{74}.
Севрюк, оправдываясь перед рисовавшим идеальные схемы начальством, показал себя человеком без иллюзий. Он точно определил, что контрпартнеры провоцируют украинцев на сепаратный мир «даже без контакта с большевиками» и, выставляя различные условия, оказывают «неблагородное давление, которое мы должны с достоинством отвергнуть». Выход из положения он пока еще видел в том, чтобы «оттянуть дело до приезда русской делегации для того, чтобы выступить вместе» {75}.
Окончательные директивы генеральные секретари обещали дать после обсуждения в правительстве, но сразу заметили, что исключают открытый отказ от принципа самоопределения применительно к Восточной Галиции, и согласились, что подобными вопросами лучше заняться после приезда советской делегации, от которой ожидали признания суверенитета Украинской народной республики и, следовательно, более надежной позиции представителей последней в отношении немцев {76}.
Вслед за утренним неофициальным заседанием 24 декабря (6 января), о котором в Киев немедленно был передан отчет, в 6 час. 45 мин. вечера началось еще одно – между германскими и украинскими представителями. На нем, как следует из доклада Левицкого, Розенберг доверительно сообщил, что Германия готова принять украинскую ноту и для этого хоть завтра назначить официальное заседание, даже если не успеет приехать глава украинской делегации В. А. Голубович. Украинцы возразили, что хотели бы присутствия всех делегатов, в том числе и представителей народных комиссаров. Согласившись с этим, германский чиновник взялся ознакомить украинцев с содержанием возможного положительного ответа на их ноту в том случае, если они согласятся с безусловным отклонением смены места переговоров, с условиями об уважении суверенитета государств Четверного союза, о невмешательстве в их внутренние дела и территориальной неприкосновенности, и предложил поторопиться с принятием этих условий {77}.
Украинцы же, памятуя о последней инструкции генеральных секретарей, подошли критически к предложенным им условиям. По первому пункту они заявили о своем изначальном мнении, что переговоры должны вестись на нейтральной территории, и о своем удивлении по поводу их открытия в Бресте, после чего пространно объявили: «Сейчас, на утреннем заседании мы имели честь заявить, что условились с русской делегацией, что на известной ступени переговоры будут перенесены на другую почву. Мы позволяем заключить, что… как ваша, так и русская сторона… вы расходитесь лишь мнением… является ли настоящий момент той ступенью, когда они будут перенесены. Мы будем иметь честь передать официальный ответ нашего правительства, когда после приезда русской делегации, узнав об истинном положении дел, мы осведомим об этом украинское правительство» {78}.
Несогласие с другими условиями, возведенными австро-германской дипломатией как барьер против территориального расширения Украинской республики на запад, представители недавно образованной республики продемонстрировали также тем, что солидаризировались с некоторыми большевистскими тезисами. «Что касается невмешательства во внутренние дела… существуют вопросы международного характера, которые должны обсуждаться здесь на конференции… Здесь мы стоим… на общей с Совнаркомом платформе. О неприкосновенности территории мы думаем… что границы государства не должны определяться силой оружия… и здесь, равно как и в вопросе самоопределения, мы стоим на общей с Совнаркомом позиции. Это наше частное мнение», – заявили украинские делегаты. Они выразили вместе с тем сожаление, что при обсуждении на переговорах проблемы оккупированных областей не упоминались украинские территории, занятые войсками Германии. Украинские депутаты вдобавок уточнили в изысканной форме, что кроме оккупированной части Волынской губернии имеется в виду «давний спор со… славной соседкой относительно северо-западных границ» {79}, то есть спор с Польшей из-за Холмщины и Подлесья, захваченных поляками в XIV веке.
По последнему вопросу Розенберг сослался на свою малую осведомленность об этнографической ситуации этого пограничья и предложил завтра же сделать соответствующие пометки на карте, намекнув, что в этом вопросе Германия может пойти навстречу украинским стремлениям. В остальных же был смиренно непреклонен: «Мы думаем, что молодая Украинская республика, желающая устроить свой дом и поставить вокруг него забор по своему желанию, не станет отказывать своим старшим сестрам в этом праве» {80}.
Ко всему доложенному Левицким Любинский сделал вынесенное из дискуссии с немцами важное добавление: Четверной союз письменно подтвердит свои обещания лишь после получения письменного же ответа украинского правительства на свои условия. Подытожил впечатления Севрюк: вопрос о месте переговоров немцами поставлен ультимативно. Они очень раздражены радиопропагандой большевиков. По вопросу о неприкосновенности территорий, очевидно, имеется в виду Галиция. Немцы решительно отвергают принцип самоопределения. Относительно очищения оккупированной части Волыни и в вопросе о Холмщине могут пойти навстречу {81}.
