и сменяется болью предательства, и эта боль разрастается все сильнее и сильнее, пока не поглощает меня целиком.
Моя настоящая мама. Моя прекрасная мама. Богдана.
Я слышу ее голос. Но она говорит не со мной, а с кем-то другим. С тем, кто существовал много лет назад. «Я сделаю так, что твое сердце будет биться в новой груди».
Мне страшно. Я чувствую, как ее ногти разрывают мою грудь.
Я моргаю и как будто вижу две картинки сразу: половина моего сознания все еще остается в воспоминании, а вторая – здесь, на холодном снегу поздним вечером.
Сердце Меллит бьется в моей груди.
Я должна была понять это еще тогда, когда очнулась на ледяном полу тронного зала. Когда меня посетили видения, казавшиеся слишком реальными. Когда сила начала звенеть в моих венах в ожидании того, чтобы я за ней потянулась.
Я боялась магии с того момента, как леди Ноури и лорд Джарел появились в моей спальне в мире смертных. И с тех пор ни на мгновение не переставала бояться себя. Бояться чудовища, которое отражалось на поверхности воды и в стеклах окон.
Но я вся состою из магии. Не-магии.
Я не являюсь ничем. Я то, что находится за пределами ничего. Я – сила уничтожения.
Разрушительница чар.
Одним усилием воли я могу расплести любое заклятье.
Я вижу, как по небольшой траектории летит какой-то предмет. Успеваю заметить, что он сделан из бронзы и заткнут пробкой с одной стороны. В следующее мгновение он взрывается.
Пламя охватывает землю. Палочники полыхают. Леди Ноури кричит.
Я снова падаю. Чувствую, как жар обжигает лицо. На мне загорается юбка.
Тирнан несется к Оуку.
Я заставляю себя встать на ноги и в этот момент вижу, что, хотя некоторые палочники горят, это их не останавливает. Они продолжают сражаться во что бы то ни стало. Чудовище со множеством ног отрывает от тролля кусок за куском, словно ребенок, потрошащий игрушку.
Тело Хурклоу, не двигаясь, лежит на снегу.
Оук поднимается с земли, вытирая рукой грязь со рта. Наши взгляды встречаются. Мне кажется, я смотрю на него откуда-то издалека. Мои уши наполняет рев. Теперь, когда моя магия вырвалась на свободу, я вряд ли смогу вернуть все обратно.
Он обо всем знал. Он знал. Знал обо мне с самого начала.
Он использовал меня, словно монетку, которая была нужна ему для фокуса. Воспользовался мной, чтобы иметь возможность сказать, что он доставил сердце Меллит на север, поскольку это не было ложью.
Я делаю глубокий вдох, призывая свою силу. Огонь, пожирающий подол моего платья, угасает.
Закрываю глаза и сосредотачиваюсь. А когда снова открываю их, позволяю своей силе перерезать все заклинания разом. Теперь меня окружают лишь почерневшие ветки и сучья, оставшиеся от палочников. В воздухе висит густой запах гари.
– Что ты наделала? – спрашивает леди Ноури голосом, едва ли не срывающимся на визг.
Соколы и тролли замирают. Двое солдат бегут к своему королю и пытаются его приподнять.
Богдана заходится лающим смехом.
– Оук, – произносит Тирнан, наконец добравшись до своего друга. – Что происходит с Рэн?
Теперь все они смотрят на меня.
«Ноль. Никто. Ничто. Вот чем ты являешься. Ты Ноль-Никто-Ничто».
– Сам им расскажешь или хочешь, чтобы это сделала я? – интересуюсь у него.
– Когда ты… – начинает Оук, но я перебиваю его прежде, чем он успевает закончить вопрос.
– Когда леди Ноури и лорд Джарел решили завести ребенка, чтобы осуществить свой предательский план, Богдана обманула их. – Настала моя очередь рассказывать сказку. – Она создала для них дочь из снега, веточек и капель крови, как и обещала. Вот только она оживила ее при помощи древнего сердца.
Я помню многие детали истории, которую поведала нам Чертополоховая ведьма. Бросаю взгляд на Богдану.
– Мэб прокляла тебя. Я права?
Грозовая ведьма кивает.
– Кровью моей же дочери она запретила мне причинять вред любому потомку ее рода. И только Меллит была способна развеять проклятье, но я не могла дать ей новую жизнь, пока меня об этом не попросят, не могла говорить о ней, пока мне не зададут вопрос.
– Ты не могла… Да как такое… – Леди Ноури отказывается верить в то, как хитро ее обвели вокруг пальца.
– Это правда, – отвечаю ей. – Я – все, что осталось от Меллит. Я, которую ты терзала и презирала. Во мне столько силы, сколько в тебе никогда не было, и вся она находилась на расстоянии вытянутой руки. Но ты не утруждала себя тем, чтобы приглядеться ко мне внимательнее.
– Меллит. Проклятье матери. – Леди Ноури выплевывает эти слова, словно яд. – Именно это имя нам и стоило дать тебе, как только мы тебя создали.
– Да, – отзываюсь я. – Пожалуй, ты права.
Тирнан тянет Оука за плечо, призывая идти за ним. Мадок зовет его с другой стороны поля. Но принц смотрит на меня, застыв на месте.
Теперь мне известно, какую игру он вел и кто оказался в ней пешкой. Я чувствую, как по всему телу струится бесконечная сила пустоты и отрицания.
