{32}.
Затонский оказался единственным представителем ЦИК Советов Украины, хотя харьковцы 4(17) января приняли решение направить своих делегатов на Третий съезд Советов и утвердили кандидатуры украинского большевика Н. С. Данилевского и левого эсера, народного секретаря земледелия Е. П. Терлецкого, а также намеревались после съезда собрать в Харькове делегатов из других мест Украины {33}. Однако дело ограничилось тем, что из Харькова народный секретарь труда Н. А. Скрыпник от имени ЦИК Советов Украины и Народного секретариата прислал телеграмму солидарности с Всероссийским съездом Советов {34}. Делегаты Третьего съезда от Украины, Юго-Западного и Румынского фронтов на своем совещании приняли заявление о том, что «единственной властью на Украине считают Всеукраинский ЦИК и выделенный им Украинский народный секретариат, от УЦР требуют сложения полномочий и призывают Совнарком не оказывать никакой поддержки новому киевскому правительству, если оно будет образовано» {35}.
Между тем В. А. Карелин в своей сумбурной речи явно опередил события и преувеличил успехи своих киевских единомышленников. Более точное представление о настроении нерешительности и даже растерянности в их рядах дает записка по прямому проводу, направленная украинским левым эсерам в Киев кем-то из сотрудников Карелина. В ней передавалась информация о ходе Третьего съезда Советов: «Вчера Спиридонова (лидер российской Партии левых социалистов-революционеров. – И. М.). в своей речи на съезде сказала, что социализация земли должна быть принята всеми… Этому заявлению аплодировали все, начиная с лидеров большевиков… От Харькова представителем является Затонский. Стыдно, что от вас нет представителя».
Далее, по-видимому, в ответ на вопрос о дальнейших действиях киевских левых эсеров в условиях правительственного кризиса их петроградский собеседник рекомендовал ориентироваться на советизацию: «Как действовать в Киеве, вам лучше знать. Мы как левые эсеры остаемся верны сами себе. Только последовательной и решительной постановкой вопросов можно уменьшить ужасы гражданской войны. Нужно занять определенную сторону, усилить левых и этим поскорее способствовать победе. Тогда только закончится гражданская война. Поставьте в Киеве чисто советскую власть. Пока этого нет, гражданская война неизбежна. Рада сделала величайшее преступление во время переговоров о мире. Она вела сепаратные от общей делегации переговоры… с немцами и этим нанесла удар революционному миру. Двух отношений быть не может. Если у вас есть последовательная позиция, вы должны всеми мерами уничтожать власть Рады и заменить советской властью. Карелин немедленно прийти не может. Сейчас все заняты по горло. [В] 12 час. ночи он будет у провода» {36}.
Левые украинские эсеры выступали за немедленное прекращение вооруженной борьбы с Советской Россией и признание советской формы власти на Украине. Относительно их планов Е. Г. Медведев сообщил на заседании ЦИК Советов Украины 30 декабря (12 января) «о готовящемся на 15 января 1918 г. новом съезде и о новом органе, возникшем в Малой раде и созданном из левых эсеров российских и украинских» {37}. Нет пока других данных, чтобы уточнить, о каких именно «новом съезде» и «новом органе в Малой раде» велась речь. Согласно вышеприведенным словам Карелина, в Киеве шло формирование коалиционной власти. А. П. Любченко, принадлежавший к группе украинских левых эсеров, позже свидетельствовал, что один из их лидеров И. В. Михайличенко в те дни вел переговоры о составе правительства, в котором места делились бы между большевиками и левыми эсерами из Украинской партии социалистов-революционеров и общероссийской Партии левых социалистов-революционеров. К последней принадлежала значительная часть харьковских левых эсеров.
Но реализовать все это было проблематично. Украинские левые эсеры хотели совершить поворот в рамках старого украинского национально-солидаристского проекта, не ставя под вопрос существование Центральной рады и не нарушая организационного единства своей партии. «Мы, левые социалисты-революционеры, стали на позицию советской власти, а они (украинские левые социалисты-революционеры. – И. М.) поддерживали Центральную раду, когда ставился вопрос о ее разгоне, они протестовали, – сетовал потом Качинский, по заданию левых эсеров с декабря 1917 года находившийся в Киеве… – На наши пункты они соглашались, но на деле оказались правыми, так как они не хотели расколоть свою партию»{38}. Украинские левые эсеры действительно организационно не отделились от Украинской партии социалистов-революционеров, хотя в ее руководстве правые и центр готовили свой вариант правительства с противоположной, чем у левых, программой. Они намеревались продолжать войну с большевиками и считали за благо скорейшее самостоятельное, без Великороссии, подписание договора с Четверным союзом {39}.
