Тирнан быстро раскручивает петли ножом, пока я заворачиваю Оука в слишком большое для него шерстяное одеяло. Поддавшись соблазну, откидываю упавшие ему на глаз бронзовые локоны. Когда прикасаюсь к нему, он вздрагивает.
«Видишь, – говорю я себе. – Он жив».
– Далеко мы его не унесем, – предупреждаю я Тирнана, хотя это очевидно.
Тирнан уже снял дверь с петель, и мы увидели, что снаружи ее подпирал огромный булыжник. Правда, камень скорее круглый, нежели квадратный, и между ним и дверным проемом остается немного пространства.
– Ты маленькая. Протиснись в щель и найди, куда можно положить Оука – телегу, сани, что угодно. Я пока попытаюсь вынести его наружу, – указывает мне Тирнан.
– Я быстро, – обещаю я и ныряю в проем между камнем и внешней стеной дома. Стараясь двигаться осторожно, залезаю на булыжник, и вот я уже на свободе.
Поселение троллей залито золотистым солнечным светом, и мне даже странно видеть его таким пустынным. Поскольку Горга является представительницей деревни, я предполагаю, что она богаче остальных, и решаю начать поиски с ее владений. Крадучись огибаю дом и оказываюсь на заднем дворе. На краю лужайки стоит небольшой сарай, выложенный из камня и глины. Открыв замок ножом, замечаю там сани и веревку.
Сани. Именно то, что нам нужно для Оука.
«С ним все будет хорошо. Он очнется вовремя, чтобы найти отца и выслушать ругательства Тирнана, а я…»
От мыслей о том, что я сделаю, когда очнется Оук, меня отвлекает запах гниения. На холоде он ощущается не так сильно, но я не сомневаюсь, что он исходит из сарая. Я обхожу сани, продвигаясь вглубь помещения. Источником смрада, похоже, является стоящий у дальней стены сундук.
Он не заперт, и, поддев крышку, я легко его открываю.
Внутри лежит одежда, оружие и другие припасы. Мечи. Стрелы. Все запачкано запекшейся кровью и потемнело от времени. Это вещи, принадлежавшие жертвам, которые когда-то шли через лес. У меня колотится сердце при мысли, что тут могла оказаться и моя одежда вместе с золотистой кольчугой Оука. Стиснув зубы, я засовываю руку в сундук и копаюсь в нем, пока не нахожу табард, похожий на те, что носили солдаты Мадока. Возможно, он когда-то принадлежал Лихорну, чью голову мы видели надетой на кол посреди заснеженного поля. Я нахожу и другую одежду, которая напоминает мне одеяния сокрытого народа, раньше служившего леди Ноури. На некоторых из моих находок виднеются брызги крови.
С отчаянно бьющимся сердцем смотрю на доказательства печальной участи, постигшей путников. Навалив одежду на сани, тяну их обратно к дому. Тирнан уже стоит на заснеженном дворе, а Оук опирается на него всем телом. Он производит впечатление гуляки, который отключился, перебрав вина.
– Нужно убираться отсюда, – шепчу я.
Застлав сани одеждой, мы укладываем на них Оука и привязываем его веревкой к каркасу. Тирнан тащит сани за собой, и мы начинаем медленно выбираться из поселения троллей, двигаясь так тихо, как только возможно.
Как только мы подходим к границе леса, я чувствую, что заклятье хочет направить меня по ложному пути, в самое сердце чащи. Но теперь, когда я знаю об этих чарах, им труднее мной управлять. Поэтому решаю идти первой, чтобы показывать Тирнану дорогу. Каждый шаг дается с трудом, словно я пробиваюсь сквозь туман, но мы все же достигаем окраины леса.
Я оглядываюсь и замечаю, что Тирнан застыл в нерешительности.
– Куда мы…
Вижу, как позади него Оук извивается на санях, натягивая удерживающую его веревку.
– Нам сюда. – Мне кажется, что мои ноги налились свинцом, но я заставляю себя схватить Тирнана за обтянутую перчаткой руку и тащу его за собой. Делаю шаг. Потом еще один. Наконец мы выходим на заснеженное поле, и дышать сразу становится легче. Я отпускаю руку Тирнана и присаживаюсь на корточки, хватая ртом воздух.
Оук уже успокоился и снова лежит на санях неподвижно.
– Что это было? – спрашивает Тирнан, дрожа всем телом. Он бросает взгляд на лес, потом на меня, словно последние несколько минут стерлись из его памяти.
– Заклятье, – отвечаю я. – Чем дальше отойдем от леса, тем лучше. Идем.
Мы двигаемся по снегу, отражающему солнечный свет.
Так проходит все утро. Через час Оук начинает что-то бормотать себе под нос. Мы останавливаемся и подходим к нему, но он по-прежнему не осознает, где находится.
– Моя сестра думает, что только она может принимать яды, но я и есть яд, – шепчет он сам себе. Его глаза полуприкрыты. – Яд течет в моей крови. Я отравляю все, к чему прикасаюсь.
Я не ожидала услышать от него нечто подобное. Все вокруг обожают его. Но я помню, как в тринадцать лет он сбегал из дома, уверенный, что многие проблемы королевской семьи – его вина.
Хмурюсь от этих мыслей. Мы бредем дальше, и я чувствую, как кусочки льда застревают в моих волосах и впиваются в язык.
– Ты знаешь, какой у тебя сильный характер? – говорит Тирнан, выпуская изо рта облачко пара. – А еще ты очень сообразительная.
