Именно здесь мы сейчас и находимся: в битве за свободу и суверенитет мы подошли к решающей черте. К этой черте подвел нас Путин в своей борьбе за Россию. На каждом этапе объем нашей независимости возрастал, но параллельно с этим росли и экзистенциальные риски.
Здесь стоит обратиться к тому, какое содержание мы вкладываем в термины «суверенитет», «суверенный». Согласно немецкому политическому философу Карлу Шмитту, суверенным явля ется тот, кто принимает решение в чрезвычайных обстоятельствах. Чрезвычайные обстоятельства означают, что действия в такой ситуации строго и однозначно не предопределены ни законом, ни существующей практикой, ни историческими прецедентами. Принимающий решение в таких обстоятельствах всегда действует как бы заново, опираясь только на себя — на свою волю и свой разум, так как готовых решений просто нет. Это и есть свобода: плата за нее — смерть и война. Поэтому тот, кто усиливает суверенитет, тот повышает жизненный риск — и себя, и всего общества.
Путин суверенен в той степени, в какой он принимает ре шения именно в таких чрезвычайных обстоятельствах. Такими обстоятельствами были взрывы домов в Москве в 1999 году и поход Басаева на Дагестан, обстрел Саакашвили Цхинвала в 2008 году и государственный переворот в Киеве в феврале 2014 го да. Каждый раз России был брошен вызов: прямой ответ на него грозил войной, уклонение — рабством. При этом ставки повышались: вначале под вопрос была поставлена целостность России внутри ее границ, затем наши интересы на Южном Кавказе, и, наконец, тень геноцида нависла над русским населением Украины.
Всякий раз Путин принимал вызов и отвечал как носитель суверенитета. Тем самым он расширял историческое поле действий России, восстанавливал ее могущество и свободу, но и повышал градус конфронтации с Западом. Параллельно возрастал его антагонизм и с элитой 90-х, которая постепенно, но неуклонно теряла свои позиции. Так произошло разделение этой наместнической элиты (агентов «конца истории») на два сегмента: на пятую колонну, открыто выступившую против Путина и его суверенных реформ, и шестую колонну, которая все еще признавала Путина, но пыталась перетолковывать его действия и указания в либерально-однополярном духе, а если это не удавалось, то прямо саботировать их. Пятая колонна пополнялась за счет шестой, постепенно вытесняемой из центра на периферию.
Так мы подошли к Крыму, где этот процесс достиг своей кульминации. Одобрив воссоединение с Крымом, Путин вышел на финальный виток конфронтации: если ему удастся настоять на своем в украинской драме, мир прекращает быть однополярным, американская гегемония рушится, и Россия окончательно и бесповоротно возвращается в историю. Это значит, что мы свободны, суверенны и снова являемся великой державой. Но это значит также, что риски мировой войны возрастают: снова напомним — история есть риск и экзистенциальный выбор.
Так мы подошли к Новороссии. По сути, все предыдущее, сделанное Путиным, уже подсказывает логику: в каждой новой ситуации на кон ставится все. Мы не можем сохранить предыдущее, не закрепившись на последующем. Стоит нам только прекратить битву за Новороссию, под вопрос снова встанут Крым, а затем и Южная Осетия, Абхазия, и сама Россия. Таковы законы геополитики: не отвечающий на вызов проигрывает не только его, но и то, что ему удалось приобрести ранее. И всякий раз с риском войны или через войну.
Поэтому Новороссия — это сегодня имя России. Еще один ужасающий экзистенциальный выбор, который Путину предстоит сделать, если он хочет не просто укрепить, но сохранить суверенитет — и свой, и России. Но… структура Решения суверенного правителя коренится в его свободе. В том-то и дело, что за него его никто не может принять. Если Путин суверен, то никакие соображения не могут склонить весы в ту или иную сторону.
Путин находится сейчас в чрезвычайно напряженной, немыслимо рискованной ситуации. В принципе два решения уже есть. Шестая колонна из его ближайшего окружения перед лицом безумных рисков свободы выбирает предательство и возврат на предыдущие позиции. К этому их подталкивают и кураторы из-за океана: прямо и косвенно (вводя санкции против российской собственности за рубежом и угрожая еще более жесткими мерами того же порядка). Вашингтон и Брюссель рассчитывают на восстание элит против Путина, всячески завышая риски, склоняя его любыми аргументами, чтобы он остановился на Крыме и сдал Новороссию. Это решение — спасение для всей агентуры Запада в российском руководстве. Но оно же будет означать и конец суверенитета России, и конец самого Путина.
Если Путину удастся настоять на своем в украинской драме, повторюсь, мир прекращает быть однополярным, американская гегемония рушится, и Россия окончательно и бесповоротно возвращается в историю.
