иториальной экспансии.
Работа такой бинарной системы в полной мере была продемонстрирована в апреле 2014 года. Как основная и все еще независимая незападная держава, Россия, столкнувшаяся с вызовами и угрозами со стороны США и их приспешников в НАТО, поглотила часть соседней территории (Крым) и вывела ее минимальными усилиями из-под юрисдикции соседа (Украины), чье новое правительство, пришедшее к власти в результате переворота, стремится подстроиться под США и НАТО. Это совершенно неприемлемо для западного силового блока и вызывает угрозы с его стороны, взъерошенные перья и яростное негодование СМИ. Так что кризис на Украине усилился при непосредственном участии СМИ. Вот отсюда мы и начнем.
Искажение американскими СМИ украинского кризиса поистине феерично, оно достигает и, вероятно, превосходит их же действия в 50-летнюю эру холодной войны, причем понятие «объективности» похоронено под обвалом предвзятых мнений и словоизвержений, переписанной или вывернутой истории, использования выборочных свидетельств и двойных стандартов. Потрясающий пример такой предвзятости — статья Дэвида М. Хершенхорна на первой странице New York Times от 16 апреля 2014 года, повторившая все клише, какие только можно представить за период 30 лет, а то и больше. «Выпуски контролируемых государством московских СМИ, — заявляет Хершенхорн, — занимаются тем, что неистовствуют и гиперболизируют… искажения, преувеличения, теории заговора, возбужденная риторика и временами откровенная ложь о политическом кризисе на Украине, исходящие из высших эшелонов Кремля и отражаемые контролируемым государством российском телевидении, льются час за часом, день за днем, неделя за неделей». Он приходит к выводу, что «нет сомнений, новое украинское правительство и его западные союзники, в том числе и США, порой занимаются собственными искажениями». Но в сравнении с ними «телевизионные новости в России — просто водоворот, 24-часовой вихрь алармистских деклараций о западной агрессии, мрачных заявлений о подъеме фашизма и захватывающие дух сообщения о грозящей враждебности «нелегитимного» украинского правительства в Киеве…»[129]
Рассмотрим сардоническое упоминание Хершенхорном о «нелегитимном» украинском правительстве в Киеве. Но временное правительство на самом деле избрано не было, оно пришло к власти с помощью поддержанных Западом и все более насильственных уличных беспорядков. Следовательно, используя подходящие слова, чтобы обрисовать картину, оправдано сказать, что временное правительство «неизбранное», и даже зайти дальше и назвать его продуктом «переворота». Но по правилу двойных стандартов, или бинарности, подачи в СМИ New York Times с удовольствием называет неизбранное правительство и итог переворота просто «правительством в Киеве». Если бы это «правительство в Киеве» не понравилось Вашингтону, то Times было бы сложно признать это правительство даже вслед за свободными и честными выборами, как это было с Уго Чавесом и Николасом Мадуро в Венесуэле. Аналогично во время неудавшегося переворота в Венесуэле в 2002 году Times осудила «разрушительную демагогию и «предполагаемую диктатуру» Чавеса, при том, что приветствовала помазанника военных и весьма недолговечного преемника Педро Кармона[130]. Такая модель дихотомии глубоко укоренилась и широко применяется и Times, и в целом ведущими американскими СМИ.
Хершенхорн упоминает «захватывающие дух сообщения о неизбежной враждебности» этого «нелегитимного» правительства. Его использование риторики комично, если учесть, что другая статья в том же выпуске Times противоречит его сомнениям относительно «неизбежной враждебности». Вторая статья, написанная Эндрю Крамером и тоже появившаяся на первой странице, была озаглавлена «Украина направляет силы для подавления восстания на востоке»[131], так что даже только по заголовку неизбежная враждебность уже надвигается. Роберт Парри указывает, что «эксцентричное изложение» Хершенхорна к тому же не учитывает тот факт, что Андрий Парубий, глава украинского Совета национальной безопасности, сам писал в «Twitter», что «резервные подразделения Национальной гвардии, сформированные из числа добровольцев самообороны Майдана, этим утром уже отправились на фронт»[132]. Парри объясняет, что «Парубий говорил о неонацистских боевиках, которые обеспечили организованную силу, свергнувшую правительство Януковича и вынудили его бежать, спасая свою жизнь». Так что «русская пропаганда» Хершенхорна не только верна и, следовательно, не является пропагандой, но его утверждения в дополнение к сокрытию им роли добровольцев «самообороны Майдана» на востоке показывают, что его собственные утверждения представляют собой вопиющую пропаганду в пользу другой стороны. Times и ведущие американские СМИ в целом принижают роль крайне правых в уличных протестах и перевороте. Хершенхорн упоминает «зловещие заявления о подъеме фашизма» российского телевидения, снова пренебрежительно используя слово «зловещие», чтобы скрыть тот факт, что крайние неонацистские, антисемитские элементы были значимыми уличными бойцами во время протестов и даже получили важные посты в неизбранном временном правительстве. Парри добавляет, что Times изредка допускала проскальзывание неприятной правды. Она цитировала лидера «Правого сектора» Романа Коваля, объяснявшего решающую роль его организации в проведении переворота, направленного против Януковича. «Украинская февральская революция, — сказал господин Коваль, — никогда бы не свершилась без «Правого сектора» и других боевых групп», — пишет Times. Но как Парри указывает, «эта реальность — хотя о ней действительно сообщалось в New York Times (Эндрю Крамером и другими) — стала «русской пропагандой», по словам той же Times».