Возможно, так он благодарит меня за то, что я вывела его из леса.
– Значит, я не бешеный зверь, недостойный того, чтобы называться твоим спутником в этом походе? – язвительно отзываюсь я. Все-таки я еще не простила его за то, что он привязал меня к кровати в мотеле.
Он не пытается оправдаться.
– И ты вовсе не безобразна. Если тебе интересно мое мнение, в чем я весьма и весьма сомневаюсь.
– Зачем ты мне все это говоришь? – тихо спрашиваю я. Оглядываюсь на Оука, но он пристально изучает небо, тихонько смеясь себе под нос. – Ни за что не поверю, что тебя волнует то, как я выгляжу.
– Он говорил о тебе, – отзывается Тирнан.
Вот теперь я и правда чувствую себя диким зверем, которого пытаются выманить из логова. Я и хочу, чтобы он продолжил, и страшно этого боюсь.
– И что он говорил?
– Сказал, что не нравится тебе. – Тирнан бросает на меня оценивающий взгляд. – Я тогда подумал, может, вы поссорились в детстве. Но сейчас мне кажется, что он тебе нравится. Просто ты не хочешь, чтобы он об этом знал.
Он попал в самую точку, и это причиняет мне боль. Изо всех сил сжимаю свои острые зубы.
– Принц привык льстить. Очаровывать. Хитрить, – сообщает Тирнан, хотя в этом нет никакой необходимости. – Поэтому, когда он говорит что-то от всей души, ему нелегко поверить. Однако никто никогда не обвинял меня, что я льстец, и могу с уверенностью сказать… – Он осекается, потому что далеко впереди, среди снегов, проступают очертания Цитадели Ледяной Иглы.
Сейчас в ней на одну башню меньше, чем я помню. Некогда замок из облачного льда, похожий на огромный кусок кварца, насчитывал огромное количество шпилей и зубцов, но многие из них дали трещину и откололись. Зазубренные сосульки, когда-то служившие украшением, достигли гигантских размеров и теперь полностью заслоняют некоторые из окон и каскадом ниспадают по стенам. У меня перехватывает дыхание. Я столько раз видела это место в кошмарах, что сейчас, когда оно снова предстало передо мной, пусть и в полуразрушенном виде, я не могу отделаться от ощущения, что попала в очередной жуткий сон.
Глава 14
Солнечные лучи озаряют снег, растапливая слой льда, которому снова предстоит застыть с наступлением ночи. Сделав шаг, я чувствую, как под ногами трещит наст. Он тут же покрывается сеткой из трещин.
В этот раз я не падаю. Но среди сияющей, отражающей солнце заснеженной равнины очень сложно спрятаться.
Пока мы медленно продвигались к Цитадели, Оук очнулся и, развязав веревку, слез с саней, после чего объявил, что с ним все вполне хорошо. Однако вскоре выяснилось, что «вполне хорошо» – не совсем то же самое, что «хорошо», поскольку теперь он из последних сил бредет за нами на заплетающихся ногах, словно пьяный.
Тич снова отыскал нас и стремительно спикировал, опустившись на плечо Тирнану. Рыцарь попросил хоба отправиться на разведку.
– Давайте остановимся на привал, – говорит Тирнан, и Оук с благодарным видом опускается на снег. – Рэн предлагает нам всем переодеться.
– Я ценю твою заботу, чтобы мы все выглядели наилучшим образом, – произносит принц.
Я успела узнать Оука достаточно хорошо, поэтому ни на секунду не сомневаюсь, что он разгадал мой план. Я достаю форменную одежду, которую украла у Горги. Для себя, поскольку у меня голубоватая кожа, я выбрала платье служанки. У представителей сокрытого народа, как и у самой леди Ноури, кожа сероватого оттенка, а также у них есть хвосты. Моя кожа не подходит, да и хвоста у меня не имеется, но его отсутствие скроет длинная юбка.
Уздечку оборачиваю тканью, прижимаю к талии и закрепляю под платьем наподобие корсета. Нож опускаю в карман.
Я переодеваюсь быстро. Оук, дрожа от холода, натягивает грубые шерстяные штаны поверх гладких льняных брюк. Они свисают достаточно низко, чтобы его наполовину скрытые снегом копытца походили на сапоги. Тирнан тоже облачается в форму, ни на секунду не переставая дрожать.
– Не очень-то рассчитывай на маскировку, – предостерегаю Оука. – Если тебя увидят вблизи, то наверняка узнают.
Все-таки он принц, и его копытца очень похожи на ноги покойного принца Дайна.
– Вот почему в Цитадель вместо вас должен пойти я, – повторяет Тирнан приблизительно в миллионный раз.
– Ерунда. Если меня схватят, мою голову по крайней мере не насадят на кол в ту же секунду, – парирует Оук.
Возможно, в его словах есть доля смысла. Но все-таки.
– Да, но вероятность, что тебя схватят, выше, – говорю я.
– Еще один веский аргумент за то, почему туда должен пойти я, – вставляет Тирнан.
– Какой ты прагматик. – В устах Оука это слово звучит как ругательство.
Мы подходим к Цитадели так близко, как только осмеливаемся, а затем вырываем в снегу пещеру, чтобы дождаться там наступления ночи. Оук и Тирнан подтягивают ноги к груди и обхватывают их руками, но губы принца все равно приобретают голубоватый от– тенок.
Я расстегиваю мантию, которую носила все это время, и протягиваю ему.