Но Королевич был хитрый. Он знал наперед их мысли. Достал камень такого же веса, как и сам, положил его в клеть и крикнул:
— Тащите!..
Вытащили они до половины, а потом пустили. Клеть с камнем упала на дно так сильно, что выбила ямину в три метра шириной, в три метра глубиной. Тут-то Королевич и узнал их верность.
Думает, как ему теперь выбраться на землю? Вернулся и идет той дорогой, куда ходил Ногтиборода.
Вдруг полил огненный дождь. И слышит Королевич в стороне писк. Он взобрался на бук, глядь в гнезде трое змеенышей плачут. Он развернул свой плащ и укрыл их от огненного дождя.
Только дождь перестал, говорят змееныши Королевичу:
— Ступай под бук да спрячься. А когда прилетит наш отец, он похвалит тебя, что ты нас от смерти спас.
Вскоре прилетел Змей и так обрадовался, что дети его остались живы! Спрашивает:
— Кто это спас вас от смерти?
— Да мы бы вам сказали, но вы съедите его.
— Да разве я сделаю так, если он выручил вас из беды!
Услыхал это Королевич и отозвался.
Змей подлетел к нему и говорит:
— Какой подарок ты хочешь за то, что спас моих детей от огня?
— Хочу, чтобы ты вынес меня на белый свет.
— Я вынесу, коли ты дашь мне двенадцать буйволов, двенадцать печей хлеба да двенадцать бочек вина.
Пошел Королевич к Ногтибороде и нашел у него в хижине все.
Принес это Змею, положил ему на спину, а сам сел между крыльев, и летят они на белый свет.
Когда были они всего в двенадцати метрах от земли, то харчи кончились. А Змей есть просит.
— Давай есть, а то упаду!..
Королевич отрубил ножом ляжку со своей ноги и дал ее Змею.
Змей подкрепился и вынес его наверх, на землю.
Когда опустились они на землю, Змей спрашивает:
— Что это было за мясо такое вкусное напоследок?
— Да это я с ноги у себя вырезал.
Змей выплюнул мясо и прилепил его к ноге Королевича.
Тут Королевич простился со Змеем и идет в город. Но бледный такой, борода отросла и весь оборванный.
Приходит в город, а там жил один портной, что шил всем одежду. Приходит Королевич к нему, поздоровался. Спрашивает его:
— Кто вы такой?
— Да я портной.
— Не надо ли вам подмастерья?
— А вы умеете шить?
— Умею.
И взяли его в подмастерья. Отвели его в другую комнату, где было столько сукна, что на полтора года шить.
Королевич вечером заперся в комнате, поставил машину и ножницы, что сами кроили, и все пошил за одну ночь и развесил на стенах.
Когда портной вошел в комнату, где лежало сукно, и увидел, что все уже пошито, пустил слух по всему свету, что есть у него, мол, такой-то и такой подмастерье.
Дознались о том царские дочки и принесли ему шить свадебные рубашки для своих женихов.
Королевич их сразу узнал, а они его не узнали.
Пошил он красивые рубашки для Дробикамня и Кривичащи. И невестам те рубашки очень понравились. И за это они позвали его на свадьбу.
А тем временем Королевич уже приоделся красиво, постригся-побрился и в царские палаты явился.
Девушки сразу его узнали. Узнали его и товарищи и сильно испугались.
Королевич поговорил с ними, напомнил им, кто он такой, как он с ними дружил, а потом вытащил саблю и отрубил обоим головы.
Тут царские дочки подтвердили, что это он освободил их. Взял он себе тогда младшую девушку в жены и остался хозяином в том царстве.
Тут и сказке конец.
ВИДИМО И НЕВИДИМО
Жили-были пан и слуга. Как были они еще детьми, то вместе играли и все у них наравне было, а как стал паныч уже паном, невзлюбил слугу и давай придумывать да приказывать, чтоб сделал бы то да это, да все такое, чтоб поскорей его со свету сжить.
А слуга все выполнит и живой вернется. Вот раз пан и задает ему задачу:
— Принеси мне, — говорит, — Видимо и Невидимо.
Тот идет, плачет и зашел в лес, да такой дремучий и страшный, что не приведи господи! Вдруг видит стоит хатка; он и зашел в ту хатку и за печью спрятался. Вдруг приходит к обеду дед и кричит:
— Видимо и Невидимо, а подай стол!
Тут враз откуда и стол взялся, а на нем всякие пития да яства.
Вот дед напился, наелся и:
— Видимо и Невидимо, убирай!
Вдруг куда все это и делось, а слуга из-за печи все видит. Вот как ушел дед, вылез слуга: «А ну, говорит, — и я себе это потребую".
— Видимо и Невидимо, а подай стол!
Враз откуда что и взялось. Напился он, наелся, а потом и спрашивает:
— А что, Видимо и Невидимо, может, тебе у хозяина этого надоело?
— Да, надоело, — говорит.
— Так пойдем со мной.
— Пойдем.
Вот и пошли. Что ни пройдет он версту, и окликает:
— Видимо и Невидимо, ты здесь?
— Здесь, здесь, хозяин, иди, не бойся, не отстану!
Идут, вдруг видит он — горницы строятся, а людей никого не видно; один только топор — сам и тешет, сам и рубит, а если что подымать надо, топор вонзается и сам наверх тащит.
