— Я не знаю, что дальше, — сказал он наконец.
— Думайте, — не поднимая головы, ответила Настя.
— Но я не понимаю, зачем это нужно. Глупость какая-то. Я думал, вы мне про оперативные комбинации будете рассказывать или поручите что-нибудь…
— Поручу. Может быть. Но сначала мне надо убедиться, что вы умеете соображать. Не обязательно это делать быстро, я и сама медленно думаю. Усвойте первый урок: когда вы на работе, вы не можете выбирать задачи, которые вам нравятся, и отказываться от решения тех, которые вам не по вкусу. Вы должны быть готовы решать любую логическую задачу, которая возникнет в процессе раскрытия дела. Никто другой за вас этого не сделает. А если вы думаете, что работа сыщика — это только засады и задержания, то мне придется вас разочаровать. Все это бывает уже потом, ближе к концу. А когда перед вами труп человека, неизвестно кем и неизвестно почему убитого, вам ничего и не остается, кроме как напряженно думать, кто и почему мог его убить и как это выяснить и проверить. Так что будьте любезны, придумывайте вопросы до тех пор, пока не решите задачу, тренируйте мышление, а заодно терпение и упорство.
Стажер, нахмурившись, отвернулся к окну. В кабинет заглянул Миша Доценко с дымящейся кружкой в руках.
— Анастасия Павловна, можно я у вас тихонько посижу? К Лесникову человек пришел, им надо наедине побеседовать, а я только-только чай вскипятил…
— Заходите, Мишенька.
Миша был единственным сыщиком отдела, к которому Настя обращалась на «вы». Это не было признаком особого уважения к старшему лейтенанту Доценко. Просто сам Михаил боготворил Настю, считал ее невероятно умной и называл не иначе как по имени-отчеству. Коля Селуянов даже поговаривал в шутку, что юный симпатяга старлей тайно влюблен в суровую, хладнокровную Каменскую. Конечно же, это было не так, но тем не менее в ответ на «Анастасию Павловну» ей ничего не оставалось, кроме как говорить Мише «вы», дабы соблюсти равновесие и не впадать в менторский тон.
Она быстрым движением убрала со стола записи, памятуя о наставлениях Гордеева и его категорическом требовании ни с кем из сотрудников отдела не обсуждать ход раскрытия убийства Ереминой. Она мирно болтала со своим коллегой о всяких пустяках, жаловалась на то, что старые сапоги протекают, а новые при таком количестве воды и грязи под ногами быстро приобретут нетоварный вид, сетовала на то, что прошли времена, когда в магазинах продавались разноцветные резиновые сапожки, которые сейчас очень бы пригодились, короче, «забивала эфир», чтобы не дать Доценко возможности заговорить о служебных делах.
Через какое-то время Миша ушел, а стажер все сидел молча, так и не придумав третий вопрос. Наконец, он отвернулся от окна и произнес:
— Этот актер родился в Западном полушарии или в Восточном?
«Слава Богу, сдвинулся с места, — с облегчением подумала Настя, которая уже начала было сомневаться в правильности своего выбора, — теперь дело пойдет быстрее».
Дело и вправду пошло легче, и уже через полтора часа мучительных усилий Олег Мещеринов добрался до Чарльза Спенсера Чаплина.
— Переходим на второй уровень сложности. Возьмите бумагу и ручку и записывайте…
Настя продиктовала ему описание довольно обычной ситуации обнаружения трупа в общественном месте.
— Используя двоичный принцип, составьте мне полный перечень версий. Начать можно с альтернативы «убийца с потерпевшим знаком или не знаком». Версия «не знаком» распадается на следующие альтернативы: «убийца случайный или заказной», ну и так далее. Понятно? В итоге у вас должна получиться схема, где каждый квадратик, кроме самых последних, делится еще на два. Это вам задание на дом. А сейчас поедем искать и опрашивать вот этих людей.
Настя сунула в сумку длинный список друзей и знакомых Бориса Карташова с указанием их адресов и мест работы. Многие фамилии были помечены крестиком, это означало, что с ними уже побеседовали. Но все равно оставалось еще немало…
Василий Колобов, невысокий, субтильный, со смазливой физиономией и хитрыми глазками, отвечал на вопросы неохотно.
— Какие отношения были у вашей жены Ольги с Викторией Ереминой и ее другом Борисом Карташовым?
— Какие, какие… — пробурчал он. — Нормальные. С Викой они иногда цапались, а с Борькой вроде нет.
— Из-за чего ссорились Ольга и Вика?
— Да кто ж их разберет? Бабы…
— Ольга вам рассказывала о том, что Вика заболела?
— Говорила.
— Припомните, что именно она говорила, как можно точнее.
— Что говорила? Так уж времени сколько прошло, точно я не вспомню. Вроде крыша у нее поехала, что-то насчет снов… Нет, не помню.
— Постарайтесь вспомнить, когда вы в последний раз видели Еремину или разговаривали с ней.
— Не помню. Давно. Еще тепло было, наверное, в сентябре или в начале октября.
— А как вы запомнили, что было тепло?
— На ней шикарный костюм был. Она пришла к Лельке, а я как раз уходить собрался, в прихожей и столкнулись. Вика была без плаща, в одном костюме, значит, тепло было.
