2. О новой концепции преподавания истории украины в школе
В 2009 г. Украинский Институт национальной памяти подготовил Концепцию, а также серию программ преподавания истории Украины в школе. Оба документа названы проектами, к обсуждению которых были приглашены все заинтересованные лица. Во вступительном слове Председатель Института академик НАН Украины И. Юхновский обратился к широкой украинской общественности, известным историкам, учителям, методистам, преподавателям истории прочитать эти документы и дать свои замечания.
Предлагаемый здесь анализ явился откликом на приглашение к дискуссии. Следует сказать, что задача разработать концепцию и программу украинской истории для школьного обучения чрезвычайно сложная. В той же мере, насколько сложным был и исторический процесс на землях, ныне составляющих государственную территорию Украины. Как известно, окончательно она сформировалась только в XX ст., при этом не только за счет собственно украинских этнических регионов, но и тех, которые исторически никогда таковыми не были (Донбасс, Новороссия, Крым). Специфика украинской истории в том, что практически на всех этапах она была тесно связана с историей государств, в состав которых Украина входила отдельными своими частями (Великого княжества Литовского, Речи Посполитой, Австро-Венгрии, России, Советского Союза).
В этих условиях чрезвычайно сложно создать единую концепцию и единые программные основы преподавания истории в средней школе, которые бы характеризовались своей общепризнанной каноничностью. Что собственно и продемонстрировали авторы предложенных для обсуждения документов (Н. Яковенко, В. Верстюк, О. Удод, И. Гырыч, О. Павлышин).
Правда, создается впечатление, что они не слишком-то и заботились о том, чтобы найти максимально непротиворечивые подходы к моделированию взглядов на историческое прошлое. В сущности, предложили свое авторское видение, практически ни в чем, выражаясь фигурально, не «наступив на горло собственной песни». Не может быть и малейшего сомнения в том, что наработки другого коллектива историков, сформированного не в Институте национальной памяти, а, скажем, в Институте истории НАН Украины, были бы существенно другими.
Но, как говорил известный политический деятель, имеем то, что имеем, и об этом наш разговор. По законам критического жанра, я сосредоточил внимание не на положительном, что безусловно есть в программах, а на том, что обесценивает их своей заданной авторской позиционностью. Одной из главных тенденций является заметное стремление «европеизировать» прошлое Украины и, где можно и где нельзя, привязать его к Западу.
Рассказу о Киевской Руси в программе для 5-го класса предшествует материал о варварских королевствах и империи франков. При этом предлагается объяснить этимологию слов «король», «аристократ», «рыцарь» и поддержать их изображением западного рыцаря. Рядом с фотографией Софии Киевской авторы почему-то рекомендуют поместить не Софию Новгородскую или Полоцкую, а один из польских храмов. Распространение образования должно иллюстрироваться не школами времен Владимира Святого и Ярослава Мудрого в Киеве и Новгороде, а рассказами об европейских университетах. Книгопечатание Украины подается на широком европейском фоне (книжные ярмарки конца XVI ст. в Лейпциге и Дрездене, издание книжек кириллицей в Венеции, Кракове, Праге и Вильнюсе). А о том, что украинское книгопечатанье тесно связано с русским и пришло к нам из Москвы — ни слова. Отдельные темы посвящены «Становлению Новой Европы в XVI-XVIII ст.» и «Новой Европы XIX ст.», и практически ничего — о России. Ни о новой, ни о старой.
В теме «Столетие войн и революций (XX столетие)» особое ударение делается на поражении национальной революции 1917-1921 гг., на голодоморе 1932-1933 гг., на украинском освободительном движении против «нацистов и Советского Союза», на уничтожении интеллигенции, не согласной с коммунистическими преобразованиями. Такое впечатление, что кроме перечисленных событий в Украине ничего больше и не было.
Есть в этом обширном вступлении в историю, которое определенно не ориентировано на детей 10-12-летнего возраста, и утверждения, которые вообще не поддаются объяснению. Например: «Украинские имена в дохристианские времена», или «Первый украинский врач Агапит». Украинцев еще не было, а «украинские» имена и врачи уже были. И как авторы объяснят школьникам, что дохристианские имена «украинцев» были точно такими, как «русских» и «белорусов»? Выражение: «Территория средневековой Украины как историческая родина украинского и крымско-татарского этносов» — не только научно некорректно, но и политически небезопасно. Оно лишает крымско-татарский народ собственной родины, что абсолютно несправедливо. До конца XVIII ст. Крым был отдельным этнотерриториальным и государственным образованием, и к «средневековой Украине» не принадлежал.
