Украинская революция. 1917-1918 — страница 28 из 63

Лишь через две недели Мумм твердо заявил лидерам Рады, что «без военной поддержки Германии ни один из них не останется у власти и что вывод германских войск с Украины приведет к немедленному устранению Рады и возвращению хаоса и беззакония». Хотя украинские законодатели продолжали требовать вывода германских войск, особенно остро этот вопрос звучал во время дебатов, начинавшихся после принятия очередных германских приказов и проведения акций в нарушение прежних заверений и гарантий невмешательства во внутренние дела страны, правительство же Рады больше не досаждало немцам и австрийцам по данному поводу.

Вопрос об организации боеспособной украинской армии после восстановления властных полномочий Рады представлял собой еще один острый угол в ходе нарастающего германо-украинского конфликта. Немцы решили с самого начала добиться доминирования своих сил в Киеве. Сначала в столице размещались только германские войска. После освобождения Киева от большевиков (1 мая) большинство национальных частей продолжило поход на Восток вместе с немцами. Однако, когда 26 марта часть сил украинской дивизии, сформированной из военнопленных в Германии, перебросили в столицу для участия в параде, генерал Тренер выразил крайнее неудовольствие этим, назвав передислокацию «совершенно ненужным предприятием». Он выразил опасение, как бы эти украинские силы не повернули оружие против немцев. Австрийское присутствие в Киеве также предполагалось ограничить. Согласно соглашению между Берлином и Веной, в городе не должно было быть больше двух батальонов австро-венгерских войск.

Посол Мумм, видимо, разделял опасения Грёнера относительно украинских войск. Например, 12 апреля он предупреждал МИД о том, что «укрепление украинской армии является абсолютно нежелательным». Затем он призывал вышестоящие инстанции в Берлине отвергнуть «посредством тактики затягивания времени» грузинский план (уже одобренный Радой), предусматривавший вербовку грузинским правительством украинских ветеранов бывшей царской армии на Кавказе и переброску равного числа грузинских военнопленных из Германии в Украину в помощь Раде. Если оставить в стороне вопросы осуществимости и полезности этого плана, то станет очевидным, что немцы были заинтересованы в противодействии укреплению вооруженных сил Рады, но таким образом, чтобы не вызывать ненужного антагонизма со стороны украинцев и их союзников на Востоке.

Что касается судьбы частей, сформированных в Германии из военнопленных, то первая такая дивизия — так называемая «Голубая» («синежупанники») — прибыла в Украину в середине марта 1918 года. Примерно через месяц была передислоцирована еще одна. (В середине февраля 1918 года австрийцы начали формирование украинской дивизии, но она прибыла в Украину лишь в августе.) По договоренности с немцами от 13 апреля в рамках общей военной конвенции, эти части Рада должна была распустить. Однако в результате ухудшения украинско-германских отношений и в преддверии устранения Рады немцы решили взять это дело в свои руки. В ночь с 26 на 27 апреля они внезапно разоружили и «Голубую дивизию», уже размещенную в Киеве, и ту, что в это время находилась на марше в Украине.

Очевидно, что немцам не нравилась идея сильной украинской армии, но также верно и то, что Рада не могла или, возможно, не предприняла достаточных усилий в целях изменения соотношения сил с оккупационными державами в свою пользу, когда представлялась для этого возможность. Хотя противодействие созданию эффективной украинской армии, а также роспуск частей, сформированных при помощи самих немцев, не являлись основными причинами противоречий между Берлином и Киевом, это способствовало углублению германо-украинского конфликта.

Внешнеполитические связи в этот период поддерживались в основном с центральными державами, с вновь образованными восточноевропейскими и закавказскими государствами (такими как Финляндия и Грузия) и, наконец, с некоторыми нейтральными европейскими странами, особенно со Швецией и Швейцарией. Сколь бы ни были ограниченными дипломатические и неофициальные внешнеполитические связи Украины с другими государствами, они дают еще один ключ к пониманию долговременных целей Германии на Востоке и вызреванию украинско-германского конфликта.

На внешнеполитические отношения Рады никакие формальные ограничения не налагались. Отсутствуют доказательства и какого-либо прямого и открытого вмешательства со стороны немцев в деятельность украинского МИД или выбор дипломатических представителей Рады для работы за рубежом. Имелось, однако, несколько факторов, действовавших в направлении сужения диапазона внешнеполитических связей, так что у немцев не было причин беспокоиться о контроле над ними. Среди этих факторов следующие: 1) озабоченность Рады многочисленными внутренними проблемами, проистекавшими из кратковременной большевистской оккупации и австро-германской вооруженной интервенции; 2) общая слабость ее положения и почти полное отсутствие обученных и карьерных дипломатов; 3) дальнейшая потребность в немецкой военной помощи; 4) ограничения, которым подверглась украинская дипломатия из-за враждебности союзников и продолжающейся войны на Западе.

