— Эге, оно и правда твоя, а я и не догадался, зачем они, эти очки. Вот оно что значит человек бывалый — все знает. Вот спасибо вам, Грыцик, может, еще и на ту зиму, как доживем, пригодится!
И скорей за очки, и айда домой. Надел коняке на глаза те очки, наложил в ясли всякой всячины и пошел в хату. Томилась, томилась бедная коняка над тем месивом и начала уплетать вовсю, так за ушами и трещит. Поела она все, что было на дворе, даже стоптанные сапоги, драную свитку, и ту сжевала. А там скоро и снег растаял, пошла травка молоденькая. Сказывают иные люди, что клячонку ту видели, как она на лугу выбрыкивала, а другие говорят, да и я так соображаю, что кляча та давно уже попала к живодерам в обмен на перстни да иголки. Вот такая-то история вышла у Охрима с конякой.
БРЕХНЯ
Захворал раз какой-то царь и дает указ всем дворянам, всем крестьянам, всем мещанам — к нему собираться и его забавлять, и брехней развлекать, да такой, чтобы в ней и словечка правды не было. Вот дворяне что ни соврут, то из зависти один другому и говорят: «Да какая ж это, мол, брехня, это сущая правда».
Вот и объявился один мужик.
— Я, — говорит, — могу!
— Ну, бреши.
— Вот как жили мы, — говорит, — еще с батькой да хозяйством занимались, так была у нас нива за тридцать верст от села, и уродилась один год пшеница, да такая хорошая, сразу же и поспела и осыпается. А было нас семеро братьев; как пошли мы косить, а хлеба-то и забыли взять, и косили без передышки семь дней и семь ночей, не евши, не пивши; а как подошло воскресенье, мы домой — ужинать. Пришли, а мать и подала нам таких горячих галушек. Уселись мы у порога, а лежал там у нас камень. Как сел я на тот камень, как схватил галушку, а она сквозь меня так и проскочила, да еще и сквозь камень прошла, да еще на семь саженей в землю вошла!
Тут паны и говорят:
— Что ж, — говорят, — это может случиться: семь дней не евши мужик выживет, а что галушка камень пробила, так, может, то был мельничный камень; это, — говорят, — еще не брехня!
Вот зовут его опять назавтра брехни рассказывать.
— Я, — говорит мужик, — как стал сам хозяйничать, все на охоту ходил, а была у меня такая борзая, что я никогда ее не кормил. Вот поехал я раз с ней на охоту, поднял зайца, натравил борзую, а борзая за ним; догнала его и проглотила: только задние ножки видать. Слез я тогда с коня и — к борзой, как засунул ей руку в рот, так и вывернул ее, как рукавицу, а после того еще семь лет с той борзою охотился.
А паны опять:
— Э, — говорят, — это еще не брехня: все это может статься.
Известно, панов зависть берет, как, мол, так — простой мужик, а их перед царем кроет. Начали царя так и этак заговаривать и уверили, что это, мол, правда. Вот идет мужик и на третий день к царю. Царь сидит, а вокруг него все чины, генералы, сенаторы, все. Вот мужик говорит:
— Как хозяйствовали мы с батькой, так вот этот пан взял взаймы у нас сто тысяч, а этот вот пятьдесят, а этот — десять. — Да так всех по именам и называет, и деньги подсчитывает. Царь и спрашивает:
— Ну что, правда?
А панам стыдно признаться, что мужик лучше их соврал, и: «Правда, правда!»
— А коли правда, то и уплатите.
Пришлось им платить. Забрал тот деньги. Да еще и царь ему что-то дал. И пошел себе мужик домой.
КАК ДЕД В ШКОЛУ ХОДИЛ
Был бедный дед. Собрался он раз и пошел в сельскую управу. Там встретил учителя. А тот учитель курил сигару. Вот дед и говорит ему:
— Курите! Курите!
— Может, и вы бы, дедушка, покурили? — и подал деду сигару.
Спрашивает дед учителя:
— А скажите мне, пане учитель, вот вы сигары курите, а мне не по карману и трубку. Отчего оно так?
— Да я ведь, дидыку, в школе учился, — ответил учитель.
Идет дед домой и думает себе: «Пойду-ка и я завтра в школу».
Наутро приходит дед в школу.
— Что вам, дидыку, надо?
— Да вот в школу пришел.
— Э-э, дидыку, вы маленько запоздали.
— Ну, так прощайте…
На другой день поднялся дед пораньше и идет в школу.
— Что вам, дидыку, надо?
— Да вот пришел в школу пораньше, а то вчера вы сказали, что будто я запоздал.
— Да я, дидыку, не о том вам говорил, что вы поздно пришли, а что вы стары уже.
— Так, так…
Повернулся дед и идет домой. Находит по дороге торбочку. Оглядел ее, не заколдованная ли, а потом взял и пошел домой.
Развязывают они с бабой дома торбочку, да никак открыть не могут. Взяли нож, да и разрезали. Глядь — а в торбочке денег полным-полно…
И живут себе теперь дед с бабой, не горюют. Как-то раз поссорился дед с бабой и ударил бабу по голове.
Рассердилась баба:
— Ты чего меня бьешь? Я тебя проучу, я на тебя в суд подам, что ты торбу с деньгами нашел!
И подала баба на него в суд.
Тягают деда по судам, бьют, а тут и хозяин той торбочки объявился.
Призвали деда на суд. Спрашивает судья:
— Это ты, диду, деньги нашел?
— Я нашел.
— А когда ж ты нашел их?