Видимо и Невидимо ему говорит:
— Променяй меня на топор-саморуб, а я опять к тебе вернусь — только кликни.
Только оно это сказало, а тут и дедок идет; слуга ему и говорит:
— Променяй мне, дед, этот топор на Видимо и Невидимо.
— Как это так?
А он тогда:
— Видимо и Невидимо, подай стол!
Откуда что и взялось. Дедок наелся, напился.
— Это, — говорит, — хорошая штука! Чего ж не променять?
И отдал ему дед топор. Вот прошел он пригорок и:
— Видимо и Невидимо!
— Здесь, здесь я, хозяин, возле тебя, — отзывается.
Вот случилось ему идти опять лесом, идет он, видит — скачет по лесу дубинка и дедок в лесу идет.
— Что это, — спрашивает, — у тебя, дед, такое?
— Да это дубинка-самобойка, вот погляди. А ну, — говорит, — дубинка-самобойка, походи!
И начала дубинка скакать, что ни скакнет — то дуб валит и свалит.
Слуга тогда к своему:
— Видимо и Невидимо, подай стол!
Откуда что и взялось. Дед напился, наелся и пристал к нему:
— Променяй да променяй мне его на дубинку-самобойку.
А Видимо и Невидимо ему и говорит:
— Да ты променяй! А я опять к тебе вернусь, только кликнешь — и буду рядом.
Он променял, взял дубинку-самобойку, вышел из лесу и:
— Видимо и Невидимо!
— Здесь, здесь я, хозяин, возле тебя.
Вот приходят они в город, зашел он в трактир и как скомандует:
— Видимо и Невидимо, подай стол!
И враз откуда что и взялось. Напился он, наелся да еще человек десять возле себя накормил, а потом:
— Видимо и Невидимо, убирай!
Куда все и делось. А гулял в том трактире солдат, увидел и говорит:
— Да это еще не штука, а вот штука: «А ну, прутья, нуте!»
Откуда и взялись прутья и как начали, как начали всех охаживать, так возле каждого и свистят.
— Вот променяй, — говорит, — мне на твое Видимо и Невидимо.
А Видимо и Невидимо:
— Променяй, — говорит, — я к тебе опять вернусь.
Променял он его на прутья и только вышел за город, и:
— Видимо и Невидимо!
— Здесь, здесь, я, хозяин, не бойся! — отзывается.
Вот пришел он к своему пану, а у него как раз гости были, соседей понаехало всяких! Как увидел пан, что слуга вернулся, и кричит:
— Эй, подать плетей!
— Нет, — говорит, — погоди! Бей гостей, дубинка-самобойка!
И как начала та дубинка гостей чесать!.. Одних уложила, а другие поразбежались.
Он тогда к прутьям:
— А ну, прутья, нуте!
Как возьмутся ж прутья, да на пана.
Как отлупил он хорошенько пана, уж тот и говорить не в силах, и давай тогда он себе дом строить. Дубинка-самобойка дубы валит, топор-саморуб сам таскает, сам рубит, сам и тешет, а он только похаживает и не приказывает даже.
МАСТЕР ИВАНКО
Начинается сказка с царя, что вздумал, чтобы смастерили ему из одной доски двенадцать стульев да тринадцатый в придачу. И обещает дать три воза золота тому, кто сделает это. А кто не сделает, тот своей головой отвечает. А доска та должна быть не больше трех метров.
Приходили со всего света мастера. Но никому не удалось царю угодить, и все своей головой поплатились…
Как-то раз пришел из далекого царства другой царь. Взялся смастерить такие стулья.
— Ладно, — говорит ему царь, — делай! Только знай, что головой ответишь: ведь нет у тебя столько денег, чтоб за свою голову заплатить.
Чужой царь согласился. Был дан срок один год. И наделал он за год разных стульев, но таких, как надо, он не сделал.
Царь не хотел рубить ему голову, а присудил его на всю жизнь в темницу. И когда надо было ему идти в темницу, то чужой царь отдал вместо себя свою дочку-красавицу.
Вот сидит девушка в темнице. А в то время подрастал у одного бедного человека хлопчик Иванко. Было ему уже четырнадцать лет. Кое-чему был он обучен. И вот прослышал он среди людей, что есть, мол, где-то такой царь, которому надо смастерить из одной доски двенадцать стульев да тринадцатый в придачу.
Говорит Иванко отцу:
— Я, нянько[7], пойду узнаю, что на свете делается.
И больше ничего ему не сказал.
— Да как же ты, Иванко, пойдешь, коли денег у тебя нету? А я дать тебе ничего не могу. Будешь в дороге голодать…
— Да ничего, нянько, голодать не буду. Есть у меня три крейцера[8] про запас.
Собрался хлопец и идет дремучими лесами да пустошами. И находит в густом лесу убитого человека. Стал он над ним и думает, что ему с ним делать. И надумал, что надо будет достать воз и привезти мертвое тело в село да там и схоронить.
Так он и сделал. Нанял в селе за один крейцер воз, привез мертвеца в село, за другой крейцер попросил его обмыть и устроил за последний крейцер похороны. Так потратил Иванко все свои три крейцера на мертвеца.
Идет он дальше. Проголодался. А шел он пешком, ведь в ту пору машин еще не было. Шел он два с половиной года до третьего царства, к тому царю, которому надо было сделать тринадцать стульев.