Тем не менее, антикризисная коалиция сохраняла олимпийское спокойствие. Была уверенна в своих силах? Но так, видимо, полагала и власть, рухнувшая в 2004 г. Наблюдая все это, невольно думалось: «Не доблагодушествуется ли она в очередной раз, когда на главном майдане страны вновь прозвучит призыв: «Да здравствует король!». И если бы это случилось, нет и наименьшего сомнения в том, что евроатлантический Запад горячо аплодировал бы.
В продолжение длительной эволюции в общественном сознании утвердилась мысль, что государство и свобода являются несовместимыми антиподами. История не знает примера, когда бы общество было удовлетворено объемом гражданских свобод и не роптало по поводу их подавления авторитарным государством. При этом каждому поколению казалось, что именно на его долю выпали наибольшие испытания.
Острее других противоречие между государством и свободой осознавалось творческой элитой общества. А. С. Пушкин называл свое время «жестоким веком» и гордился тем, что даже и в этих условиях ему удалось прославить свободу и милость к падшим призывать. И. Я. Франко ассоциировал государство, отнявшее у людей свободу, с огромной гранитной стеной, которую им надлежало сокрушить. Для Леси Украинки метафорическим образом государства была «ночная тьма», а свобода — «рассветные огни», зажигавшиеся рабочим людом.
Сладкое слово «свобода» периодически овладевало умами угнетенных и униженных, выводило их на улицы и площади и даже побуждало браться за оружие. Происходили революции, ввергавшие народы в состояние гражданского противостояния. Когда их дым рассеивался, оказывалось, что государство не становилось лучше, а свободы все равно не хватало.
Ярким примером этому стала и наиболее близкая к нам по времени «оранжевая революция» в Украине. В цитированной выше фразе В. А. Ющенко о достижении вожделенной свободы особое ударение им сделано на слове «мы». Конечно же, оно относилось к многотысячному Майдану, а не к тем, кто стоял на трибуне. Все эти люди, включительно с оратором, были свободными и до «революции». Простодушный Майдан откликнулся на слова вождя тысячеголосьем одобрения, хотя вряд ли для него главным жизненным дефицитом являлась свобода. Думается все-таки, что участники многонедельных протестов на центральной площади страны надеялись на улучшение своей жизни.
Очень скоро стало понятно, что новая власть нисколько не лучше прежней, из которой она и вышла. Свои личные интересы, о чем поведал один из пламенных революционеров, ей оказались ближе, чем интересы «освобожденного» из «кучмовской неволи» народа.
В размышлениях диссидентствующих интеллектуалов финального этапа существования Советского Союза постоянно слышались заклинания о несовместимости свободы и государства. Тиражируя эту, далеко не бесспорную, мысль и расшатывая тем самым государственные устои, никто из них не хотел озадачиться естественным вопросом: зачем тогда человечество придумало себе эту головную боль? Продолжало бы жить без государственной организации, в условиях первобытной свободы. Но в том-то и дело, что на определенном этапе эта свобода стала тормозом прогрессивного развития. Ее регламентация стала жизненной необходимостью.
Вначале (а затем и параллельно с государством) эти функции выполняла церковь, взявшая на себя ответственность за нравственное воспитание общества. Ее роль, однако, не стала всеобъемлющей. Исторический опыт свидетельствует, что далеко не все люди склонны жить по вере или заповедям Божьим. Это справедливо даже по отношению к верующим, жизнь которых проходила преимущественно между грехом и покаянием. Не случайно в нашем православном народе родилась пословица: «Не согрешишь, не покаешься». Что уже говорить о тех, для которых вероисповедальная принадлежность являлась лишь символом их национальной и культурной самоидентификации?
Там, где не действовало убеждение словом Божьим, требовалось принуждение государевой властью. В течение своей эволюции государство обретало различные формы: от военной демократии, через демократию античности, монархический абсолютизм и снова к демократии, но уже республиканской. Несмотря на разные формы, сущностно институт государства всегда был инструментом господства меньшинства над большинством. Можно много рассуждать о несправедливости такого порядка, мечтать об идеальном государстве, одинаково справедливом по отношению ко всем своим подданным, но пока существует несовершенное общество, его государственность будет такой же. Она ведь не что-то инородное, навязанное людям силой, но органический продукт их внутреннего развития. Государство и общество всегда являются как бы зеркалом одно для другого. Перефразировав известное изречение, можно сказать, что каждый народ имеет такое государство и такую свободу, которые он заслуживает.