— Может быть, ее привезли на машине, потому она была без плаща?
— Может быть, — Колобов неопределенно хмыкнул. — С этой шлюхой все может быть.
— Вы назвали Еремину шлюхой. Вы не одобряли ее поведение?
— Да мне-то какое дело? Лишь бы не мешала.
— А Еремина вам мешала?
— С чего вы взяли?
— И все-таки, как вы лично относились к ней?
Опять неопределенное хмыканье и пожимание плечами. Нет, Василий Колобов явно не был тем свидетелем, о каком можно только мечтать. Работал он продавцом в круглосуточном коммерческом киоске на Савеловском вокзале, сутки трудился — сутки отдыхал.
— Скажите, Вика никогда не приходила к вам на вокзал?
Вопрос этот Колобову явно не понравился. Ухмылка исчезла, он набычился и стал отвечать сквозь зубы.
— А чего ей там делать?
— Я не спрашиваю вас, что ей там было нужно, я спрашиваю, не видели ли вы когда-нибудь Викторию Еремину на Савеловском вокзале. И если видели, то когда, с кем она была, подходила ли к вашему киоску и что при этом говорила. Вопрос понятен?
— Не было ее там. Ни разу не видел.
— А вы никогда не приходили к ней на работу?
— Зачем? Чего я там забыл? Я и знать не знаю, где она работала.
И так без конца — «не знаю, не помню, не был, не видел…».
— Когда вы узнали, что Еремина исчезла?
— Лелька сказала… в конце октября, что ли. Вроде того.
— Что конкретно она вам сказала?
— Что Борька Вику разыскивает, она на работу не ходит и дома ее нет.
— В тот период ваша жена никуда не уезжала из дома? В другой город или просто к подруге на несколько дней?
— Вроде нет.
— Вроде? Вы обычно бываете в курсе, где находится Ольга?
— Обычно — нет. Меня сутками дома не бывает. Я через день работаю, так что…
— А в те дни, когда вы не работаете?
— Тоже дома не сижу. И Ольгу не проверяю. Главное — чтобы в доме было чисто и еда приготовлена. Остальное — не мое дело.
— Она же ваша жена. Неужели вам безразлично, где она бывает и что делает?
— Почему безразлично?
— Вы, по-моему, сами так сказали.
— А по-моему, я так не говорил.
— Вы сами в конце октября никуда не уезжали?
— Нет.
— Все время работали через сутки?
— Все время.
— Придется съездить на вокзал, поспрашивать у местной торговой публики об этом Колобове, — задумчиво сказала Настя. — Что-то он задергался, когда его спросили, не видел ли он Вику на вокзале. Один человек едет на Савеловский, другой — к Ольге Колобовой. Быстренько.
— Да сколько же можно! — жалобно причитала Колобова, прехорошенькая пухленькая блондинка с огромными серыми глазищами, пышным бюстом и изящными ногами. Пытаясь создать видимость тонкой талии и стройных бедер, она носила слишком узкие джинсы и слишком свободный пуловер. Даже разговаривая с представителями уголовного розыска, она не потрудилась вынуть изо рта жевательную резинку, из-за чего ее речь, и без того медленная, с тягучими гласными, казалась одновременно и детской, и жеманной.
— Вы уже в который раз меня допрашиваете.
— Я вас не допрашиваю. Мы просто побеседуем. Скажите, Ольга, почему вы бросили работу и сидите дома?
— Вася настоял. Ему домработница нужна, а не жена. А мне так даже лучше дома быть, чем стены штукатурить.
— И вам не скучно?
— Не-а, не скучно. Наоборот, хорошо. У меня раньше никогда своего дома не было, сначала детдом, интернат, потом общага, зато теперь я целый день убираюсь, полы намываю, пыль протираю, ванну надраиваю. Готовлю тоже с удовольствием.
— Для чего же так стараться, если муж работает через сутки, а в свободные дни тоже дома не сидит?
— Для себя стараюсь. Я прямо балдею от этого. Вам не понять.
— А готовите для кого? Тоже для себя?
— Тоже. Хватит с меня детдомовской баланды. И потом, Василий любит гостей приводить, и всегда без предупреждения, прямо как будто нарочно делает. Если в доме накормить нечем — скандал. Так что я постоянно нахожусь в боевой готовности.
— Бывает, что он приводит гостей, а вас нет дома?
— Часто бывает. Я же не пришпиленная к этой хате, а он заранее не говорит, когда придет и с кем.
— И как же тогда? Тоже скандал?
— Не-а. — Комочек жевательной резинки, мелькнув между мелкими неровными зубками, перекочевал с одной стороны на другую. — Ему главное — чтобы чистота была и полный холодильник, разогреть он и сам может. Когда гости в доме, я ему вообще не нужна. Я у него вроде мебели.
— И вам не обидно?
— А чего обижаться-то? Я ж не по любви замуж выходила. Ваське домохозяйка нужна, а мне — квартира, чтобы своя, со своей кухней, со своей ванной. Пока я в общежитии стройтреста жила, у меня и надежд никаких не было на собственную хату.
— Ваш муж никуда не уезжал в конце октября?
— Нет, это точно. Он ни одного дня на работе не пропустил.