– Я бы сказала, что ты потеряла себя по пути сюда, но на самом деле это случилось гораздо раньше, – произносит Грозовая ведьма, когда я прохожу мимо. – Проснись, птичка.
Открываю рот, чтобы напомнить ей, что я потеряла язык, а вместе с ним, быть может, и надежду.
Богдана кривит лицо, и на мгновение меня охватывает новая волна страха и головокружения. Заставлять ее морщиться от неудовольствия – очень опасная затея.
– Шевелись, – повторяет стражник, пихая меня в спину между лопатками.
Только оказавшись в коридоре, я оглядываюсь и встречаюсь взглядом с фиолетовыми глазами Гиацинта.
Глава 16
Несколько секунд мы молча смотрим друг на друга.
– Я говорил вам, что отправить меня сюда было бы мудрым решением. И поскольку вы не отдали мне приказа, который бы напрямую этому противоречил, я пришел по своей воле, – говорит Гиацинт так тихо, что только я могу слышать.
Я не могу ему ответить. Покачнувшись, прислоняюсь к стене. Из-за охватившей все тело боли мне тяжело думать, и я не до конца уверена, на моей ли он стороне.
– Радуйтесь, что я принял это решение, – продолжает он и направляет на меня копье так, что острие замирает в нескольких дюймах от моего горла. – На нас смотрят. Идемте.
Я поворачиваюсь к нему спиной и шагаю по коридору. Он делает вид, что снова толкает меня, чтобы я двигалась быстрее. Мне притворяться не приходится: я и правда спотыкаюсь на каждом шагу.
Несколько раз пытаюсь обернуться, чтобы встретиться с ним взглядом и понять его намерения, но он лишь подталкивает меня вперед.
– Тирнан с вами? – спрашивает он, когда мы доходим до ворот темницы.
Гиацинт рассказывал о своей верности. Он был верен отцу Оука. Я надеюсь, что он верен и мне. Возможно, в какой-то мере он до сих пор верен Тирнану. Гиацинт не доверял сладкоречивому очарованию Оука и, вероятно, хочет спасти Тирнана от его влияния.
Я киваю.
Вместе мы направляемся к камерам, идя по ледяным коридорам, прорытым в мерзлой земле. Здесь пахнет железом и сырым камнем.
– Сердце Меллит у него?
Какой опасный вопрос. Учитывая неприязнь, которую Гиацинт испытывает к Оуку, я не уверена, хочет ли он, чтобы леди Ноури заполучила желаемое. К тому же мне не известно, что именно лежит в ларце, который хранится у Тирнана. А еще очень сложно сосредоточиться из-за ужасной боли во рту.
Я не могу придумать, как выразить хоть какую-то из этих мыслей, поэтому пожимаю плечами и жестом указываю на губы.
Он разочарованно хмурится.
Большинство камер пустует. Когда я жила в Цитадели, они были битком забиты теми, кто вызвал неудовольствие лорда Джарела и леди Ноури: бардами, чьи баллады задели их чувства, дерзкими придворными, слугами, допустившими большую или маленькую ошибку. Но сейчас, когда замок почти обезлюдел, здесь есть лишь один узник, помимо меня.
Мадок сидит на деревянной скамье, прислонившись к каменной стене, подальше от решетки, невыносимо разящей железом. Его нога перевязана в двух местах – неаккуратно и наспех, как будто он бинтовал ее сам. Я замечаю у него на глазу повязку, сквозь которую сочится кровь. Он дрожит, а его зеленая кожа кажется слишком бледной при мерцающем свете тюремной лампы. Вероятно, он уже много недель страдает от холода.
Гиацинт отпирает дверцу камеры и заводит меня внутрь. Я внимательно слежу за тем, чтобы случайно не коснуться металлических прутьев решетки.
– Я освобожу вас, – шепчет он, когда я прохожу мимо него. – Когда все будет готово, вам доставят ключ. Ждите меня в алькове напротив тронного зала. Я приведу лошадь.
Я вопросительно смотрю на него.
Он вздыхает.
– Да, ее самую. Летунью. Несмотря на девчачье имя, она быстра и тверда на ногу.
Он закрывает дверь. Я благодарна ему за то, что он не стал меня обыскивать и не нашел уздечку, обернутую вокруг моей талии и скрытую под формой служанки. Я не уверена, как бы он с ней поступил.
Ощущаю новый приступ головокружения и бреду к скамье, переживая, что не успею до нее добраться. Я потеряла много крови.
Гиацинт устремляет взгляд на Мадока, и на его лице отражается боль.
– Как вы, сэр?
– Приемлемо, – отзывается красный колпак. – Что с девчонкой? Она выглядит так, словно откусила кому-то руку.
Удивительно, но его слова смешат меня. Правда, вместо смеха я издаю какой-то странный звук.
– Ее язык, – коротко поясняет Гиацинт, и Мадок кивает, как будто уже сталкивался с подобными ситуациями.
Хотя Гиацинт служил в армии Мадока, я никогда не задумывалась о том, что они действительно могли знать друг друга. Странно слышать, как они ведут дружескую беседу, особенно учитывая, что один из них тюремщик, а другой – заключенный.
Когда Гиацинт направляется к выходу, красный колпак бросает на меня взгляд.
– Приветствую, маленькая королева, – говорит Мадок с кривой усмешкой. Может, он и не приходится Оуку родным отцом, но я узнаю этот озорной взгляд. – Вы выросли и вернулись сюда, чтобы уничтожить свою создательницу. Не стану вас в этом винить.
