Условия, на которых Скоропадский согласился взять власть в Украине, по существу, были теми же, что и те, на которых он должен был править страной после успешного государственного переворота. Страна должна была сохранять независимость от России, поддерживать тесные экономические и политические связи с центральными державами на основе договора в Брест-Литовске и других соглашений. Согласно прежнему решению Германии и Австрии, исключалось формирование какой-либо украинской армии, пока в стране остаются войска центральных держав. Хотя теперь гетману разрешалось формировать войска, эту «уступку» вряд ли можно воспринимать всерьез, поскольку германское командование сохранило за собой право определять ее численность, а он так и не смог создать свои собственные боеспособные силы.
Гетману пришлось также согласиться на проведение новых выборов после завершения умиротворения страны. Это тоже требовало одобрения германского Верховного командования. Все преступления, совершенные против немецкого персонала в стране, по-прежнему должны были находиться в ведении германских военных судов. По тому же образцу в Украине сохранялись в силе германские законы о военном производстве (Kriegsleistungsgesetze). Следовало уволить с государственной службы все «нежелательные» элементы, служившие бывшей Раде, а также распустить все так называемые «земельные комиссии». (Комиссии представляли собой местные организации, ответственные за проведение аграрных реформ, которые проводила Рада.) Другие обязательства и ограничения, навязанные новым украинским властям, были экономического и финансового свойства.
Свержение Рады привело к усилению германского контроля над Украиной, а также возрастанию роли германского командования в стране. Верховное командование всегда имело вес в украинских делах, но после переворота влияние военных в восточных делах стало решающим. Это отмечал генерал Грёнер, когда писал: «Смена власти (в Украине) должна была произойти под полным контролем Верховного командования. Пока все развивалось по намеченному плану. В МИД в Берлине можно наблюдать обычную тревогу и беспомощность, поскольку канцлер (Хертлинг) на самом деле дряхлый старик. Это, однако, нас не беспокоит, поскольку мы ощущаем твердую поддержку Верховного армейского командования».
Посол Мумм без труда принял усиление позиций военных в Киеве как должное. Фактически он был весьма удовлетворен отношениями, сложившимися между ним, фельдмаршалом Эйхгорном и генералом Грёнером, которые он характеризовал как «очень хорошие». На самом деле Мумм допускал развитие событий в Украине именно в этом направлении, он полагал, что во многих случаях политические соображения должны уступать место требованиям военного характера. Он не возражал против этого, мотивируя свою позицию тем, что ему всегда представлялась возможность обсудить текущие проблемы и выразить свое мнение о них. Он указывал также на тщетность всякой критики восточной политики Германии в рейхстаге, поскольку, как он выражался, власть в Украине сейчас целиком находится в руках военных. Такова была ситуация, и следовало «извлекать из нее максимум возможного». Положение ухудшилось бы, если бы командование германскими войсками в Украине доверили Лерснеру или Макензену вместо таких людей, как Грёнер и «славный Эйхгорн».
Австро-венгерские представители в Киеве, участвовавшие не слишком активно в подготовке свержения Рады, просто одобрили немецкий план и получали информацию обо всех событиях. Следовательно, переворот был главным образом германо-украинским предприятием. Окружение гетмана ясно показало, что предпочитает, как прежде, иметь дело с более сильной оккупирующей державой, а не с ее партнерами. 4 мая Мумм, например, докладывал, что новый украинский премьер-министр Федор Лизогуб готов тесно сотрудничать с немцами, но что «украинцы не хотят ничего слышать об Австро-Венгрии». Австрийцы ответили холодным и сдержанным отношением к новому украинскому режиму. Немцы откровенно выражали удовлетворение тем, что смена власти в Киеве произошла без прямого участия союзников. Они обращали мало внимания на их недовольство.
Первый месяц вслед за переворотом 29 апреля стал периодом перемен и неопределенности для немцев и гетмана. Хотя немцы испытали большое облегчение в связи с тем, что нашли, наконец, подходящую замену Раде и, очевидно, с самого начала оказывали генералу Скоропадскому солидную поддержку, они все еще были настроены довольно пессимистично в отношении будущего. Они шли на первые сделки с гетманом довольно осмотрительно. Хотя большинство немцев полагали, что до поры до времени альтернативы поддержке новому режиму не предвидится, они неоднократно намекали на временный характер сотрудничества. Касаясь будущего генерала Скоропадского, командующий армейской группой Эйхгорн заявлял в одном из своих докладов следующее: «На данном этапе невозможно предвидеть продолжительность правления Скоропадского. Многое будет зависеть от него самого. Даже более решающим фактором станет способность нового правительства ответственно выполнять свои функции, а также вопрос о том, останется ли; Скоропадский под немецким влиянием».
Немцы медлили с полным признанием правительства гетмана до 2 июня, хотя вскоре после переворота они дали ясно понять, что возвращение к власти украинских социал-революционеров (крупнейшей партии в Раде) исключено. Грёнер даже пошел дальше, сообщив делегации представителей социалистических партий о том, что новый режим уже «признан» Берлином.
