У меня перехватывает дыхание, потому что это очень больно.
Мне больно настолько, что я открываю рот, собираясь издать крик, на который больше не способна. Мне больно настолько, что я теряю сознание.
Уже второй раз за день прихожу в сознание на холодном полу. Я пролежала здесь достаточно долго, чтобы моя кожа покрылась изморозью. Лед блестит на моих руках, платье стало жестким.
Опираясь на руки, встаю на четвереньки. Вокруг меня разбросаны останки палочников: ягоды, ветки и комки снега, которые, возможно, заменяли им сердца.
Что здесь произошло? Мои воспоминания переплетаются и опутывают друг друга, словно выросшие из костей Мэб побеги.
Меня сильно трясет, но дело явно не в холоде. Став на колени, я кладу руку на ледяной пол и замечаю, как он покрывается похожим на паутину узором, словно треснувшее лобовое стекло, которое разбилось, но еще не успело распасться на осколки. Пошатываясь, крадусь обратно к тоннелю.
Я забираюсь внутрь и снова закрываю глаза. Когда открываю их, то не могу сказать, сколько времени прошло: всего несколько мгновений или, может быть, часов. Все мое тело будто обратилось в свинец. Я с трудом могу двигаться.
С изумлением обнаруживаю язык у себя во рту. Он ощущается как-то непривычно, мне кажется, что он очень большой и тяжелый. Не могу понять, то ли он распух, то ли я теперь обращаю на него слишком много внимания.
– Мне страшно, – шепчу себе под нос. Потому что это правда. Потому я должна убедиться, что мой язык принадлежит мне и что я могу говорить именно то, что хочу сама. – И я так устала. Я так устала бояться.
Я вспоминаю Мадока и его советы. Впиться во что-нибудь зубами. Отвоевать этот замок и все земли леди Ноури. Перестать ждать разрешения. Прекратить заботиться о том, что думают, чувствуют и хотят все остальные.
Лениво представляю себя хозяйкой ледяной Цитадели. Леди Ноури не просто повержена – ее больше нет. Эльфхейм благодарен мне за оказанную короне услугу. Благодарен настолько, что я теперь имею право зваться королевой этих земель. А что, если я смогу взять останки Мэб под контроль и научиться управлять силой леди Ноури? Может быть, тогда сестры Оука посчитают меня достойной невестой – с таким-то богатым приданым.
Фантазия, в которой я покупаю расположенность его сестер, должна бы вызывать во мне обиду и злость, но вместо этого я чувствую прилив удовлетворения. Даже Вивьен – старшая сестра, некогда содрогавшаяся от мысли, что ее драгоценного братика свяжут со мной узами брака, – и та захочет сидеть со мной за одним столом. А при виде моей острозубой улыбки улыбнется в ответ.
А Оук…
Он подумает…
Я останавливаю себя прежде, чем успеваю погрузиться в сахарную вату фантазии.
Фантазии, в которой я снова прошу у кого-то разрешения. К тому же в реальности я не контролирую ни Цитадель, ни тем более леди Ноури.
Пока нет.
Я выхожу из дверей тронного зала и поднимаюсь по витой ледяной лестнице. Повернув за угол, слышу голоса.
Меня замечает патруль из двух бывших соколов и одного тролля. Несколько долгих секунд мы молча сверлим друг друга взглядами.
– Как ты сбежала из темницы? – спрашивает один из стражников, забыв о том, что я не могу ему ответить.
Я бросаюсь бежать, но они ловят меня. Погоня заканчивается быстро. Правда, я не очень-то и старалась от них улизнуть.
Меня приводят к леди Ноури, которая находится в своей спальне. Три сокола в птичьем обличье сидят на спинке стула и на змееобразном зеркале, висящем над туалетным столиком.
Я рассматриваю их изогнутые клювы и черные глаза. Леди Ноури мало что смогла для них сделать: только кормить и ждать, когда закончится отведенный срок. Хотя мне удалось развеять чары, сковывавшие Гиацинта. Интересно, смогла бы я освободить и их тоже? И если да, стали бы они верны мне так же, как верны ей?
Мне хотелось бы знать, каково это – оставаться одной, только когда я этого хочу.
– Какая же ты проныра, – снисходительным тоном произносит леди Ноури и, протянув руку, наматывает на палец локон моих волос. – Именно такой я тебя и помню. Ты вечно шастала по моему замку, словно маленькая воришка.
«Бедняжка Рэн, – пытаюсь сказать выражением своего лица. – Ей так грустно. И у нее так болит ротик».
Леди Ноури видит во мне лишь свою недалекую дочь, вылепленную из снега. Ту, что разочаровывала ее снова и снова.
Теперь, когда я вернула себе язык с помощью странной магии костей Мэб, мне достаточно только открыть рот, чтобы превратить леди Ноури в марионетку. Тогда она будет танцевать, стоит мне потянуть ее за ниточки.
Но вместо этого я склоняю голову, зная, что ей это понравится. Мне нужно время. Как только начну говорить, нельзя будет допустить ни единой ошибки.
– Словно маленькая безмолвная воришка, – продолжает она, улыбаясь собственной шутке. – Это я тоже помню.
