[5]
По ночам на свет летит множество насекомых. Вот села на штору пяденица, с серыми крыльями, похожими на сухую кору. На стене застыл кремовый бражник, в стекло отчаянно бьются хрущи. Боксируя зубчатыми лапами, на люстру надвигается богомол, а вокруг нее танцует в полете стройный муравьиный лев. Он вырос из устрашающего вида личинки, которая живет под землей и заманивает в песчаную воронку мелкие существа. Джордж Лукас сделал ее прототипом Сарлакка, спрятавшегося в яме чудовища из пустыни планеты Татуин, которое переваривает страхи своих пленников – точно так же, как это каждый день делает с нами телевизор или Интернет.
Разница лишь в том, что, как доказал Боба Фетт, от Сарлакка все же можно спастись. А профессиональные разжигатели войны не оставляют своей аудитории никаких шансов.
Война и стала причиной этого нашествия. Чтобы понять это, достаточно выглянуть после комендантского часа во дворы, где среди обычных для юго-востока Украины «хрущевок» шумят облинявшие пухом старые тополя. Вокруг темно. Большинство жителей района, кроме стариков и бедняков, выехали отсюда после обстрелов, которые разрушили по соседству жилой дом, пожарное депо, парикмахерскую, офисный центр и киоски вблизи рынка. Сейчас люди возвращаются, но вдалеке иногда слышны удары орудий и минометов, магазины закрываются рано, фонари гаснут, а огней в домах все еще мало. Только иногда между листвы мелькает лучик света, притягивая к себе насекомых и взгляды тех, кто по разным причинам остался наедине с войной.
Дни стоят жаркими, а к вечеру начинаются грозы – так что раскаты грома сливаются с далекими взрывами. В центре города пытаются ремонтировать разрушенные дома, а рядом заново открываются учреждения, кафе и магазины. Гудит первый товарный поезд, который после перерыва длиною в год пришел из Дебальцево на опустевший вокзал. Тетка в очереди жалуется, что ее сестру из Станицы не пропустили через блокпост с картошкой, зеленью и клубникой для рынка. На проспекте поливают роскошные розовые газоны. Развалившийся на скамейке подросток хвастается перед другом пьянкой на выпускном. В сквере, в кафе возле скульптурной композиции «Три грации», кушают чебуреки. Осколки снаряда выбили на статуях красные, похожие на раны отметины.
На базарных лотках торгуют символикой ополчения и продают майки с покойным Кузьмой Скрябиным. Возле оборудованного в подвале бомбоубежища сушатся на солнце матрасы. На бульваре предлагают обналичить деньги с банковских карт или получить перевод из любой страны мира, а рядом бесплатно раздают котят по кличке Рубль, Гривна, Доллар и Евра – четыре валюты, которые официально в ходу в республиках. Около супермаркета, как обычно, продает свои рисунки девочка. Она рисует красные звезды, мирное голубое небо, перечеркнутые танки со свастикой и уродливых человечков, в которых каждый украинец без подписи угадал бы политиков. И берет за них столько, сколько дают прохожие.
С другой стороне квартала, возле монумента в память о жертвах прошлогодней воздушной атаки на центр города, фотографируются с цветами молодожены. А неподалеку, в подземном переходе на углу Советской и Оборонной улицы – где сто лет назад, во время другой гражданской войны, передавали по цепочке патроны для сражавшихся на баррикаде рабочих, – глухо играет музыка. Средних лет человек в старой джинсовой куртке выводит на трубе гершвинскую «Summertime». Великая ария из оперы «Порги и Бесс», чей сюжет и сейчас, при Обаме, все так же актуален для страдающей от расистского произвола полицейских Америки. Да и для других стран, в которых растут блокадные стены и нищета, а люди летят в будущее на призрачный огонек надежды, тщетно мечтая, что их защитят от беды.
One of these mornings
You’re going to rise up singing
Then you’ll spread your wings
And you’ll take to the sky.
Где-то за горизонтом, на севере, снова выбивают огромный ковер. Эти глухие звуки хорошо слышны в центре города. На барахолке по улице Челюскинцев, где торгуют старыми советскими книгами, на расстеленной поверх асфальта газете лежит томик Гайдара, в котором можно найти знакомые с детства слова: «Слышится Мальчишу, будто то ли что-то гремит, то ли что-то стучит. Чудится Мальчишу, будто пахнет ветер не цветами с садов, не медом с лугов, а пахнет ветер то ли дымом с пожаров, то ли порохом с разрывов».
Но прохожие привычно не обращают внимания на далекие взрывы – как не замечают угрозы бегущие по песку муравьи, пока их вдруг не снесет вниз, в гибельную воронку.
Под утро самой короткой ночи в году, – когда бабочки устали биться о лампу – сквозь шорох их крыльев снова слышалась раскатистая канонада. В посветлевшем небе таяли звезды, а первая птица пела так же звонко, как и когда-то давно, в другую ночь на 22 июня. Иногда наше прошлое можно услышать вживую, без всяких записей. И никакой мирной летней песне не заглушить эти звуки.
Июль 2015 г.