Несмотря на сохранявшуюся неясность планов рейха в отношении Украины в начальном периоде гетманского правления, имелось согласие по следующим пунктам: 1. Рада, безусловно, вне власти, но следует добиваться участия в новом правительстве некоторых лидеров украинских социалистов (особенно социалистов-федералистов, вышедших из кабинета Голубовича за несколько дней до переворота). 2. Новое правительство формируется на национальной платформе, украинскому государству следует сохранять полную независимость от России, поддерживая тесные политические и экономические связи с центральными державами.
Вначале Мумм сообщал, что Грёнер тесно сотрудничает с ним в реализации этой программы. К примеру, они оба встречались со Скоропадским. Германские представители стремились убедить его в необходимости формирования национального украинского правительства, а также устранения со стороны кабинета любых пророссийских поползновений. Германское и австрийское внешнеполитические ведомства продолжали считать существование независимой Украины абсолютной необходимостью. Совершенно неожиданно, однако, командующий армейской группой Эйхгорн заявил 4 мая, что сохранение подобного сепаратистского государства не является ни возможным, ни желательным. Он предложил избавиться от иллюзии воспринимать Украину в качестве «дружественного государства». В последующем Эйхгорн призывал германский МИД использовать аналогичный подход к «украинской проблеме». Несколько удивленное и встревоженное руководство внешнеполитического ведомства поинтересовалось у Мумма, означал ли этот призыв, что Украину следовало считать скорее оккупированной территорией, чем «дружественным государством», поддерживающим мирные отношения с Германией. Однако Эйхгорн и Грёнер продолжали добиваться принятия их политики в отношении Украины, приводя следующие аргументы: «Крайне ошибочно полагать, как это делает имперский канцлер, что германские войска в Украине воспринимаются как союзники из дружественного государства. Эту иллюзию следует отбросить раз и навсегда. Немцев воспринимают здесь хуже, чем в любой враждебной стране. Практически нигде украинские власти не проявляют заинтересованности и желания сотрудничать в обеспечении продовольственных поставок и охране наших солдат от нападении… Нам хотелось бы посоветовать имперскому канцлеру, чтобы он послушал людей, которые посещали Украину в последние недели. Они поддержат мнение, что в чрезвычайной обстановке следует скорее применять чрезвычайные меры, чем тактику, блестяще разработанную за обитым зеленым бархатом столом в Берлине».
Генерал Гофман, уже покинувший Украину, продолжал следить за развитием событий в этой стране и выражал озабоченность тем, не собираются ли немцы окончательно расстаться со своими первоначальными планами. «Усилия Верховного командования и Эйхгорна, — записал генерал в своем дневнике 6 мая 1918 года, — незаметно для них влекут Украину в объятия Большой России. В данный момент это не имеет значения, но для будущего я счел бы полезным сохранение Украины в качестве независимой общности». На следующий день он дописал: «Доктор Рорбах, известный писатель, зашел вчера повидаться со мной по пути в Киев. Он разделяет мое беспокойство в отношении Украины…»
Между тем МИД продолжал решительно поддерживать идею независимой Украины. Гетмана и министров его кабинета предупредили, что они могли ожидать продолжения поддержки немцев, пока держат в руках знамя независимой Украины. Защита Муммом такой политики опиралась на следующие соображения: 1) его учет общественного мнения в Германии и позиций нейтральных и дружественных государств; 2) нежелание обращаться с новым украинским правительством как с марионеткой Германии, чтобы не подрывать его авторитет и престиж в стране; 3) заинтересованность в развитии хороших политических и экономических отношений с Украиной в будущем.
Вскоре Мумм привлек на свою сторону генерала Грёнера, хотя последний сохранял пессимизм в отношении будущего развития событий. «На данном этапе невозможно предвидеть, во что превратится постепенно Украина. Пока же мы поддерживаем идею независимой Украины». Нет свидетельств того, что Эйхгорн не одобрял согласия своего основного помощника с позицией МИД. Сообщается, однако, что полковник Штольценберг настраивал австрийцев, а также немецких журналистов против нового украинского правительства. Однако его вскоре отозвали из Киева, чтобы не ставить в неловкое положение гетмана и его немецких сторонников.
В специальном указе (грамоте), выпущенном гетманом 29 апреля 1918 года (сразу же после свержения Рады) с одобрения немцев, он провозгласил себя «верховной властью» в стране. Гетман обязался править как диктатор при помощи назначенного им лично кабинета до созыва украинского парламента. Хотя украинским социалистам не нравилась идея правления военачальника в качестве главы государства, нельзя отрицать того, что традиция гетманского правления занимала особое место в сознании многих украинцев, особенно среди крестьян и части интеллигенции. Гетман — традиционный титул предводителей украинского казачества в XVII–XVIII веках. Видимо, этот термин происходит от немецкого слова Hauptman, означающего «начальник» или «командир». Возможно, это слово перешло в Украину в искаженной славянизированной форме через Польшу. Этот титул носили Богдан Хмельницкий и Иван Мазепа, наиболее яркие украинские лидеры времен казачества, а также предок генерала Скоропадского, Иван Скоропадский. Он известен в истории как казачий атаман, отказавшийся поддержать Мазепу в борьбе против Петра Великого.