Генеральные секретари, принимая желаемое за действительное, с готовностью расценили тактику немцев как признак большей, чем они предполагали, слабости Германии и захотели опубликовать содержание прошедших неофициально переговоров, чтобы, по их словам, повлиять на форму реализации немецких условий. Севрюк был более реалистичен. Он потребовал новых точных инструкций, так как нашел, что немецкие условия противоречат тому, что предполагало украинское правительство. Вместе с тем он не исключал отступления от первоначально намеченного, в частности, от идеи самоопределения Восточной Галиции, и допускал обсуждение этого вопроса в «иной постановке» – в виде создания «украинского коронного края в Австрии» (ключевого требования национального движения галицийских русинов-украинцев, которое Вена упорно игнорировала). Любинский высказался в свойственной ему пренебрежительной манере: «Обещания немцев – немецкий обед: много соуса, но никакого содержания… наше участие в конгрессе (мирной конференции)… более необходимо для них, чем для нас… Торжественное признание Украинской республики является журавлем в небе и мы, я думаю, не будем за ним гнаться. Немцы у нас разум пробуют» {82}.
В свою очередь, Кюльман вечером 24 декабря (6 января) телеграфировал рейхсканцлеру: «Последние дни были полностью посвящены переговорам с украинцами. Депутаты – сравнительно молодые люди… но проявляют умение и хитрость на переговорах». Статс-секретарь отметил противоречие между целью украинцев участвовать в переговорах в качестве полномочной делегации и заявленной ими приверженностью идее федерации в пределах России и потому не был еще полностью уверен, возможны ли будут самостоятельные переговоры с украинцами в случае разрыва с большевиками {83}. Дальнейшие его дипломатические усилия пошли на выполнение задуманного окончательного разделения советской и украинской делегаций.
Требование немцев определиться с самостоятельным статусом государства вызвало в правительстве Центральной рады противоположные суждения, окончательно расшатав его устойчивость. Члены Генерального секретариата от партии социалистов-революционеров на заседании 26 декабря (8 января) высказались за провозглашение независимой Украины. Ковалевский мотивировал это необходимостью «обязательно заключить мир с немцами». Федералист и антантофил Шульгин, напротив, заявил, что независимость нельзя объявлять именно потому, что ее «подсовывают… немцы», чтобы «выторговать себе все экономическое влияние». Далее он изложил довольно точный сценарий, вскоре ставший реальностью: «Самостоятельность настроя масс не поднимет и армии нам не создаст. А одновременно придется вести большую войну с Россией; в этой войне надо будет опереться на Германию, на ее военную силу, и в результате Украина будет оккупирована Германией. Германия руководствуется принципом „разделяй и властвуй“; в ее интересах разбить Россию на части и владеть всеми этими частями. Надо опереться на все живые силы России – новые республики. Союзникам важно иметь фактическую силу на Востоке для сопротивления Германии. Они будут поддерживать федеративный союз всех республик России».
Винниченко выступил со сложными рассуждениями о том, что в случае войны с большевиками лучше всего было бы провозгласить независимость, но при этом якобы есть опасность объединения великорусских промышленных кругов с большевиками, и тогда у украинцев не хватит сил для борьбы, а кроме того, их могут обвинить в предательском замирении с германскими империалистами {84}.
Но украинские эсеры – правые и центр – уже не боялись таких обвинений и готовы были ради признания Украины Четверным союзом порвать с федерализмом. Вскоре они добились смены правительства.
1. АВП РФ. Ф. 082. Оп. 1. Д. 1. Л. 16-об.
2. Там же. Л. 16.
3. Там же. Ф. 413. Оп. 1. Д. 3. П. 39. Л. 14.
4. Мирные переговоры в Брест-Литовске с 9(22) декабря 1917 г. по 3(16) марта 1918 г. – М., 1920. Т. 1. С. 8–9.
5. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 4397. Л. 1, 4.
6. АВП РФ. Ф. 04. Оп. 13. Д. 991. П. 70. Л. 20-20-об.
7. Фокке Д. Г. На сцене и за кулисами Брестской трагикомедии (Мемуары участника Брест-Литовских мирных переговоров)// АРР. – М., 1993. Т. 20. С. 117–120.