Завтра было вчера
Give me back the Berlin wall
give me Stalin and St Paul
I’ve seen the future, brother:
it is murder.
Возможен ли сейчас новый глобальный военный конфликт? Способно ли человечество снова наступить на старые, ржавые от следов засохшей крови грабли Смерти, к которым теперь приделаны не зубцы штыков, а ядерные боеголовки – чтобы уже наверняка разбить себе голову? Те, кому не хочется в это верить, оптимистично говорят, что наш мир все же стал за сто лет куда более цивилизованным, что он уже имеет страшный опыт мировых войн, и представители современных элит вряд ли смогут решиться на подобный самоубийственный акт, памятуя о судьбе Вердена, Дрездена и Хиросимы.
Однако политики, которые правили мировыми державами накануне Первой и Второй мировой, были отнюдь не глупее, а во многом даже образованнее наших нынешних государей. Многие из них получили классическое образование, изучив на первоисточниках историю военных конфликтов Древнего мира. Литераторы писали в те годы куда больше значимых гуманистических произведений, которые, в отличие от наших дней, читала и интеллигенция, и многие представители рабочего класса. А обыватели тоже хотели хорошей, долгой и интересной жизни для себя и своей детей, а вовсе не горели желанием безвременно закончить ее в загаженном окопе или под развалинами разрушенного бомбами дома. Они не очень интересовались экономикой и политикой, но верили лозунгам о маленькой победоносной войне, когда «наши доблестные воины» быстро и малой кровью разгромят наглых, коварных, трусливых врагов. И даже когда земля уже плавилась под ногами, не понимали, чем это для них кончится – «нас-то за что?».
Логика развития событий, которая приводит к войне, не зависит от личной воли каких-то идиотов или злодеев во власти. Это не случайность, а закономерность. Она с неизбежностью проистекает из логики развития кризиса мировой капиталистической системы – когда падение прибылей провоцирует передел рынков, а попытки направить гнев обнищавших людей в сторону «внешнего врага» приводят к разгулу шовинистической истерии и милитаризации общества. Мелкие провокации все чаще приводят к локальным конфликтам, политическое напряжение растет. И однажды мирное течение жизни вдруг обрывается в каких-то второстепенных, на первый взгляд, звеньях глобальной миросистемы – будь то Балканы, Восточная Европа или Ближний Восток. Мы, левые, напоминали об этом еще в прошлом десятилетии, в начале нового витка глобального кризиса. Просто жернова истории мелют медленно, успешно перемалывая при этом целые страны и поколения.
Повторится ли это? Очень хочется ошибаться, но если эти причины приводили к войне раньше, никто не может быть уверенным в том, что это не произойдет вновь. Еще совсем недавно мало кто мог всерьез представить себе ракетный авиаудар по Луганску или артиллерийские обстрелы Донецка, а наши предупреждения об угрозе войны в Украине воспринимались на майдане забавной шуткой. Карл Маркс писал: «Гегель замечает где-то, что все великие всемирно-исторические события и личности повторяются дважды: первый раз как трагедия, а второй – как фарс». Но история мировых конфликтов уже засвидетельствовала обратное, и сейчас мало кто рискнет категорично не согласиться с тем, что трагедия мировой бойни может случиться и в третий раз.
Да, учитывая наличие ядерных арсеналов, мысли о мировой войне поначалу кажутся сумасшествием. Но, оглянувшись, мы повсеместно видим обусловленное социальным неравенством безумие – награбленные миллиарды сверхбогачей на фоне нищеты миллиардов жителей Земли, тонущие сотнями беженцы, кровавые теракты, отключение электричества в качестве коллективного наказания для жителей целого региона или атаки на «идеологически неправильные» памятники искусства. Просто мы до последнего предпочитаем не замечать окружающий нас кошмар, чтобы потом полной ценой расплатиться за свое равнодушие.
Потому что, постепенно накапливаясь, все это дает в итоге качественный скачок в виде разрушительной катастрофы: экономической, социальной, политической, а затем и военной. А жизнь и история – это не компьютерная игра с сюжетом о ядерном холокосте, где можно «сохраниться» и переиграть миссию заново.
Ноябрь 2015 г.
Кризис – это война
Год назад мы побывали в Армении и Азербайджане, где живут прекрасные люди, которые не демонстрировали никакого желания участвовать в войне друг против друга. Было заметно, как похожи у них проблемы – рост цен и тарифов, безработица, произвол чиновников и олигархов, ликвидация гражданских свобод, безнадежная бедность, которая заставляет людей покидать родину в поисках заработка, сталкиваясь между собой где-то на московских улицах и на европейских вокзалах. Сейчас, после этой поездки, после трагического опыта украинской войны, новая вспышка насилия в Карабахе воспринимается по-особенному болезненно – хотя обострение конфликта было вполне прогнозируемо, и опасения этого звучали на Кавказе еще в прошлом году. Все разговоры о кризисе, которые мы слушали в Ереване или Баку, так или иначе заканчивались одним главным вопросом: не приведет ли он в итоге к новой большой войне и есть ли возможность это предотвратить?