— Да как в школу ходил.
Поглядел судья на деда, а было ему лет за семьдесят, потом глянул на пана и подумал: «Да как же могут деньги те быть Пановы, если дед нашел их, когда в школу еще ходил?»
И выиграл дед дело.
БРЕХАЧ И ПОДБРЕХАЧ
Шли брехач и подбрехач. Идет брехач через какое-то село. Встречает его пан и спрашивает:
— Ты откуда, мужик?
Он отвечает:
— Я из такого-то села.
— Если ты из этого села, то расскажи, что ваш пан делает, как хлеб уродился у него?
Говорит брехач:
— У нашего пана уродилась такая капуста, что одним листом всю крышу накрыли.
А пан:
— Да разве это может быть?
— Может, прошу пана.
Дал ему пан два цента и пошел.
Идет вскоре после того подбрехач, встречает опять того пана. Спрашивает его пан:
— Ты откуда, мужик?
— Оттуда-то и оттуда.
— Если ты оттуда, то правда ли, что у вашего пана такая уродилась капуста, что одним листом крышу накрыли?
— Той капусты я сам не видал, но встречал, везли качан на мельницу, вал с него обрабатывать.
Идут дальше. Встречает опять брехач пана.
— А откуда ты, мужик?
— Оттуда-то и оттуда.
— Что ж там у вашего пана слыхать?
— Да что ж, пан, уродилась у нашего пана такая гречка, что поехал он на охоту, да и заблудился в той гречке. Уже третий день, как нету.
— Что ты говоришь?!.
— Ей-бо, правда!
И получил он опять от пана два цента.
Идет подбрехач, встречает опять того же самого пана. Пан опять спрашивает:
— Ты откуда?
— Оттуда и оттуда-то.
— А правда, что у вашего пана такая уродилась гречка, что поехал пан на охоту, да и заблудился в ней, — три дня, как уж нету?
— Я вам, пан, не скажу, той гречки я не видал, а вот видел, как цыгане с той гречки пни на угли корчуют.
IV
ПАН КАНЬОВСКИЙ И БАБА ЗОЗУЛЯ
Было это однажды осенью — пошла старуха Зозуля в лес за опенками. Собрала она их или, может, еще только собирать начала, осмотрелась по сторонам — а тут вдруг пан Каньовский с ружьем за плечами, и собаки с ним рядом бегут. Как стояла, так и застыла на месте старуха, не шелохнется. А пан Каньовский, кого, бывало, ни встретит одного, то уж обязательно какую-нибудь пакость устроит; потому с ним и боялись встречаться.
Стоит это, значит, она, всем телом дрожит, словно в лихорадке.
— А что это ты тут, бабуся, делаешь? — спрашивает ее пан.
— О… ппен… ки сбираю, п…паночек, — насилу выговорила она.
— А как тебя звать?
— Зозуля, па…паночек.
— А-а, так ты зозуля, а я вот как раз ее и искал. Что ж, полезай на дерево и кукуй по-кукушечьи.
— Да я ведь стара, мне, паночек, не взобраться, — проговорила сквозь слезы баба.
— Полезай, я тебя, зозулька, подсажу.
Стала баба на дерево карабкаться, а он и давай ее арапником подсаживать. Влезла баба на дерево, стала на ветку и стоит, вся дрожит.
— Начинай куковать! — кричит пан.
— Ку-ку! Ку-ку! — закуковала баба.
А пан быстро нацелился из ружья и бах!.. Так Зозуля с дерева и покатилась… Убил, вражий сын! Подъехал пан к бабе поближе, посмотрел, посмеялся над Зозулей и поехал себе дальше…
КАК КАНЬОВСКИЙ УЧИЛ ЛЮДЕЙ ЧЕРЕЗ ВОРОТА ЕЗДИТЬ
Велел раз пан Каньовский поставить среди пустого поля ворота, а около них — несколько гайдуков с плетьми. Вот они и следят: кто едет полем напрямик и думает: «Мне, мол, какое дело, что стоят там какие-то ворота, где нету дороги». И как закричат гайдуки:
— Сто-ой!
Бедняга останавливается, видит, что это гайдуки помещичьи. А те враз к нему:
— Ах ты, такой-сякой, куда едешь? Разве не видишь, что тут наш ясновельможный пан ворота поставил? Ты как думаешь, зачем он это сделал? Зачем средства на это тратил? А затем, чтоб такие вот дураки, как ты, не ездили бы куда попало, а чтоб ехали через ворота, как полагается!
И стаскивают раба божьего с воза, раскладывают его среди поля, отсчитывают ему двадцать пять плетей да еще приговаривают:
— Это, чтобы ты знал, как за воротами ездить.
ИВАН-ЛЕСОРУБ
Жили дед Петро и жена его Олена. И был у них единственный сын Иван.
Дед Петро, как был молодой, работал слугой у пана Люблинского. Однажды он не угодил пану, и пришлось ему с семьей бежать.
Поселился он в густом лесу вблизи Синевира. А в лесу, вдали от села, жить было нелегко, еду добывать трудно. Дед Петро научил своего сына бить зайцев, лисиц, волков, куниц, научил его рыбу ловить. А в те времена рыбы было много.
Дед Петро сделал себе маленькую хижинку. А кругом стояли такие густые леса, что только тот, кто хорошо знал все тропки, мог найти дедову хижинку.
Зверя ловили капканами и силками. Шкуры сушили. И, когда набралось много шкур, сделал дед Петро на реке Теребле из смерековых[25]