политические отношения двух стран, но и на этнокультурные.
Летопись упоминает десять случаев женитьбы русских князей на половчанках. Учитывая многодетность княжеских семей, можно предположить, что от этих смешанных браков могло родиться, по меньшей мере, 60—70 детей. Во втором колене их число достигало бы 300—350. В действительности этническое смешение русских и половцев было более значительным. С половецкими принцессами на Русь прибывали и их молодые подруги, которые выходили замуж за представителей боярского окружения князей.
Можно уверенно утверждать, что русские и половцы хорошо знали язык друг друга. В половецком словаре сохранились русские слова «изба», «печь». Что касается русского языка, то в нем вообще очень много тюркизмов. Соседство с Русью не могло не сказаться и на духовном развитии половцев. Начиная с XII в., многие из них принимали христианство. В отдельные периоды они обращались в новую веру целыми родами. В процессе длительного соседства русских и половцев происходило взаимное обогащение их материальных культур, о чем свидетельствуют археологические находки, русские в степи и половецкие на древнерусских памятниках.
Существенное изменение в этнокультурное развитие Руси внесло монголо-татарское нашествие и продолжительное их господство над восточными славянами. Последние активно «окрашивались» в тюркомонгольские тона. Происходило это не только посредством многочисленных внебрачных связей татарских воинов с русскими женщинами, но и через оседание части татар в южнорусском пограничье и их постепенную ассимиляцию. Из Лаврентьевской летописи знаем о слободах татарского баскака Ахмата в Посемье. В них, кроме татар, проживали, по-видимому, и русичи. В действительности таких татаро-славянских поселений в южнорусских землях было много, учитывая то, что часть татар были христианами.
Разумеется, степень взаимных влияний монголо-татар и русичей не следует преувеличивать, но и не учитывать их наличия тоже нельзя. Со временем влияние монголо-татар, ставших соседями Южной Руси, а затем и Украины на многие столетия, на славянское, в том числе и украинское население стало более значительным. По существу, именно оно сформировало этнографический образ казака с его вышитой сорочкой, широкими шароварами, кривой саблей, бритой головой и длинными усами. И не случайно в народном эпосе, а также в живописи он получил название «казак Мамай».
Таким образом, из всего сказанного выше следует вполне объективный вывод о том, что во все времена культуро- и этногенез на нынешних землях Украины неизменно питался двумя мощными импульсами — европейским и азиатским. Это обуславливало синкретический характер культур, а также необычайную динамичность этногенетических преобразований. И как не было чистых культур, так не было и чистых этносов, а тем более, единого и неизменного в течение тысячелетий. В этнокультурном отношении обитатели территории Украины всегда были евразийцами, причем граница между этими двумя культурно-историческими мирами, выражаясь фигурально, проходила не по Уралу, а по Суле на Левобережье и Тясменю на Правобережье Днепра, то есть по линии размежевания степи и лесостепи.
На протяжении тысячелетий два эти этнокультурные миры находились в постоянном взаимодействии, торговали, вступали в брачные узы, обменивались культурными достижениями, воевали. Столкновения неизбежно сопровождались ассимиляционными процессами, когда более сильный этнос побеждал более слабый или на базе нескольких этносов и их культур образовывался единый новый этнос, часто не похожий на своих предшественников.
Следовательно, объяви мы себя хоть президентским универсалом чистыми европейцами, от этого наша евразийская сущность нисколько не изменится. Хорошо это или плохо? Не думаю, что именно так следует формулировать наше отношение к своим истокам. Родителей, как известно, не выбирают.
Государство или страна?
Двести лет назад известный русский философ Константин Аксаков подал императору Александру II «Записку о внутреннем состоянии России», в которой разделил понятия «страна» и «государство». До него они считались синонимами. Просил обратить внимание именно на страну, точнее на народ, его внутреннюю самобытность, культуру, веру. Он, разумеется, не сомневался в том, что Россия является государством, но в данном случае интересовали его не институты власти, а глубинная народная жизнь. Наверное, и после Константина Аксакова многие интеллектуалы не ставили знак равенства между понятиями «страна» и «государство», но в обиходном употреблении они продолжали существовать, как тождественные.
В обретшей государственную независимость Украине оба эти понятия, по существу, слились в одно — «держава». Оно до того нам понравилось, что употребляется и к месту, и не к месту. К примеру, сообщая о прибытии в Украину какой-либо зарубежной делегации, радио и теледикторы неизменно говорят: «Сьогодні в нашу державу з офіційним візитом прибула делегація...». Далее следует объяснение из какой она страны. Но что делегация? Оказывается, и погода у нас тоже державная. «В наступні три доби, — с подъемом утверждает симпатичная ведущая этой рубрики, — в нашій державі очікується потепління».