Во-первых, немцы следили за тем, чтобы не происходило никаких двусторонних австро-украинских переговоров и других контактов. Однако еще больше их интересовало то, чтобы все отношения между Радой и представителями союзников, а также другим персоналом, остававшимся в Украине после немецкого вторжения, были прерваны. Первое требование германских представителей в Киеве (середина марта) об удалении персонала союзников с украинской территории Рада отвергла. Однако обе стороны вскоре пришли к определенной договоренности по этому вопросу. Немцы должны были выдвинуть очередное требование, которое Рада вновь отвергла бы. Вслед за этим германская сторона должна была удалить представителей союзников с театра военных действий в Украине — шаг, который Рада должна была ради проформы опротестовать. Поскольку для немцев это был вопрос практической важности, способ, которым они его решали, свидетельствует о сложных отношениях в этот ранний период между ними и Радой.

Любопытна также реакция Германии на план Рады от середины апреля, предусматривавший предложение всеобщего мира всем участникам войны. Узнав об этом плане, Верховное командование армии немедленно порекомендовало германскому военному атташе в Киеве полковнику Штольценбергу отговорить премьер-министра правительства Рады от данного шага. В равной степени немцы были настроены на противодействие стремлению Рады выступить посредницей в спорах между Турцией и Закавказскими республиками. В данном случае именно министр иностранных дел фон Кюльман распорядился отказать ей в этом «в возможно дружелюбной форме». Решение Кюльмана полностью поддержал генерал Людендорф, который уверовал в необходимость для Германии «взять в свои руки решение кавказского вопроса».

Гораздо большее значение для украинцев имело отношение Германии к территориальным требованиям Рады. По сравнению со своей предшественницей — гетманской властью, Рада выступала с довольно скромными пожеланиями. Вначале она претендовала преимущественно на Холмскую область как часть своей территории. Украинцы не претендовали в Брест-Литовске ни на Крым, ни на Бессарабию, хотя, по настоятельной просьбе Болгарии, они согласились, наконец, внести в договор дополнение о желательности иметь между собой общую границу. (Для этого Украина должна была получить Бессарабию, а Болгария — Добруджу.)

Приверженность Рады принципу самоопределения предполагала предоставление крымским татарам полной свободы действий в борьбе за независимое национальное существование (даже если они и составляли явное меньшинство на полуострове). Бессарабию же Киев ранее решил считать отдельной республикой, поэтому украинцы не предъявляли претензий на нее в Бресте. Изучив, однако, протоколы германо-украинских переговоров в Бресте, можно вполне согласиться с украинским наблюдателем на этих переговорах Мыколой Зализняком в том, что если бы представители Рады заинтересовались этими территориями, то их запрос был бы рассмотрен самым серьезным образом.

Через несколько недель украинцы потребовали права голоса в решении бессарабского вопроса. Сначала представители германского МИД в Бресте относились благожелательно к требованию украинской стороны. Кюльман тем не менее принял решение в пользу присоединения значительной части Бессарабии к Румынии. Он считал, что военное и политическое положение Украины не давало оснований для серьезного рассмотрения ее требования. Но больше всего его заботило недопущение установления общей границы между Украиной и Болгарией в случае приобретения последней Добруджи. Немцы сразу не предали огласке свою официальную позицию и даже позволили Раде начать переговоры с Румынией относительно будущего Бессарабии. Берлин хотел избежать недовольства украинцев и в то же время склонить румын к уступкам на проходивших в то время германо-румынских переговорах путем оказания давления на Бухарест. Лишь в конце марта Кюльман был готов предоставить свободу действий Бухаресту в Бессарабии. Этот шаг получил полное одобрение со стороны кайзера и генерала Людендорфа.

Вопрос будущего Крыма и других территорий на Востоке со значительным украинским меньшинством вышел на авансцену только после полной оккупации этих территорий немцами и их доминирования вслед за устранением Рады.

С другой стороны, вопрос о Холмской области держал Раду в постоянном напряжении после заключения с центральными державами сепаратного договора. Поляки добивались этой территории столь же ревностно, рассматривая ее приобретение как первый шаг к восстановлению так называемой исторической Польши. Этим объясняются их острая реакция на австро-германское обязательство в Брест-Литовске уступить Холмскую область Украине и последующие выпады по этому поводу в будущем. (Польские лидеры выразили желание ехать в Брест-Литовск еще до того, как там появилась на конференции украинская делегация.)

Неудивительно поэтому, что австрийцы, не теряя времени, пересмотрели договор с Украиной с целью пойти навстречу польским возражениям относительно Холмской области и Восточной Галиции. 19 февраля 1918 года австрийский премьер-министр Зайдлер открыто заверил поляков в парламенте, что их интересы в Холмской области не будут проигнорированы. Он сообщил им об уступках, сделанных Украиной накануне. В принципе, отстаивая прежнее австро-германское обязательство об уступке Холмской области Украине, министр иностранных дел Германии Кюльман полностью поддержал позицию австрийцев. Он заявил в рейхстаге, что Холмская область не будет передана ей немедленно и что западная граница государства будет демаркирована специальной комиссией, состоящей из представителей сторон, подписавших договор с Украиной, а также Польши.