит себя перед сражением. И каким видит после.
– Рэн. – Зов Тирнана возвращает меня к реальности. – Что ты можешь рассказать о том месте, куда мы направляемся?
Я погружаюсь еще глубже в прошлое, скрытое пеленой боли.
– В Цитадели три башни и три входа, если считать воздушный. – Схематично черчу их мокрым пальцем на древесине палубы.
Тирнан хмурится.
– Что? – спрашиваю я. – Я знаю это место не хуже Гиацинта.
– Просто задумался о воздушном входе, – осторожно произносит Тирнан. – Мне кажется, я впервые про него слышу.
Я киваю.
– Это не то чтобы настоящая дверь. Просто сводчатый проем в одной из башен. Крылатые существа попадают внутрь именно этим путем.
– Например, птицы, – подхватывает он. – Возможно, Гиацинт все-таки упоминал, что пользовался этим входом.
– Остальные входы охраняет стража, – сообщаю я. – Раньше это были представители сокрытого народа. Возможно, теперь их заменили на палочников.
Тирнан ободряюще кивает, призывая меня продолжать.
– Основание и первый этаж Цитадели выложены из черного камня. Все прочие стены состоят изо льда. Местами они матовые – зачастую почти прозрачные, – а местами мутные и непроницаемые. Где бы ты ни прятался, тебя, скорее всего, выдаст твоя тень, – говорю я. Этот факт хорошо известен мне из личного опыта. – Темница находится в той части замка, которая состоит из черного камня.
Тирнан достает из кармана кусочек грифеля.
– Держи. Попробуй как-нибудь нарисовать.
Парой темных штрихов изображаю на деревянном настиле гарнизонные ворота и внутренний двор.
Я знаю Цитадель как свои пять пальцев. Знаю, где почивает леди Ноури, знаю, где расположены ее тронный и пиршественный залы. Гиацинт мог подробно описать, как Цитадель укреплена и как охраняется, мне же известно, сколько ступенек ведет на вершину каждой башни. Я помню каждый угол, в котором могла спрятаться маленькая девочка, каждое укромное местечко, откуда ее могли вытащить.
– Если бы мне удалось попасть в спальню леди Ноури, я бы смогла отдать ей приказ, – произношу я. – Вряд ли она держит там много стражников.
Но даже если при ней не будет охраны, то у нее останутся амбиции, жестокость и готовность пролить реки чужой крови. Они с лордом Джарелом ненавидели слабость, словно это болезнь, которой можно заразиться.
Я представляю, как уздечка впивается в кожу леди Ноури. Представляю, какое удовлетворение испытаю, увидев ужас на ее лице в тот момент, когда она поймет, что ловушка захлопнулась. Как высокомерное выражение, которое она привыкла носить, подобно броне, уступит место панике.
Картина, которую рисует мое воображение, доставляет мне удовольствие. Видимо, я похожа на своих родителей больше, чем мне хотелось бы думать.
Стремясь отвлечься от этого печального открытия, я поднимаюсь на ноги и иду на мыс лодки, где сидит Оук, укутанный в сырую мантию. Мокрые кудри целуют щеки, приклеиваются к его шее и маленьким, остроконечным рожкам. Его губы посинели и теперь почти не отличаются от моих.
– Тебе стоит переодеться в сухую одежду, – говорит он мне.
– Прислушайся к собственному совету, принц.
Он осматривает себя с таким удивлением, будто все это время не замечал, что мерзнет. Потом переводит взгляд на меня.
– Хочу тебе кое-что отдать.
Я протягиваю руку, думая, что он вернет шпильку, но он кладет на мою ладонь уздечку.
– Зачем? – спрашиваю я, уставившись на него.
– Кому-то из нас нужно ее хранить. Пускай это будешь ты, – отвечает он. – Только отправься в Цитадель вместе с нами и постарайся верить мне, что бы ни случилось, что бы я ни сказал и ни сделал – в будущем или прошлом. Моя цель заключается в том, чтобы мы все пережили этот поход. Чтобы мы победили.
Я хочу ему верить. Как же сильно я этого хочу.
Сжимаю в пальцах кожаные ремешки уздечки.
– Конечно, я отправлюсь в Цитадель.
Наши взгляды встречаются.
– Хорошо.
