Я рассчитывала увидеть идеальный порядок, который помнила из детства, но, открыв огромный шкаф леди Ноури, сделанный из черного дерева и украшенный зубами разных зверей и существ, я замечаю, что несколько платьев кучей просто свалены на дне. Это великолепные наряды из алой и переливчато-серебристой ткани с бусинами, похожими на застывшие слезы; одеяния, полностью состоящие из черных перьев. Приглядевшись, я замечаю на них пятна и дыры. Они такие же старые, как и разрушившиеся башни замка.
Судя по беспорядку, леди Ноури одевалась второпях и без помощи слуг. Во всем этом зрелище сквозит отчаяние, не сочетающееся с необъятной властью, которую она стремится захватить.
Оук кладет ладонь мне на плечо. Я вздрагиваю.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
– Когда лорд Джарел и леди Ноури только забрали меня из мира смертных ко Двору Зубов, они пытались проявлять ко мне доброту. Кормили меня вкусной едой и одевали в красивые платья. Называли меня своей принцессой и говорили, что я стану прекрасной и любимой народом королевой. – Слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю сдержать их. Принимаюсь копаться в шкафу, чтобы не смотреть на лицо Оука. – Я все время рыдала не переставая. Так продолжалось в течение недели, пока я окончательно не вывела их из себя.
Оук молчит. Хотя он знал меня ребенком, ему не довелось увидеть меня такой – еще не потерявшей веру в доброту мира.
С другой стороны, он жил с сестрами, которых тоже выкрали из мира смертных. Возможно, он видел их слезы.
– Лорд Джарел и леди Ноури приказали слугам погрузить меня в зачарованный сон, и те повиновались. Однако это не помогло. Я продолжала плакать.
Оук слегка кивает, словно опасаясь, что если сделает более заметный жест, то разрушит чары и я прерву свой рассказ.
– Лорд Джарел принес мне прекрасное стеклянное блюдо, на котором лежали кусочки фруктового льда, – продолжаю я. – Я попробовала один из них, и вкус оказался настолько восхитительным, что не поддавался описанию. Мне казалось, что я ем прекрасный сон. «Я буду кормить тебя этим каждый день, если ты прекратишь плакать», – сказал он. Но я не могла.
Тогда он принес мне бриллиантовое ожерелье, холодное и прекрасное, словно лед. Когда я надела его, мои глаза засияли, а кожа и волосы начали сверкать, словно присыпанные блестками. Я выглядела необыкновенно красивой. Но когда он приказал мне перестать плакать, я не смогла.
Он сильно разозлился и сказал, что если я не прекращу, то он превратит мои слезы в стекло, которое поранит мне щеки. И исполнил свою угрозу. Но я все равно плакала, и вскоре слезы уже нельзя было отличить от струек крови, стекавших по моему лицу. И тогда я начала учиться разрушать их заклятья. Им это не понравилось.
Потом они сказали, что позволят мне снова увидеться с этими смертными – они называли мою семью «этими смертными» – на один день по прошествии года, но только если я буду себя хорошо вести.
Я пыталась. Сдерживала слезы и царапала на ледяной стене у своей кровати цифры, ведя счет дням.
Однажды ночью я вернулась в комнату и обнаружила, что мои записи изменились. Я была уверена, что минуло уже пять месяцев, но, судя по цифрам на стене, прошло немногим больше трех.
Тогда я поняла, что никогда больше не попаду домой, но как бы мне ни хотелось разрыдаться, в глазах не было ни слезинки. С тех пор я больше ни разу не плакала.
В глазах Оука отражается ужас.
– Я не должен был просить тебя вернуться сюда.
– Главное, не оставляй меня здесь, – молю его, чувствуя себя невероятно уязвимой. – Вот мое желание за ту победу, которую я одержала много лет назад.
– Обещаю, – отвечает он. – Если это будет в моей власти, мы уйдем отсюда вместе.
Я киваю.
– Мы найдем ларец и уничтожим леди Ноури, – произношу я. – И я больше никогда сюда не вернусь.
Но, открыв все ящики и просмотрев все вещи леди Ноури, мы не находим ни костей, ни следов магии.
– Похоже, она хранит его в другом месте, – говорит Оук, отрывая взгляд от коробки, в которой он копается.
– Возможно, в тронном зале, – предполагаю я. И хотя нам снова придется спуститься по лестнице и пройти мимо стражи, я буду только рада убраться из этой жуткой комнаты.
– Мой отец может знать, где искать ларец, – говорит Оук. – Знаю, ты считаешь, что…
– Давай пойдем в темницу, – неохотно соглашаюсь я.
Я в последний раз окидываю спальню взглядом и вдруг замечаю в кровати кое-что странное. Ее каркас сделан изо льда, внутри которого заморожен какой-то предмет – не красный, а молочно-коричневый.
– Оук? – зову я.
Он оборачивается, пытаясь проследить за моим взглядом.
– Ты что-то нашла?
– Пока не уверена.
Я подхожу к кровати и, откинув одеяло с простыней, вижу, что внутри заморожены три жертвы. В отличие от тел, находящихся в стенах, они не распотрошены. Я даже не могу сказать, от чего они погибли.
Пока разглядываю их, происходит невероятное: один из трупов открывает глаза.