В программе для седьмого класса «История Украины: Средние века» понятийный ряд настолько виртуозно перепутан, что школьникам будет неимоверно сложно постичь о ком и о чем собственно речь. Об украинцах или о восточных славянах, русичах или варягах, о Киевской Руси или о «Русской земле», о Киевском или о Галицко-Волынском государстве? Последнего в древнерусские времена просто не существовало. На короткое время при Романе Мстиславиче Галицкое и Волынское княжества были объединены, но после его смерти снова разделились.
Полюдье с «восточнославянской людности», которое потом «сплавляли Днепром для продажи в Константинополе», собирали не варяги, а киевские князья, дружины которых состояли преимущественно из той же «восточнославянской людности». Акцентация на «варягах» производит впечатление, что они — не один из факторов исторического развития восточнославянской государственности, а единственный. В сущности, авторы программы это и утверждают, говоря о боярах как потомках варягов.
Что касается государственно-политического развития Руси Х-ХIII вв., то оно преподносится в лучших традициях официальной советской историографии. До 30-х годов XII в. существовало единое государство во главе с Киевом, после — отдельные государства-княжества, которые в будущем лягут в основу Украины, Беларуси и России.
Но и в советские времена, и после них, существовала концепция, в соответствии с которой Киевская (Древняя) Русь, видоизменяя свою политическую форму, просуществовала как единое государственное образование до 40-х годов XIII в. и пала под ударом монголо-татарских завоевателей. Эта точка зрения имеет свою литературу и о ней нужно говорить. Авторы должны в программе утверждать не свой личный вкус, а, по меньшей мере, объективную историографическую реальность. Тем более, что и сами склоняются к общерусскому единству, когда говорят о «едином для государства «Русском законе» («Русской правде»), единой Русской православной церкви, едином потоке древнерусского культурного развития. Вполне конкретно это вытекает из утверждения, что монгольское завоевание было толчком «к изменениям в исторических судьбах южных (украинских), западных (белорусских) и северо-восточных (русских) княжеств-государств, которые вышли из Киевского государства.
Более взвешенными и сбалансированными представляются программные основы исторического развития украинских земель в эпоху позднего средневековья и раннего нового времени. Правда, не без определенной идеализации благотворности западных влияний. Уже само начало нового времени (последняя треть XVI ст.), в соответствии с авторами, «выразительно очерчивается усвоением украинцами западной культуры». Акцентация на привилегиях Люблинской унии 1569 г. для Волыни и Киевщины, согласно которым этим землям гарантировались территориальная целостность и давние права, производит впечатление определенной приемлемости такой альтернативы. О том, что эти гарантии постоянно нарушались, особенно в сфере церковной, в программе не говорится.
Кризис Православной церкви объясняется не тем, что она не получала никакой государственной поддержки, а тем, что была бездействующей ее верхушка, отсутствовало собственное школьное образование, и были малообразованные священники, в особенности «на фоне религиозного обновления западного христианства». В связи с этим, в программе ставится акцент на планах подчинения Киевской митрополии Папскому престолу, а также на попытках примирения православия и католичества посредством создания общего для православных и униатов Русского патриархата.
На фоне такой религиозной «терпимости» Варшавы и ее гарантий прав украинцев, как-то немотивированными выглядят разделы программы, в которых речь идет о казацких восстаниях и казацкой революции середины XVII в. Правда, изложены они так, что школьнику сложно постичь, за какие именно права боролись казаки, крестьяне и мещане, и кто этих прав им не давал. Только в одном случае сказано, что битвы под Желтыми Водами, Корсунем и Пилявцами происходили «с королевским войском», а о причинах «Казацкой революции» в программе нет ни единого слова.
Откровенной тенденциозностью отличаются рекомендации относительно освещения истории Украины после вхождения ее в состав России. Последняя фигурирует в программе не под своим официальным названием, а исключительно под тем, которое употреблялось западными авторами — Московия. «Приобщение казацкой территории к Московии», «степное пограничье Московии», «союз с Московией Ивана Брюховецкого», «деление Украины по Андрусовскому перемирию Московии с Речью Посполитой».
Вполне понятно, что этим подчеркивается определенное неуважение к России. Нельзя же подозревать людей с докторскими и кандидатскими степенями в том, что они не знают ее официального названия. Со времен Ивана IV Васильевича русские монархи именовались «великими князьями всея Руси», а современник Богдана Хмельницкого Алексей Михайлович имел титул «царя и великого князя всея Русии». Кстати, подобной терминологической вольности авторы программы не допустили по отношению к Речи Посполитой и нигде не подменили это название «Варшавией».
Вся дальнейшая украинская казацкая история — от Богдана Хмельницкого до Ивана Мазепы — подается почти исключительно как поиски казацкими гетманами своих политических протекторов. Иван Выговский был намерен возвратиться в Речь Посполитую, Иван Брюховецкий и Иван Самойлович ориентировались