Как предполагается по тону и языку репортера Дэвида Хершенхорна, не существует никаких преград для нападок и клеветы на Россию и Владимира Путина. Путина, конечно же, демонизировали в официальных СМИ задолго до украинского кризиса, но сам кризис выпустил на волю обостренный поток оскорблений[133]. Только взглянув на редакционные странички New York Times в 2014 году, мы обнаружим, что Путин[134]:
«Твердая рука» (Томас Фридман, 3–2), «громила с обнаженной грудью» (Роджер Коен, 3-14), «злодей» (Николас Кристоф, 3–6), «неперестроившийся русский империалист» (Джон МакКейн, 3-15), обладает «недобрыми намерениями» и «планирует расширить свою империю» (Алексей Навальный, 3-20), «лидер государства-изгоя» (Ян Бремер, 3-17), «авторитарный правитель» (редакционная, 3-19), «хулиган» (редакционная, 4–5), который стремится к «Великой России» в своей «неистовой и крайне опасной силовой игре» (редакционная, 4-16) и «наслаждается, заявляя об американских заговорах» (редакционная, 3–5) — это только самое «вкусное» из потока оскорблений.
Контраст в отношении прессы к Бараку Обаме и Джону Керри просто разительный: за тот же период ни один комментарий редакции не использовал столь уничижительные термины для их описания. Их постоянно упоминали как «президент Обама» и «госсекретарь Джон Керри» без каких-либо сопутствующих определений. На самом деле лишь слегка унизительные термины, которые использовались, без сомнения, отражали раздражение из-за отсутствия сильных ответных действий США в марте и апреле, — два упоминания Морин Дауд о «слабости» Обамы, использование Николасом Кристофом слова «разочарование» и выражение Томасом Фридманом сожаления из-за отказа президента действовать. Плохой парень и хороший парень в Times точно такие же, как и в комиксах[135].
Такой язык используется повсюду в СМИ. Фарид Закария и Кристин Аманпур в CNN, например, демонстрируют такую же желчность в отношении Путина. Для Закарии Путин — «неоимпериалист» (3–2), «душитель» (3–9) и «в ужасе от демократического движения и жестко выступает против него» (3–2). Для Аманпур Путин — «Макиавелли» (3–3), «возможно, оторвался от реальности» (3–3), «занят восстановлением Советской империи» (3–3) и его «интервенции основаны на мифах и фальсификациях» (4-17).
Эти заявления в официальной американской прессе полностью выдержаны в пропагандистском ключе. До такого не докатывались даже комиксы, помещенные в New York Times и CNN.
В тирадах против России и параллельной вспомогательной выборке новостей принимается как должное, что действия России в Крыму — не оборонительные и ответные, а наступательная и неспровоцированная политика, которая по праву называется агрессивной, имперской и попыткой восстановить Советскую империю. Самое замечательное — это неспособность предоставить хоть что-то, кроме мимолетных ссылок на экспансию НАТО, и тот непреложный факт, что с момента падения Берлинской стены в ноябре 1989-го советский блок и Варшавский договор развалились, Советский Союз распался в конце 1991-го, присоединившаяся Социалистическая Федеративная Республика Югославия была демонтирована с 1991-го по 1995-й, блок НАТО разросся с 16 членов до 28 на сегодняшний день, в том числе включил 10 бывших членов Варшавского договора и три бывшие советские республики[136].
Поглощение НАТО этих бывших восточноевропейских сателлитов Советского Союза наряду с тремя государствами Балтии и размещение перехватчиков ПРО и радарных систем в Польше и Чешской Республике, соответственно, было сделано в нарушение устного, но ясного обещания, данного бывшему советскому премьеру Михаилу Горбачеву последовательно высшими лицами США и Германии в начале 1990-х, — «не будет никакого расширения юрисдикции НАТО или сил НАТО ни на дюйм на восток», говоря словами госсекретаря Джеймса Бейкера