Вот ходил он, ходил, щупал, щупал…
— Вот, — говорит, — золото!
Разбили, а оно — песок.
— Ну, — говорит царь, — и вправду ты несчастный. Уезжай из моего царства, мне таких не надо.
Дал ему оружие — пику, все доспехи казацкие. Он и поехал. Едет он день, едет второй, — нечего поесть ни ему, ни коню. Едет третий день, видит — стог сена стоит.
— Это, — говорит, — хотя и не мне, а коню будет.
Стал к стогу подъезжать, а он и загорелся. Плачет Данило, и вдруг слышит, кто-то оттуда кричит:
— Спаси меня, а то сгорю!..
— Как же я тебя, — говорит, — спасу, ежели я и подступиться не могу!
— А ты, — говорит, — протяни свою пику, я ухвачусь, а ты и вытащишь.
Подал он туда пику и вытащил такую большущую гадюку. «Вот так-так!» — думает. А она ему и говорит:
— Коль ты меня вытащил, то и домой доставь.
— Как же я тебя доставлю?
— Положи, — говорит, — меня на коня, и куда я буду голову клонить, туда и езжай.
Вот клонит она голову, а он и поворачивает. Ехали-ехали и к такому дворцу подъехали, что любо поглядеть! Слезла она и говорит:
— Обожди тут, а я к тебе скоро выйду, — сказала и полезла под ворота.
Стоял он, стоял, ждал-ждал да и заплакал, а тут и она выходит такой наряженной да красивою, открывает ворота:
— Веди, — говорит, — коня, да закусишь и отдохнешь.
Пошли во двор, а посреди двора две кринички. Зачерпнула она из первой стаканчик воды, поставила, кинула жменю овса.
— Ставь, — говорит, — коня.
«Что оно, — думает, — такое, три дня мы не ели, не пили, а она, словно насмех, жменю овса дала».
Вошли в горницу, а она ему кусочек булочки и стаканчик воды поставила.
«Что ж мне тут есть». Глянул в окно — овес и вода целы, а конь уже наедается. Откусил он кусок булочки, хлебнул воды — уже наедается, а все цело.
— Что, — спрашивает, — наелся?
— Спасибо, уже.
— Ну, так ложись отдыхать.
Подымается он на другой день, а она ему говорит:
— Оставь мне свое оружие, коня и одежду, а я тебе дам свою. Дает ему рубашку и оружие.
— Это, — говорит, — такое оружие, что сколько бы войска ни было, а как махнешь, то какого не достанешь, тот только в живых и останется; а рубашка такая, что как наденешь ее, никто тебя не одолеет; и езжай ты к такому-то трактиру, там тебе объявят, что ихний царь богатыря вызывает, и как поедешь ты к нему, там и женишься, но не сказывай жене до семи лет правды.
Вот попрощались, он и поехал. Подъезжает к трактиру. Его расспрашивают, кто да откуда. Как узнали, что из чужой земли, и говорят ему:
— Напали на нашего царя чужеземцы, не может царь сам отбиться и выкликает богатыря, чтобы царство его защитил, царевну в жены бы взял, а его кормил бы до самой смерти.
Показали ему, куда ехать, он и поехал. Явился к царю:
— Так и так, — говорит, — я могу чужеземцев отбить, дайте мне только двух казаков, если что случится, чтоб известили.
Выехал он с казаками в степь.
— Ложитесь, — говорит, — и спите, а я постерегу.
Только те уснули, бегут чужеземцы.
— Сворачивай! — кричат.
— Нет, — говорит, — сворачивайте вы!
И как начали чужеземцы пулями метать, как начали метать, начисто казаков покрыли. А он как махнет, то только те, кого своим оружием не достал, в живых остались. Отбил, и уж все так радуются; справили свадьбу, сел он на царство и живут себе.
А те чужеземцы и давай к царевне подкапываться:
— Что ж это ты пошла за такого, что никто и не знает, откуда он, а мы как никак, а цари, ты доведайся, чем он орудует, вот мы его и истребим, а тебя заберем.
Она и давай его допытывать.
— Что ж, — говорит, — вся моя сила вот в этих перчатках.
Она их с него сонного и сняла, отдала им. Вот выезжает он на охоту, встретили они его; и давай теми перчатками размахивать, а он как махнул своим оружием — одних побил, а других привел и в темницу посадил. Она опять к нему:
— Да в чем же сила-то ваша?
— Сила моя, — говорит, — вот в этих сапогах.
Она и сапоги с него сняла, выпустила царей из темницы, отдала им сапоги. Выехали они против него, а он опять-таки одних побил, а других захватил и в темницу посадил.
А в третий раз и признался:
— Сила моя, — говорит, — в этом оружии, и рубашка на мне такая, что меня ничто не одолеет.
Давай она его уговаривать.
— Вы бы, — говорит, — в баню сходили да помылись, мой батюшка всегда так делал.
Он и пошел. Только разделся, а она и подменила его оружие и рубашку, да и отдала тем. Выходит он из бани, тут его схватили, посекли, порубили, сложили в мешок, положили на коня и — пустили. Вот конь ходил-ходил, блуждал-блуждал, да и вспомнил старые места, где жил, и добрался к своему дворищу. А там его благодетельница увидела его и говорит:
— Ох! — говорит, — видно что-то с Данилой случилось.
Тотчас взяла его, перебрала, перечистила, сложила, зачерпнула из одного колодца воды целящей, а из другого живящей, покропила, он и ожил.
