– Хурклоу представляет для нас проблему, – произносит Мадок, наблюдая, как Оук сгибает острый конец шпильки и вставляет его в замок. – Если бы не его солдаты, у меня бы наверняка получилось сбежать из Цитадели, а может быть, даже захватить ее. Однако леди Ноури пообещала ему, что вскоре сможет разрушить заклинание, наложенное на Каменный лес.
– Захватить Цитадель? Ты горазд похвастаться, – произносит Оук, проворачивая шпильку и хмурясь.
Мадок фыркает, а потом переводит взгляд на меня.
– А вот Рэн точно бы не отказалась заполучить замок и земли леди Ноури.
Я качаю головой, поражаясь абсурдности этого высказывания.
Мадок приподнимает брови.
– Я ошибаюсь? Значит, ты по-прежнему сидишь за столом и ждешь, когда тебе разрешат приступить к обеду?
Мне неуютно от того, насколько точно он описал всю мою жизнь.
– Когда-то я тоже был таким, – продолжает он, обнажая острые нижние резцы.
Я понимаю, что этим разговором он пытается вывести меня из равновесия и оценить как оппонента. И все же меня смешит мысль о том, что ему могло потребоваться чье-то разрешение. Он – бывший главный генерал Эльфхейма. Красный колпак, наслаждающийся кровопролитием. Он наверняка ел человеческое мясо. Нет, он точно его ел.
Снова качаю головой. Оук смотрит на нас и хмурится, как будто нервничает из-за того, что его отец разговаривает со мной.
Мадок широко ухмыляется.
– Не веришь? Если честно, мне и самому с трудом верится. Однако большую часть жизни я провел в военных кампаниях, сражаясь на стороне Элдреда. Нравилось ли мне это занятие? Определенно. Но я был в его подчинении. Принимал награды, которые мне вручали, и был за них благодарен, но что я на самом деле получил за все свои заслуги? Моя жена влюбилась в другого. В того, кто был рядом с ней, пока я воевал.
Его бывшая жена, которую он убил. Мать трех его дочерей. Мне почему-то всегда казалось, что она ушла от него из страха, а не из-за одиночества.
Мадок бросает на Оука еще один взгляд, а потом снова переводит внимание на меня.
– Я поклялся, что использую изученные стратегии себе во благо. Я решил найти способ взять от жизни все, что хочу, – для себя и своей семьи. Каким же свободным я себя почувствовал, когда понял: чтобы что-то получить, не нужно пытаться это заслужить.
Он прав. Это наверняка невероятный шаг к личной свободе.
– Хватит выжидать, – говорит Мадок. – Вонзи уже куда-нибудь свои хорошенькие зубки.
Я настороженно смотрю на него, пытаясь понять, не издевается ли он надо мной. Наклоняюсь и, вымазав палец в грязи и собственной спекшейся крови, пишу: «Такие зубы, как у меня, бывают у чудовищ».
Мадок широко улыбается, словно я наконец-то поняла, что он имел в виду.
– Именно.
Оук отвлекается от замка.
– Отец, что именно ты пытаешься сделать? – сердитым голосом спрашивает он.
– Мы с Рэн просто разговариваем, – отвечает Мадок.
– Не слушай его. – Оук качает головой и бросает на отца раздраженный взгляд. – Он обожает давать всякие вредные стариковские советы.
– Если я вредный, – фыркает Мадок, – это еще не значит, что советы такие же.
Оук закатывает глаза. Я замечаю новый синяк над уголком его губ и рану на лбу, в его волосах запеклась кровь. Вспоминаю, как он дрался в тронном зале. Вспоминаю волну боли, которая накрыла меня, когда мне отрезали язык. Вспоминаю о том, что он стал этому свидетелем.
Я поднимаюсь на ноги и подхожу к той части решетки, где стоит еда. Конечно, я не смогу взять в рот ни ложки, но вдруг мне все же удастся просунуть тарелку в щель между прутьями? Пусть я пролью половину супа, но зато смогу отдать остатки Оуку и Мадоку.
Но когда начинаю наклонять тарелку, замечаю, что в супе плавает что-то металлическое. Ставлю ее на пол и, опустив пальцы в жирный бульон, нащупываю тяжелый ключ. Вспоминаю Гиацинта, который обещал освободить меня из Цитадели.
Я заставляю себя не смотреть ни на Оука, ни на Мадока и, схватив ключ, прячу его в платье, после чего возвращаюсь к скамье в дальней части камеры. Оук по-прежнему безуспешно возится с замком. Похоже, ни отец, ни сын не испытывают желания ужинать.
Они еще какое-то время говорят о Хурклоу. Мадок рассказывает, как тот спорил с леди Ноури о каких-то жертвах – старый генерал не понял, о каких именно, – и о том, что делать с их телами. Оук время от времени смотрит на меня, как будто хочет со мной заговорить, но не решается.
В конце концов Мадок предлагает нам всем отдохнуть, потому что завтрашний день станет «испытанием нашей способности приспосабливаться к меняющимся на ходу планам». Эта формулировка озадачивает меня. Я знаю, что Тирнан придет в условленное место и принесет с собой ларец, что бы в нем ни лежало.
Старый генерал ложится на скамейку, а Оук вытягивается на холодном полу.
Я жду, пока они уснут. Я помню, как Оук поймал меня, когда я собиралась сбежать от него в лесу, и поэтому в этот раз выжидаю дольше. Но события прошедшего дня так утомили принца, что, когда я вставляю ключ в замок, он не просыпается.