Я отскакиваю назад, и в этот момент труп разевает рот, издавая звук, похожий и на стон, и на песню одновременно. Два других тела тут же пробуждаются от забытья и присоединяются к первому, создавая жуткий потусторонний хор.
Они бьют тревогу.
Оук хватает меня за плечо и толкает к двери.
– Это ловушка! – кричит он. – Уходим.
Я несусь вниз по лестнице так быстро, как только могу, едва не поскальзываясь и придерживаясь рукой за стену. Слышу, как позади меня стучат копытца Оука.
Мы добираемся до нижней степени, но нас уже окружает десяток стражников – бывшие соколы, сокрытый народ, ниссе и тролли. Они выстраиваются рядами с оружием наперевес. Оук прижимается спиной к моей спине, и я слышу, как его тонкий меч с лязгом покидает ножны.
Глава 15
Оук успевает убить двух троллей и одного ниссе, прежде чем другому троллю удается приставить нож к моему горлу.
– Остановись, – выкрикивает он, прижимая лезвие к моей коже так, что я ощущаю жжение. – Иначе девчонка умрет.
Взгляд Оука остается безучастным, и я не уверена, слышит ли он стражника. Однако в следующе мгновение он замирает и опускает клинок. Кажется, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы снова прийти в себя.
Однако стражники по-прежнему боятся приблизиться к принцу – для этого им придется переступать через тела своих мертвых товарищей. С его тонкого, как игла, клинка падают капли крови.
– Брось меч на землю, – приказывает ему другой солдат.
– Поклянитесь, что не причините ей вреда, – тяжело дыша, отвечает Оук. – И мне тоже. Я бы хотел, чтобы мне тоже не причиняли вреда.
– Если не бросишь клинок, я перережу горло сначала ей, а потом тебе, – угрожает тролль. – Как тебе такое обещание? – Солдат стоит так близко, что я чувствую запах его кожаной брони, масла, которым он смазывал нож, и засохшей на лезвии крови. Чувствую жар его дыхания. Рука, сжимающая мне шею, тверда, как камень.
Я всеми силами стараюсь не поддаваться панике. По-прежнему сжимаю в руке нож, однако тролль крепко держит меня за запястье.
Однако я могу укусить его за руку. Мои зубы остры настолько, что способны пронзить даже плоть тролля. Резкая боль заставит его ослабить хватку – либо перерезать мне горло. Но даже если мне повезет и я смогу воспользоваться моментом, вырваться из его рук и добежать до Оука, то что потом? Нам ни за что не выбраться из Цитадели. Скорее всего, мы не сможем выбраться даже из этого коридора.
Оук держит опущенный меч одними пальцами, но не бросает его.
– Ваша госпожа пригласила меня сюда, чтобы я доставил ей живое сердце Меллит. Полагаю, она будет чрезвычайно разочарована, если вы лишите ее этого подарка. Мертвым я вряд ли смогу вручить его леди Ноури.
По моему телу пробегает дрожь от одной только мысли, что она получит желаемое, хоть мне и известно, что все это игра, хитрость, афера. У Оука нет сердца Меллит. Опасность лишь в том, что леди Ноури может догадаться об этом.
Но это не будет иметь значения, если я окажусь с ней в одной комнате. Нужно только, чтобы я могла говорить.
Оук продолжает:
– Вы почти поймали нас. Теперь вам достаточно пойти на маленькую уступку, и я последую за вами безропотно, словно ягненок.
– Брось клинок, принц, – повторяет один из бывших соколов. – И вы с девчонкой не пострадаете от наших рук, пока мы сопровождаем вас в тронный зал. Там ты сможешь предстать перед леди Ноури и взмолиться о пощаде, а также объяснить, почему, явившись в Цитадель по ее приглашению, ты был схвачен нами на пути из ее личных покоев.
Оук бросает меч, и тот с лязгом падает на пол.
Один из стражников вырывает нож из моей руки, а другой берет моток веревки и, засунув ее между моих губ, завязывает узлом на затылке. Пока они ведут меня по коридору, подталкивая в спину, я пытаюсь разгрызть веревку, но, хотя мои зубы остры, связали меня на славу. Когда мы добирается до тронного зала, кляп по-прежнему у меня во рту.
Принц свободен от пут, однако на него со всех сторон наставлены обнаженные клинки. Не знаю, можно ли рассматривать это как знак уважения к его персоне, или же стражники просто не хотят рисковать и подходить к нему слишком близко.
Но я знаю одно: мне нужно вернуть себе возможность говорить. Всего пара слов, и леди Ноури окажется у нас в руках.
Тролль толкает меня, и я падаю на четвереньки прямо перед леди Ноури.
Она встает из-за длинного, заставленного едой стола. Мы прервали ее трапезу.
Ее белые волосы заплетены в сложную прическу из кос, некоторые из которых, впрочем, выбились и спадают ей на плечи. Она одета в шикарное платье из черных перьев и серебряной ткани, оттенок которой постепенно темнеет и к краю подола становится совсем черным. Вокруг нее толпятся бывшие соколы – раньше они верно служили главному генералу Эльфхейма, а теперь ими командует она одна.
Когда я смотрю на нее, меня наполняют те же ненависть и страх, которые сковывали мое тело в детстве.