Я же помню бездонный страх, волны которого уносили меня подальше от собственного сознания. Надеюсь, мне удается отразить его на своем лице и скрыть то, что я на самом деле чувствую: ярость – густую, липкую и сладкую, как мед.
«Я так устала бояться».
– Не говори ни слова, пока я тебе не позволю, – приказываю ей. Мой голос звучит непривычно. Так же хрипло, как и при первой встрече с Оуком.
Ее глаза округляются. Она разжимает губы, но не может ослушаться меня, потому что принесла клятву перед смертной Верховной королевой.
– Если я не повелю об обратном, ты не отдашь ни единого приказа без моего ясно выраженного разрешения, – продолжаю я. – Когда я задам тебе вопрос, ты дашь на него полный ответ, не утаивая ничего, что я могу посчитать интересным или полезным, и не добавляя лишних подробностей, которые могут скрыть эту интересную или полезную информацию.
В ее глазах сверкает злость, но она не может сказать ни слова. Заметив ее бессилие, я ощущаю прилив жестокого восторга.
– Ты не ударишь меня и никаким другим образом не причинишь мне вреда. Кроме того, ты не причинишь вреда никому другому, включая себя.
Интересно, до этого момента ей хоть раз в жизни приходилось проглатывать свои слова? Она выглядит так, словно сейчас задохнется от их переизбытка.
– Теперь можешь говорить, – позволяю я.
– Видимо, все дети рано или поздно вырастают. Даже те, которые созданы из снега и льда, – произносит она, словно ее не слишком-то заботит то, что она теперь в моей власти. Но я вижу панику, которую она тщательно пытается скрыть.
Мое сердце отчаянно колотится, а грудь до сих пор болит. Язык кажется чужим, впрочем, я и сама ощущаю себя какой-то неправильной. Я паникую не меньше леди Ноури.
– Позови двух охранников, ожидающих за дверью. Скажи им привести Оука. – Мой голос слегка дрожит и звучит неуверенно. Это может стать фатальной ошибкой. – Не говори им ничего другого и не подавай никаких признаков озабоченности.
На лице леди Ноури появляется непривычное, отстраненное выражение.
– Хорошо. Стража!
Двое стоявших за дверью солдат оказываются бывшими соколами. Я не узнаю ни одного из них.
– Отправляйтесь в темницу и приведите принца.
Они кланяются и уходят.
Я слишком долго держалась особняком от всего мира. Теперь мне тяжело в нем ориентироваться, но зато я отлично умею наблюдать.
Несколько мгновений молча смотрю на леди Ноури, обдумывая свой следующий ход.
– Можешь говорить, если хочешь, – позволяю я. – Но не повышай голос, а как только в комнату кто-то войдет, сразу же замолчи.
Она явно боится со злости наговорить лишнего, но все равно не выдерживает.
– И как ты собираешься со мной поступить? – Пальцы лорда Джарела бегают по ее шее.
– Я еще не решила.
Она смеется, хотя смех получается немного натянутым.
– Я так и думала. Ты не из тех, кто планирует все заранее, да? Ты повинуешься инстинкту. Бездумно. Легкомысленно. Но порой ты способна на низкое коварство, словно дикий зверь, который может удивить своей хитростью.
– Почему ты так сильно меня ненавидишь? – Вопрос срывается с моего языка прежде, чем я успеваю себя остановить.
– Мы задумывали тебя похожей на нас, – отвечает леди Ноури, застыв в неподвижной позе. Она говорит быстро, словно не раз прокручивала в голове эти слова. – Но ты получилась похожей на них. Когда я смотрю на тебя, то вижу существо, в котором столько изъянов, что гуманнее было бы положить конец его страданиям. Лучше умереть, дитя, чем жить так, как живешь ты. Нужно было утопить тебя, словно недоношенного щенка.
Я чувствую, как к горлу подступают слезы. Не из-за того, что я хочу, чтобы она любила меня, а потому что ее слова, словно эхо, вторят глубинным страхам моего сердца.
Я хочу разбить зеркало и приказать ей воткнуть осколки себе в кожу. Сделать что-нибудь ужасное и заставить ее пожалеть о том, что ей хотелось видеть меня похожей на себя.
– Если я такое низменное создание, – рычу я, – тогда кем являешься ты – та, что подчиняется мне, а значит, находится еще ниже меня?
Открывается дверь, и я резко поворачиваюсь. Наверное, на моем лице написана ярость.
Оук выглядит растерянным. У него помятый вид; видимо, он спал, когда стражники забрали его из темницы. В комнату его приводит один из бывших соколов. Руки принца связаны.
– Рэн? – зовет он.
В эту секунду я понимаю, что совершила серьезный просчет. Стражник застыл в дверях в ожидании дальнейших приказаний, но леди Ноури не может их дать. Если повелю ей говорить, стражник тут же поймет, что она находится в моей власти и что я вернула себе язык, и предупредит остальных. Но если я буду бездействовать, леди Ноури так ничего ему и не прикажет. В этом случае стражник тоже быстро заподозрит неладное.
Я лихорадочно пытаюсь придумать, что делать дальше. Тишина затягивается.
– Можешь идти, – говорит Оук. – Со мной все будет в порядке.
Отвесив короткий поклон, бывший сокол выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Леди Ноури задыхается – от ярости и шока одновременно.