Поэтому патриоты, в том числе и в окружении Путина, принимают другое решение, выбирая суверенитет, свободу, но и повышая максимально риск конфронтации. Понятно, что шестая колонна рискует: если Путин ясно увидит, что они действуют в интересах США, последствия будут достаточно суровыми (особенно если победит выбор патриотов). Но за спиной шестой колонны — Америка и Запад в целом, поэтому, на худой конец, каждый надеется в последний момент улизнуть. Патриоты также рискуют: если дело в Новороссии обернется плохо, то первыми жертвами нового отката к Западу (реваншу 90-х) станут именно они — те, кто подталкивал Путина к повышению градуса суверенитета и тем самым к риску прямой конфронтации. Тем более что бежать им некуда. Но больше всех рискует сам Путин, так как именно от него зависит последнее слово: именно это слово и будет решающим.
И вот здесь мы подходим к основной теме данной статьи. Кто такой Путин — фигура, которой предстоит принимать решение? Да, есть коллективный Путин как сумма разнонаправленных векторов, все более и более расходящихся — патриотического и либерального. Есть индивидуальный Путин как человек с биографией и психологией. Но и тот и другой — лишь части более сложной структуры Суверена.
Чтобы точнее понять эту структуру, можно обратиться к труду Эрнста Канторовича «Два тела короля». В Средневековье существовала теория, что у монарха помимо обычного индивидуального тела есть еще одно — «мистическое». Оторвав эту концепцию от религиозных представлений, мы можем сказать, что «второе тело» есть социально-политическая функция Правителя как высший горизонт всех остальных составляющих, включая индивидуума и ситуативный баланс целей и интересов внутри общества, элит и влиятельных кланов. Именно это «второе тело» и есть та инстанция, в которой коренится суверенитет. Это точка господства, которая уже не зависит ни от чего из области первого тела. Именно на уровне этого второго — «политического» — тела и принимается Решение.
Суверенным является тот правитель, у кого имеется это второе тело. У того, у кого оно отсутствует или развито слабо, власть сводится к результату объективных факторов, включая индивидуальные и психологические. У того, кто им обладает, есть еще нечто сверх того — это королевская тайна, мистерия власти. Именно она, согласно средневековым правовым доктринам, и была основой легитимности короля. Король легитимен в силу обладания вторым телом. Кто им обладает, суверенен. Кто не обладает, является в конечном счете узурпатором. Роль правителя в истории — это вопрос, обращенный как раз к инстанции «второго тела». Именно оно суверенно и действует на уровне исторического процесса.
В этом «втором теле» Путина сосредоточена сама Россия, ее судьба, квинтэссенция ее бытия. В Византии сходная теория толковала Императора как внешнего епископа Церкви, то есть как священную фигуру, в которой воплощается точка пересечения религиозно-духовного (небесного) и властно-политического (земного) начал. Земная власть правителя сама по себе не есть только совокупность земных забот: это власть Неба над Землей, духа над материей. «Второе тело» короля, таким образом, есть зримая печать духа. И снова это прекрасно сообразуется с Гегелем, для которого Господин и есть носитель духа, а в конечном счете — Абсолютного Духа.
Поэтому «второе тело» Путина — это русское тело, в нем живет дух России как Государства, народа, цивилизации.
И сейчас этому духу брошен экзистенциальный вызов. Параметры Решения сформулированы. Шестая колонна предлагает следующую логическую цепочку: отдадим Новороссию, сохраним Крым, Россию и власть; введем войска (в той или иной форме) — потеряем и Крым, и Россию, и власть. Патриоты настаивают на обратном: отдадим Новороссию — потеряем Крым, затем Россию, затем власть; а введем войска — удержим Крым, укрепим Россию и власть. Вслед за принятием той или иной логической цепочки следует, соответственно: либо зачистка патриотов и откат к 90-м, либо окончательное перемещение шестой колонны в статус пятой и полноценный (хотя и, как всегда, рискованный!) русский Ренессанс.
Но какую логику выбрать и, соответственно, по какому пути дальше пойдет Россия, сейчас зависит только и исключительно от самого Путина. Точнее, от его «второго тела», где и сосредоточена тайна суверенности, мистерия власти, источник истинной и глубинной легитимности. И повлиять на это Решение, в котором заложено «быть или не быть» — причем в масштабе не личности и даже не группы людей, но в масштабе страны, более того, целой цивилизации, всего миропорядка, — не может никто.
Только сейчас давний и тысячи раз обыгранный вопрос: кто вы, мистер Путин? — приобретает по-настоящему фатальное измерение. Это вопрос, обращенный не к Путину как к индивидууму и не к Путину как к собирательному наименованию элитных групп, но к его «второму телу», к политическому и даже мистическому телу, где сходятся линии свободы, судьбы и истории, а значит, ключи войны и мира.
4 июня 2014 в 12:05
Хроника. Впечатления. Эмоции
Ситуация в РФ как в октябре 1993-го или в августе 1991-го. Путин в Сочи как Горбачев в Форосе. Решается — быть или не быть. Все, что происходит в Донецке и Луганске, я знаю от тех людей, которые там. От тех, которые туда приезжают; от тех, кто там живет и сражается; от тех, кто только что оттуда вернулся.