Предъявляя постоянно претензии к государству, как душителю свободы, общество в целом и лучшие его представители в частности не всегда отдавали себе отчет в том, что именно оно обеспечивало условия для развития экономики, просвещения, культуры. Будь государство действительно таким тираническим деспотом, каким его выставляли всякий раз в глазах общественного мнения, оно оставляло бы после себя пустыню. Но этого не происходило. Более того, по прошествии времени оказывалось, что чем жестче были государственные порядки, тем больших достижений добивалось общество во всех своих жизненных проявлениях.
Какую блестящую культуру создали, к примеру, рабовладельческие государства античности! Человечество и сегодня восторгается афинским акрополем или римским колизеем, и, конечно же, за давностью лет, не рыдает над тем, что все это было достигнуто в результате жестокой эксплуатации рабского труда. Греция и Рим являлись крупными рабовладельческими государствами, подчинившими своему владычеству значительные территории. В эпоху средневековья их преемницей стала Византийская империя, а также ряд крупных европейских государств, унаследовавших традиции византийско-православной и римско-католической культур.
Их можно было бы назвать душителями свободы покоренных народов, как царскую Россию называли «тюрьмой народов». И, наверное, это было бы в определенной мере справедливо. Многие ресурсы провинций, в том числе и людские, направлялись в метрополию на строительство великолепных дворцов и храмов, развитие экономики, культуры, содержание армии.
Однако такая оценка была бы не совсем объективной. Паразитируя на покоренных народах, эти государства не только брали, но и отдавали. Регионы имперского владычества вовлекались в единую систему экономических связей, окрашивались в культурные цвета своих метрополий. Разумеется, речь идет о провинциальных вариантах культур, но и в этом случае жизнь провинций обретала немыслимое в условиях их независимости ускорение. В последующие периоды истории некогда покоренные народы оказывались в своем развитии значительно выше, чем их более «счастливые» соседи, которых миновала такая судьба.
В общественном сознании закрепился еще один стереотип, согласно которому авторитарное государство особенно губительно для творческой элиты общества. Иллюстрируется он, как правило, примерами репрессивного отношения к ее наиболее выдающимся представителям. За ними следили тайные сыскные ведомства, их творчество жестко цензурировалось, особенно непокорные властям интеллектуалы подвергались карательным санкциям. Так поступали все государства, хотя и с разной степенью строгости.
В нашем старом Отечестве (и во времена монархического абсолютизма, и в период Советского Союза) перечень пострадавших за свои убеждения интеллектуалов особенно представителен. Многие из них являлись личностями европейского и мирового масштаба. Казалось, не подвергнись они гонениям, их талант мог расцвести еще более пышно. Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения, а ее опыт убеждает, что наивысшие проявления человеческого духа приходились как раз на время особенно жесткого государственного правления.
С каким энтузиазмом отечественные диссидентствующие интеллектуалы критиковали советские порядки, не дававшие якобы свободно развиваться не только обществу, но и его творческой интеллигенции. При этом не замечали очевидного факта, что вершину интеллектуальной пирамиды в Советском Союзе составляла как раз творческая интеллигенция — ученые, писатели, артисты, художники. Многие из них обрели мировую известность. И именно такое отношение государства к науке, просвещению, культуре способствовало тому, что наша страна за короткое время превратилась в одну из наиболее развитых держав мира.
С распадом Советского Союза жесткая регламентация жизни уступила место сомнительной свободе. Скорее вседозволенности. В одночасье исчезло уважение к авторитетам в различных сферах жизни, причем не только к нынешним, но и к прошлым. На авансцену вышли люди, которые, не будучи причастными к достижениям предшествующего периода, принялись всячески его поносить. Ориентиры общества сбились. Свобода, не сдерживаемая в определенных границах государством, привела, по существу, к хаосу.
При этом оказалось, что обрушилось и поступательное развитие. Общество интеллектуально и нравственно оскудело. Ничего равноценного, не говоря уже о лучшем, в таких, казалось бы, благоприятных условиях сделать оно не смогло. Практически во всех сферах откатилось на десятилетия назад, причем не только в пределах «колониальной» периферии, но и в самой «метрополии», то есть в России. На верху социальной пирамиды оказались новые буржуа, приобретшие свои сказочные богатства неправедным путем, благодаря крушению государства.
Чрезвычайно интересные социологические данные о зависимости нравственного состояния общества и государственности получены в России. 76% опрошенных возложили вину за падение морально-нравственного климата в стране на государство, и то же количество полагает, что выправить положение должно оно. Близкие результаты получены и по Украине. Согласно социологическому исследованию Центра им. Разумкова 2007 г., подавляющее большинство граждан надеется на поддержку государства и в нем видит ответственного за свое благосостояние и лучшее будущее.