Я позволяю себе расслабиться и поверить, что нас связывает дружба.
– А что насчет моей шпильки?
Он одаривает меня широкой улыбкой и вручает украшение. Я провожу пальцем по серебряной птичке, а потом закалываю шпилькой не свои, а его волосы. Когда мои пальцы скользят по его шее и касаются шелковых локонов, Оук вздрагивает, и мне кажется, что виной тому совсем не холод. Мое внимание внезапно фокусируется на его теле – на длинных ногах и изгибе губ, на шее с мягкой ложбинкой и острых кончиках ушей, где раньше были серьги. На локоне, который выбился из-под моей шпильки и, касаясь светло-коричневого рога, падает на его скулу.
Когда мы смотрим друг другу в глаза, воздух между нами рассекает страсть – острая, как клинок. Время замедляется. Я хочу укусить его за губу. Хочу почувствовать жар его кожи. Скользнуть рукой под кольчугу и провести пальцами по лабиринту шрамов.
Хоб взлетает с мачты, и мы оба вздрагиваем. Внезапно осознав, где нахожусь, я вскакиваю на ноги, пожалуй, слишком быстро. Мне даже приходится ухватиться за деревянные крылья баклана, чтобы не свалиться в море.
Тирнан стоит где-то в двадцати футах от нас, вперив взгляд в горизонт, но я все равно краснею, словно он способен прочесть мои мысли.
– Рэн? – Оук смотрит на меня странным взглядом.
Я бегу к штурвалу, пригибаясь, чтобы не удариться о поперечную мачту. Но, даже оказавшись на расстоянии от принца, я все еще отчаянно желаю до него дотронуться.
К счастью, Оук не следует за мной. Он спускается с носа, чтобы переодеться в сухую одежду. Через некоторое время присоединяется к Тирнану на корме и молча забирает у него штурвал.
Зачарованная лодка, гонимая невидимыми ветрами, летит по морю. Мы встречаем шхуны, танкеры, прогулочные баржи и рыболовные судна. Взяв направление на север, мы проходим мимо побережья штата Мэн с одной стороны и островами Эльфхейма – с другой. Затем минуем залив Святого Лаврентия и оказываемся в Лабрадорском море.
Все должно было вернуться на круги своя, но этого не происходит. Каждый раз, когда Оук касается меня, передавая ломтик хлеба или бурдюк с водой, я не могу этого не замечать. Когда настает моя очередь вести ночью корабль по звездам, лицо принца притягивает мой взгляд, словно я могу увидеть его сны и через них узнать его тайны.
Со мной явно что-то не так.
На третий день, после завтрака, я поворачиваюсь к борту, чтобы выбросить в море огрызок яблока, но вдруг замечаю, что лодку окружили акулы. Их плавники бесшумно прорезают мертвую зыбь. Они поднялись так близко к поверхности воды, что я могу рассмотреть их длинные бледные тела.
У меня перехватывает дыхание.
Оук подносит руку к лицу, чтобы прикрыть глаза от яркого солнца, и в этот момент из моря выплывает русалка. Ее волосы серебрятся, словно солнечный свет, отраженный в воде.
– Лоана, – произносит он с улыбкой, которая почти не выглядит натянутой.
Я помню это имя. Лоана. Одна из его возлюбленных. Та, что хотела его утопить.
Я бросаю взгляд на Тирнана. Он сжимает рукоять меча, но не вынимает его из ножен. Сомневаюсь, что клинок окажется в этой ситуации полезен.
– Ты послал за мной гонца, и вот я здесь, принц Оук. Знал бы ты, как тебе повезло, что я приплыла! По мере того как сила королевы Орлаг угасает, во всех концах Подводного мира возникают новые претенденты, и каждый из них пытается завладеть преимуществом. Еще чуть-чуть, и у тебя не останется друзей под водой, кроме меня.
– Соглашение с землей по-прежнему в силе, – напоминает ей Оук.
– Но только пока, красавчик. – У нее ярко-голубые, как стеклянная галька, глаза. Волосы разметались по воде и напоминают серебристый нимб. Русалка лениво поднимает хвост на поверхность, а затем с громким шлепком вновь погружает в море. – Ходят слухи, что Никасия собирается устроить соревнование, а потом выйти замуж за победителя.