Нельзя сказать, что приведенные и подобные им выражения неправильны в содержательном плане. Но они некорректны в языковом. Выражающиеся так, не чувствуют разницы между понятиями «страна» и «государство». Страна — это территория, занимаемая тем или иным народом, обладающим внутренней самоорганизацией, языковым и культурным единством, верой, традициями. Государство — форма политического обустройства страны, состоящая из различных институтов власти. Потому и делегации, и мороз или потепление, конечно же «прибывают» не в государство, а в страну.
Применимы ли названные понятия к Украине? Суверенной и независимой. Первое — «страна», в большей мере. С ним ассоциируется конкретное территориальное пространство, зафиксированное в соответствующих юридических актах и других документах. Что касается второго понятия, «государства», то весьма условно. Внешне как будто все нормально. Все необходимые атрибуты и символы украинской государственности есть. Имеем флаг, герб (пусть малый), гимн, политические институты власти. Украину, как суверенное государство, признало мировое сообщество.
Казалось бы, какие могут быть сомнения? И, тем не менее, они есть. Причем не только в вечно мучающейся ими интеллигенции, но и в простых людей. Неоднократно приходилось слышать возмущенные высказывания по поводу отсутствия адекватной реакции властей на незаконное блокирование «оранжевыми» в 2004 г. правительственных учреждений. «А что вы хотите, — заявляли тогда многие, — государства-то нет». И спорить с такими определениями было трудно.
От легкого дуновения псевдореволюционного «оранжевого» ветерка украинская державность рассыпалась, как карточный домик. Институты власти не только не смогли уберечь страну от анархического хаоса, обеспечить права тех своих сограждан, которые определенно нарушались протестными акциями, но и защитить самих себя. Под несмолкаемые стенания «оранжевых революционеров» об отсутствии в стране свободы происходили процессы разрушения еще не окрепшей украинской государственности. Их логическим завершением явился незаконный, ни в каких юридических документах не прописанный, третий тур президентских выборов в ноябре 2004 г. Всем управляла «революционная целесообразность».
Поразительно, что наши европейские и заокеанские учителя демократии не только не озаботились попранием конституционной законности в Украине, но и откровенно содействовали ему. В недели «оранжевого» путча они зачастили в Украину, чтобы выступить на «революционном» Майдане и морально поддержать, как тогда любили утверждать, спонтанный порыв народа к свободе. В стране еще были законные Президент (пусть и выдворенный за пределы Киева), парламент, Кабинет Министров, но западные ревнители законности уже не считались с ними. Реальной властью для них были вожди «оранжевого» путча, и только их они и поддерживали. Как впоследствии выяснилось, не только морально, но и вполне материально. Об этом мы услышали в откровениях сенаторов США, а также российского олигарха Б. Березовского, не получившего внятного разъяснения от «оранжевых» революционеров, куда ушли его десятки миллионов долларов.
Не менее разрушительными для украинской государственности оказались и события весны-лета 2007 г., когда Президент В. А. Ющенко начал штамповать указы о роспуске Верховной Рады и досрочных парламентских выборах. Законных оснований для них не было никаких. Только та же «революционная целесообразность». Почувствовав, что антикризисная коалиция начала набирать силу, и опасаясь, что в таких условиях ему не удастся реализовать все обещания, данные западным покровителям, Президент прибег к неконституционным действиям, которые и в страшном сне не могли присниться его предшественнику Л. Д. Кучме.
И как же прореагировал на все это Запад? Да, по существу, никак. Откровенно взять под защиту своего подопечного он не решился, уж слишком явным были для всех его нарушения действующей конституции. «На пожурить», как говорят в Одессе, тоже не хватило мужества. Ведь это надо было изменить правилу, согласно которому свой сукин сын остается своим, что бы он не вытворял. В Киеве в это время был уже другой Майдан — красно-розово-синий, но ни один западный конгрессмен или правозащитник так и не появился на его трибуне. Запад сохранял олимпийское спокойствие, не бился в истерике, как в 2004 г., но ограничивался дипломатическими замечаниями, что все это внутреннее дело Украины.
Конечно, это прискорбно, но не неожиданно. К политике двойных стандартов Запада мы уже привыкли. Да и что за дело Западу до становления нашей государственности? Чем она аморфнее, тем легче ему реализовывать свои планы по втягиванию Украины в НАТО, превращению ее в рынок сбыта своей продукции, источник дешевой рабочей силы.
В данном случае, больше, чем позиция Запада, нас должно беспокоить наше внутреннее отношение к государственности. После досрочных и неконституционных выборов Верховной Рады Украины 2007 г. все принялись анализировать их результаты. Убежден, что смысла в этом нет никакого. Ведь все было прогнозировано. Получили ту же, выражаясь шахматной терминологией, патовую позицию, которую имели и до выборов. Теперь, правда, с микроскопическим перевесом «оранжевых», который не дает и слабых надежд на конструктивную работу законодательного органа.