Я толкаю тяжелую дверь, обжигая руку о железо, и она без труда поддается. Выскользнув наружу, просовываю ключ в угол камеры Оука и Мадока, чтобы они нашли его, если я не вернусь.
Оказавшись в коридоре, снимаю свои громоздкие сапоги, чтобы бесшумно ступать по холодному камню босыми ногами. Стражник, который должен охранять ворота темницы, спит, развалившись на стуле. Видимо, привык, что Мадок – его единственный подопечный.
Я взбегаю вверх по ступенькам. Лучи восходящего солнца превращают замок в призму, и каждый раз, когда тени смещаются, я боюсь, что меня вот-вот обнаружат.
Тем не менее я не встречаю ни единой души. Никто не пытается меня остановить. И тут я понимаю, что с самого начала мое предназначение заключалось именно в этом. Вовсе не Оук должен повергнуть леди Ноури. Это обязана сделать я.
Я не иду в альков, о котором упоминал Гиацинт. Я направляюсь прямо в тронный зал. Прокравшись на цыпочках по нужному коридору, вижу, что двустворчатые двери зала закрыты и заперты на засов. Их охраняют двое солдат-палочников. Я понятия не имею, как пробраться мимо них. Они никогда не спят. К тому же они недостаточно разумны, чтобы попасться на хитрую уловку.
Но никто не знает Цитадель так хорошо, как я.
Существует еще один способ попасть в тронный зал – через маленький сквозной тоннель, связывающий его с кухнями. Слуги складывают туда пустую посуду, а повара и их помощники потом вытаскивают ее на другом конце тоннеля, чтобы вымыть и вычистить. Этот проход достаточно велик, чтобы туда мог залезть ребенок, и я когда-то там часто пряталась.
Продвигаюсь в сторону кухонь. Увидев проходящих мимо стражников, ныряю в тень и пытаюсь слиться со стеной. И хотя прошло немало времени, я хорошо помню, как оставаться незамеченной – особенно в этом замке.
Я снова двигаюсь вперед, и меня вдруг посещает странное видение. Два моих воспоминания словно наслаиваются друг на друга. Вот я, еще совсем маленькая, бреду по этим коридорам в одиночестве. Вот я, взрослая девушка, крадусь в ночи по дому моих не-родителей, словно привидение.
Теперь я понимаю, кем была все эти годы. Не-сестрой. Не-дочерью. Не-человеком. Девочкой с дырой вместо жизни.
Недаром мне отрезали язык: всю жизнь тишина была моим пристанищем и моей клеткой.
Я добираюсь до кухонь, расположенных но первом этаже Цитадели. Если бы не жар их печей, томящиеся в темнице пленники замерзли бы насмерть. Раньше мне казалось, что огонь, постоянно горящий на кухнях, должен расплавить весь замок, но этого отчего-то не происходило. В основании здания лежат камни, а тот слой льда, который все же тает из-за близости к огню, снова замерзает и становится тверже прежнего.
Мальчик-ниссе спит на золе у огня, прикрывшись одеялом из сшитых вместе шкур. Я крадусь мимо него. Мимо винных бочек. Мимо корзин, наполненных водяникой, и горок сушеной рыбы. Мимо банок с соленьями и мисок с тестом, накрытых мокрыми полотенцами, чтобы дрожжи хорошенько поднялись.
Протиснувшись в сквозной тоннель, начинаю по нему ползти. Я все еще помещаюсь в нем, хоть и выросла с тех пор, как была здесь в последний раз. Я проскальзываю мимо перевернутых кубков, к которым прилипли остатки вина и вывалившиеся из чьей-то тарелки кости. И вскоре оказываюсь на другом конце тоннеля – внутри пустого тронного зала.
Но когда я вылезаю и поднимаюсь на ноги, то понимаю, что снова совершила ошибку. Ларца здесь нет.
Я подхожу к тому месту, где он стоял всего несколько часов назад. Сердце колотится в моей груди, дыхание замирает от подступающей паники. Я сделала глупость, придя в тронный зал леди Ноури в одиночестве. Более того, сделала глупость, решив вернуться в Цитадель.
На полу лежит сухой лист, рядом с ним – нечто похожее на камешек. Поднимаю его, ощупывая пальцами острые края. Это именно то, на что я надеялась: кусочек кости.
Чертополоховая ведьма говорила, что Мэб обладала силой созидания и что с помощью ее костей можно творить невероятно сложные чары. И пусть я никогда не была сведуща в магии, но, раз леди Ноури может использовать силу Мэб для создания существ из палок и камней, раз она использовала кости, чтобы заставить меня сказать слова, которые хотела услышать, значит, в этом кусочке кости достаточно волшебства, чтобы и я смогла вырастить себе новый язык.
Я начинаю с того, что кладу сухой лист себе в рот. Засовываю кость на обрубок, еще не так давно бывший языком. Потом закрываю глаза и сосредотачиваюсь. В то же мгновение мою грудь наполняет боль. Мне кажется, что кто-то сжимает ее в тиски и что мои ребра вот-вот треснут.
Что-то идет не так. Со мной что-то не так.
Я падаю на колени, прижимаясь ладонями к ледяному полу. Нечто внутри моей груди приходит в движение, а затем начинает расщепляться, словно ледяная глыба, по которой пошла трещина. Тугой узел моей магии – та часть меня, которая грозила разрушиться, когда я пыталась развеять слишком сильные заклинания, – раскалывается на части.