— Ну что, — говорит, — я ж тебе говорила, не сказывай до семи лет жене правды, — не послушался!
А он уж стоит, молчит:
— Ну, — говорит, — передохни, я тебе еще что-то другое дам. На другой день дает она ему цепочку и приказывает:
— Смотри, езжай к тому самому трактиру, где был первый раз, и как станешь утром умываться, проси хозяина, чтоб бил он тебя этой цепочкой вдоль спины посильней, и только ты водою плеснешь, то опять у жены окажешься, но теперь уж ничего ей не рассказывай.
Вот поехал он к тому самому трактирщику, переночевал, и как стал умываться, просит:
— Как плесну я, хозяин, в первый раз водой, то бей меня этой цепочкой вдоль спины изо всех сил.
Плеснул он воды, а тот как ударит его по спине, и обернулся он вдруг конем, да таким конем, что и поглядеть любо. Хозяин так рад, так рад. — «Вот, думает, одного коня привел, а другим сам сделался». И сразу ж на ярмарку, стал их продавать, а царь и увидел:
— Продай, — говорит, — что тебе заплатить?
— Да давайте пять тысяч.
Царь достал деньги, взял и отдал.
Приходит во дворец, похваляется:
— Поди, душенька, погляди, какую я лошадь купил!
Пошла она, да как глянула:
— Эх, — говорит, — это моя погибель! Надо ее зарезать.
— Что ты, душенька, разве можно!
— Нет, зарежь да зарежь!
Стали готовить ножи, топоры. Вдруг прибежала девочка, обнимает его и говорит:
— Конь мой милый, конь мой хороший, какой ты прекрасный, а будут резать тебя!
А он ей в ответ ржет:
— Ты, — говорит, — следи, как только первая капля крови упадет, ты возьми ту каплю и закопай в саду.
Зарезали его, и сделала девочка так, как он ей наказывал, отнесла в сад и закопала.
И выросла из той крови такая красивая вишня. Один лист серебряный, другой — золотой, третий еще какой-то, все разные.
Вышел раз царь в сад, заметил ту вишню, любуется ею да и хвалится царице:
— Погляди, какая у нас в саду вишня красивая, неведомо когда и выросла.
Та как глянула:
— Эх, — говорит, — это моя погибель, надо ее срубить!
— Что ты, как можно, самая лучшая в саду краса да срубить?
А та все: «Сруби да сруби!»
Стали готовиться, а девочка прибежала и говорит:
— Вишенка моя, вишенка, какая ж ты красивая, от коня родилась, а будут тебя рубить.
— А ты, — говорит, — смотри: только первая щепочка упадет, ты возьми ее да пусти на воду.
Срубили вишню. И сделала девочка все, как он говорил, — пустила щепочку на воду, и такой из нее селезень сделался, что и поглядеть любо. Вот пошел царь на охоту, как увидел его, а он так сам в руки и идет. Царь одежду с себя, бросился в воду и поплыл за ним: тот уплывает и манит. Манил, манил, а как от берега отвел, как схватится тогда, упал на берегу, обернулся человеком, надел свою одежду, а то Данилова одежда была.
— А плыви, — говорит, — сюда.
Приплыл тот, он убил его и пошел потом во дворец.
— А где тут такая-то девушка?
Ему показали.
— Ну, — говорит, — ты меня во второй раз на свет родила!
И стал с нею жить, а свою жену к хвосту коня привязал и по полю разметал.
ПРО МОРОЗ
Жил однажды бедный мужик; было у него много детей, и посеял он много проса, да не успел его скосить, — ударил осенью мороз н побил просо, не досталось мужику ничего, и как увидел он, что просо пропало, приходит к жене, а та спрашивает:
— Куда, муженек, собрался?
— Иду, — говорит, — Мороза искать.
— А на что тебе этот Мороз? — спрашивает жена.
— Да он побил, — говорит, — мне все просо.
— А что ж ты с ним поделаешь?
— Задушил бы его, — говорит.
Пошел, встречает Мороза; и говорит Мороз:
— Мужик, ты все равно Мороза не задушишь. Ты лучше возьми себе торбу, будет у тебя навек жизни и хлеба и соли из той торбы, пока жив будешь.
— А что мне с ней делать? — спрашивает он у Мороза.
— Приедешь домой, положишь ее на стол и будешь всегда брать из нее, что тебе надобно.
Он обрадовался, что такая у него хорошая торба. А брат его был богач. Детей у богача не было. Вот приглашает он богатого брата к себе на пирушку к той торбе, чтоб поглядел он на эту диковинку.
Вот богач и говорит:
— На тебе шесть ульев и плуг, и будет тебе чем пахать, у тебя ведь дети, а ты мне дай эту торбу… (А Мороз приказал никому не давать ее.)
Отдает бедняк эту торбу.
Приходит бедняк утром к богачу, чтобы взять у него шесть ульев, а богач говорит:
— Брат, где ты видал, чтобы торба давала есть, если ты в нее ничего не клал?
Торбу взял, а ульев не дал.
Идет бедняк, идет снова к этому Морозу и плачет, что отобрал у него брат торбу, — рассказывает ему, что ульев не дал, а торбу забрал.
Говорит Мороз:
— Я же тебе говорил, чтоб ты никому не давал! На тебе буханку хлеба, кусок сала, детей хорошо накормишь, чтобы дети весело по улице бегали, а тебе на торбу серебряную, придешь домой, повесишь ее на стене и позовешь этого самого брата, вот он тебе и отдаст ту торбу за эту, а ты ему эту за ту отдашь.