Правительственный кризис отражал ширившееся в крае недовольство властью Центральной рады. Не единичные выступления против нее – где во взаимодействии с войсками Владимира Антонова-Овсеенко или большевизированными частями Юго-Западного фронта, а где и собственными местными силами – привели к победе Советов в ряде городов Левобережья и Правобережья.
В середине января очередь дошла до Киева. Обстановка там накалилась после того, как лица, несогласные с политикой Центральной рады и Генерального секретариата, официально были объявлены «врагами народа, врагами Украинской народной республики, контрреволюционерами… будь то черносотенцы, большевики, кадеты или кто иной» {40}.
Главная опасность авторам этой формулы виделась в большевизме. Он, по признанию украинских активистов, «распространялся, как эпидемия» {41}. В ночь на 5(18) января по распоряжению Генерального секретариата в разных районах Киева была проведена операция по разоружению отрядов Красной гвардии. На военном заводе «Арсенал» рабочие оказали вооруженное сопротивление правительственным войскам. Против них применили броневики. С предприятия были вывезены находившиеся в процессе производства пушки и другое оружие. Кроме того, были арестованы до 30 большевиков, захвачены редакция и типография газеты «Пролетарская мысль». Но переполнило чашу терпения намерение властей вывезти с «Арсенала» запас угля. Это означало остановку производства и лишение рабочих заработка. «Арсенальцы» восстали в ночь на 16(29) января. К ним присоединились труженики других предприятий и солдаты украинских частей местного гарнизона, в том числе полков, носивших символические имена – Шевченковский, Богдановский и другие. Министры подавшего в отставку правительства, еще исполнявшие обязанности, отклонили требование повстанцев о передаче власти Советам и санкционировали артиллерийский обстрел «Арсенала».
Одновременно неожиданным образом рухнули планы не связанных с этим восстанием украинских левых эсеров по созданию своего правительства. Вечером 16(29) января отряд «вольного казачества» по приказу только что назначенного комендантом города украинского социал-демократа М. Н. Ковенко в здании Центральной рады во время совещания эсеровской фракции, все еще обсуждавшей состав своего кабинета, произвел превентивный арест левых – Михайличенко, Северо-Одоевского, Шумского, только что вернувшегося из Бреста Полозова и еще нескольких депутатов Рады. Члены фракции возмущались, некоторые, в том числе Голубович, в знак протеста против нарушения парламентской неприкосновенности пробовали присоединиться к арестованным.
Любинский, вновь отправившийся в Брест, через несколько дней передал оттуда донос на арестованных и не только – еще и на министра почт и телеграфа эсера Н. Е. Шаповала. «Передаю вам секретно, – сообщил он по прямому проводу, – что в разговоре с Медведевым, довольно наивным человеком, я узнал кое-что компрометирующее Одоевского, Качинского, Шаповала и остальных малоизвестных людей… что Шаповал втянут, не зная, во что его втянули, но во всяком случае примите во внимание» {42}. Но на заседании Рады 17(30) января выступавший от правительства Порш пояснил, что арестованные подозреваются в государственной измене, и привел в доказательство подслушанное немцами приведенное ранее сообщение Сталина о том, что «изнутри Раду взрывают левые эсеры, действующие в контакте с петроградскими коллегами…» {43}.
Арестованной группе в вину вменялось также сотрудничество с харьковским украинским центром. Это было неправдой. В те дни член харьковского Народного секретариата левый эсер Е. П. Терлецкий направил в Смольный телеграмму, свидетельствующую о полной неосведомленности в киевских событиях: «Передайте Карелину просьбу сообщить, что ему известно относительно киевской Рады. Между Киевом и Харьковом сообщения телеграфа нет, и мы от Качинского сообщений не имеем. Положение ЦИК [Советов Украины] крайне укрепилось в смысле военном… и в смысле отношения населения. Крестьянский съезд состоится в Харькове 20 января. Просьба к народному комиссару Колегаеву прислать все материалы по земельному вопросу… будьте добры информировать, что сообщает вам Качинский» {44}.
Отсутствовала не только техническая связь. Обе группы рознились по методам борьбы за власть. То, к чему стремились киевские украинские левые эсеры – добиться левого поворота украинской политики в рамках Центральной рады, – для харьковцев было пройденным, неудавшимся этапом. Многие из них, в том числе Затонский, потеряли веру в возможность преобразования системы Рады в советскую и ревниво относились к факту поддержки большевистским руководством украинской левоэсеровской оппозиции и тем более к проектам, хотя бы косвенно связанным с преобразованием Рады