Я почти уверена, что у него нет одного глаза. Я помню старого генерала по бесконечным встречам и пирам, когда сидела в грязи или шла на поводке вслед за лордом Джарелом. Помню его спокойную манеру речи и горячее вино, которое он однажды дал мне, а также красноватый блеск крови, который не раз замечала на его зубах.
Такой же блеск, который появляется на моих зубах, когда я сплевываю кровавую слюну вместо того, чтобы ее проглатывать.
Гиацинт говорит Мадоку что-то еще, а я опускаю голову на руки, вытягиваясь на скамье. Снова чувствую головокружение и закрываю глаза, надеясь, что оно пройдет само и я снова смогу сесть. Однако в следующее мгновение меня поглощает тьма.
Очнувшись от забытья, сразу слышу голос Оука:
– Она дышит ровно.
К тому времени, когда я полностью прихожу в себя, уже говорит Мадок.
– Для тебя будет лучше, если она не проснется, – доносится до меня его глубокий, раскатистый голос. – Что произойдет, когда она узнает о твоем обмане? Что будет, когда она осознает, какая роль в твоем плане отведена ей?
Я замираю, стараясь ни одним неосторожным движением не выдать того, что пришла в сознание и внимательно их слушаю.
Голос Оука пропитан покорностью.
– Ей придется решить, как сильно она меня ненавидит.
– Убей ее, пока можешь, – мягко произносит старый генерал. В его голосе звучит смесь сожаления и смирения.
– Для тебя это решение всех проблем, – отзывается Оук.
– А ты вечно пытаешься залезть в пасть ко льву, надеясь, что ему не понравится твой вкус.
Несколько долгих секунд Оук молчит. Я вспоминаю, как обнадеживающе он улыбался мне, когда его ранило отравленной стрелой. Как одним глотком выпил яд. Вспоминаю слова Тирнана о том, что он пытается отвлечь на себя внимание наемных убийц, чтобы защитить семью. Мадок не ошибся: Оук действительно бросается навстречу опасности. На самом деле я не уверена, осознает ли Мадок, до какой степени он прав.
– Я начинаю терять надежду, что ты возьмешься за ум, – наконец говорит красный колпак. – У тебя нет стремления к власти. Ты отказываешься от нее, даже когда она сама предлагает тебе схватить себя за горло.
– Довольно об этом, – резко отвечает Оук, словно они ведут этот спор далеко не в первый раз. – Во всем, что произошло, виноват ты. Почему ты не мог набраться терпения и остаться в изгнании? Почему не смирился со своей судьбой?
– Это не в моем характере, – мягко отзывается красный колпак, как будто Оук и сам должен понимать, что сказал глупость. – И я не думал, что за мной придешь ты.
Принц вздыхает. Я слышу легкий шелест.
– Позволь мне взглянуть на твои раны.
– Прекрати суетиться из-за пустяков, – отмахивается Мадок. – Если бы боль беспокоила меня, это означало бы, что я ошибся с профессией.
Долгое время никто не нарушает тишину. Я думаю, не стоит ли мне зевнуть или еще как-нибудь показать, что я очнулась.
– Я ни за что не стану ее убивать, – говорит Оук так тихо, что я едва его слышу.
– Тогда надейся, что она не убьет тебя, – отзывается генерал.
Услышав эти слова, я некоторое время лежу очень-очень тихо. Наконец слышу звук шагов служанки и звон тарелок. Пользуюсь этим и, тихонько застонав, переворачиваюсь на спину.
Копытца Оука стучат по полу, и вот он уже стоит на коленях передо мной. Его золотистые волосы растрепаны, лисьи глаза полны тревоги.
– Рэн, – выдыхает он, просовывая руки между прутьями несмотря на то, что железо обжигает ему запястья. А потом проводит пальцами по моим волосам.
«Что произойдет, когда она узнает о твоем обмане? Что будет, когда она осознает, какая роль в твоем плане отведена ей?»
У него есть тайна, настолько ужасная, что, узнав ее, я могу его возненавидеть. Никогда бы не поверила, если бы не услышала, как он говорит это отцу.
Служанка оставляет тарелки на земле перед нашими камерами. Жестокая пытка, поскольку тарелки слишком широкие и не пролезут между прутьями, а значит, пленнику придется касаться запястьем железа каждый раз, когда он будет подносить ложку ко рту. На ужин острый, жирный суп с ячменем и каким-то мясом – возможно, мясом морских птиц.
Я приподнимаюсь на скамье, пытаясь выпрямиться.
– Мы выберемся отсюда, – говорит мне Оук. – Я попробую взломать замок, если ты одолжишь мне шпильку.
Я киваю, показывая, что поняла его, и достаю шпильку из волос.
Лицо Оука принимает серьезное выражение.
– Рэн…
– Прекрати суетиться вокруг нее. Она ведь даже пожаловаться тебе не сможет.
Красный колпак улыбается мне, как будто предлагая вместе с ним посмеяться над его сыном.
Над тем, кому он советовал меня убить.
Оук убирает руку и отворачивается, после чего поднимается на ноги, словно не замечая, что на его коже остался ожог.
Что за ужасный поступок он мог совершить? Мне приходит в голову только одно: сердце Меллит действительно у него, и он планирует отдать его леди Ноури.