– Не желаешь обменять кровь мальчишки из рода Зеленого Вереска на свою? – спрашивает леди Ноури. – Ты можешь поставить на колени весь Эльфхейм. Но, полагаю, ты хочешь, чтобы на колени встала я.
– Я хочу, чтобы ты умерла, – рычу я, и одной силы моего желания достаточно, чтобы ее не стало. Она взрывается прямо на месте. Ее тело разрушается с той же быстротой и легкостью, что и солдаты-палочники.
Я смотрю на красное пятно на снегу, а потом перевожу взгляд на ведьму, чьи черные глаза блестят от удовлетворения.
На меня накатывает волна ужаса. Я не хотела… не думала… не ожидала, что она умрет только потому, что я этого пожелала. Я не знала, что способна на такое.
Желание погрузиться в себя и скрыться от того, что я натворила, просто непреодолимо. Я вжимаю голову в плечи и сворачиваюсь в клубок. Я и раньше боялась своего гнева, но теперь он превратился в нечто неизмеримо кошмарное. Теперь, когда могу заставить других почувствовать всю ту боль, которую я испытывала на протяжении всей своей жизни, я не знаю, смогу ли заставить себя остановиться.
Хурклоу начинает шевелиться. Либо яд не был смертельно опасным, либо дозы, рассчитанной на леди Ноури, оказалось недостаточно, чтобы убить настолько большое существо.
– Освободи Богдану, – говорю я Гиацинту. Подчинившись, он снимает железные кандалы с ее запястий, однако на его лице отражается тревога. Возможно, уже жалеет, что принес мне клятву верности. А я ведь говорила ему, что так и будет. – Теперь возьми у Оука противоядие и дай королю троллей.
Гиацинт тяжелой походкой ступает по снегу. Принц достает из кармана пузырек и без возражений отдает солдату, по-прежнему не отрывая от меня взгляда.
Гиацинту требуется несколько секунд, чтобы влить жидкость в рот Хурклоу, а еще через пару мгновений тролль уже находит в себе силы присесть.
Я поворачиваюсь к нему и наблюдаю, как один из его подданных помогает ему подняться на ноги.
– Я могу дать тебе то, чего не могла она. Могу разрушить заклятье.
Он утвердительно кряхтит в ответ.
– А взамен ты будешь мне подчиняться.
Взглянув на останки палочников, окружающие его со всех сторон, он кивает.
– Жду ваших приказов, миледи.
– Что касается вас троих, – говорю я, обращая взгляд на Тирнана, Мадока и Оука.
Они так же хорошо, как и я, понимают, что момент для бегства упущен. Теперь от меня никому не скрыться.
«Уходи», – могу сказать я и отправить его обратно в безопасный Эльфхейм, где он снова сможет покорять всех своим очарованием. Он вернется героем, спасшим отца и принесшим весть о кончине леди Ноури. Будет рассказывать всем желающим, какое приключение пережил.
Либо я могу оставить его здесь в качестве заложника, чтобы обезопасить себя от армии Эльфхейма.
И тогда он будет моим.
Я могу сделать его своим с помощью единственного надежного способа, который мне известен.
– Наследник Эльфхейма, – произношу я, – встань на колени.
Принц Оук осторожно опускается на землю, погружая свои длинные ноги в снег. Он даже склоняет голову, но мне кажется, что он не принимает происходящее всерьез. Он не боится меня. Считает, что я из мести хочу его немного пристыдить. Думает, что скоро все вернется на круги своя.
– Остальные могут идти, – говорю я. – Генерал, Тирнан и все соколы, желающие к ним присоединиться. Передайте Верховным королю и королеве, что я завоевала Цитадель от их имени. Оук остается здесь.
– Ты не можешь его пленить, – предупреждает Мадок.
«Вонзи уже куда-нибудь свои хорошенькие зубки».
Я тянусь за уздечкой, которую сняла со своей талии, когда переодевалась, чтобы она была у меня под рукой на всякий случай. Ощущаю пальцами ее гладкую кожу.
– Рэн, – произносит Оук, и в его голосе слышатся нотки страха.
– Ты больше никогда не предашь меня, принц, – говорю ему.
Сначала он сопротивляется, но стоит мне прошептать ему на ухо приказ, и он сразу замирает. Ремешки вдавливаются в его кожу.
Мадок смотрит на меня так, словно хочет раскромсать меня на множество кусков. Однако у него нет такой возможности.
– Тебе необязательно это делать, – мягко произносит Оук. Голосом, каким обычно разговаривают друг с другом возлюбленные.
Богдана, по-прежнему стоящая возле кровавого пятна, которое осталось от леди Ноури, широко улыбается.
– А почему бы и нет? Разве ты не наследник рода Зеленого Вереска, укравшего у нее трон?
– Не глупи, – вмешивается Тирнан, не обращая внимания на Грозовую ведьму. Он обводит взглядом солдат и троллей – всех, с кем ему придется сражаться, если он захочет меня остановить, – и прищуривается. – Джуд, может, и не отправилась сюда за отцом, но ради брата она поведет против тебя все армии, которые только сможет собрать. Я уверен, ты этого не хочешь.
Несколько долгих секунд молча смотрю на него.
– Иди, – наконец произношу я. – Пока я не передумала.
– Лучше делай то, что она говорит. – Я вижу, что Оук взвесил все за и против и принял единственное решение, которое ему оставалось. – Сопроводи моего отца в Эльфхейм или, если Джуд не помилует его, в какое-нибудь другое место, где он сможет восстановить здоровье. Я обещал Рэн, что не уйду отсюда без нее.