.
Медведев, взяв слово следующим, рассказал об учреждении «Великой Российской федерации рабочих и крестьянских республик» и заявил, что украинские советы – единственная признанная трудящимися власть – не были представлены в Бресте, что киевская Рада повела переговоры о мире тайно, за спиной народа, отдельно от российской делегации и этим окончательно подорвала устои своей власти, что украинский народ хочет скорейшего мира, но совместно со всей Российской федеративной республикой. Чтобы представить харьковский ЦИК и Народный секретариат подлинно национальной украинской властью, Медведев сделал то, на что в рамках реальной политики не решались киевские деятели, а Вена приняла за прямую угрозу своим государственным интересам. Он демонстративно выставил традиционный для национального украинского движения лозунг «соборной Украины», сказав, что Народный секретариат «стремится к созданию таких условий, при которых весь народ украинский, живущий на Украине, в Галиции, Буковине и Венгрии, независимо от разделяющих его ныне на части государственных границ, мог бы жить как одно целое», а его государственное положение «должно будет разрешиться свободным голосованием всего объединенного украинского народа» {86}.
Троцкий в своем выступлении, полемизируя с Севрюком и адресуясь к делегатам Четверного союза, сказал, что не в интересах последнего становиться третейским судьей во внутренних отношениях в России или на Украине, принимать по формально-юридическому признаку мнимые величины за действительные и переоценивать силу и значение сепаратистских тенденций в революционной России. Свою задачу он видел в добросовестном освещении действительного положения, суть которого в незавершенности, текучести процесса государственного становления Украины. Наилучшим образом, по словам наркома, это выразилось в отказе самих представителей Четверного союза от немедленного признания Украинской народной республики и в их обещании вынести окончательное решение лишь после выработки мирного договора, а со стороны Киева – в свежепровозглашенном изменении государственного статуса Украинской республики. Вследствие всего этого он предлагал и предлагает – и киевляне ранее не возражали – согласовывать свои позиции. С присоединением харьковских делегатов такой образ действий, по его словам, был бы самым естественным и справедливым. Обрести силу смогут только такие соглашения киевского правительства, которые получат признание харьковской делегации {87}.
Это была одна из немногих речей Троцкого, убедительно аргументированная и выдержанная в дипломатическом формате, без политико-идеологических отклонений – без «фальцета… и… крикливых жестов», обычно свойственных ему, по словам Сталина {88}. Но противоположной стороне уже было не до международно-правовой чистоты переговорного процесса. Адепты отдельного украинского договора как бы поменялись с Троцким ролями в использовании агитационно-обличительных средств. По наущению Чернина взял слово Любинский, чтобы, не стесняясь в выражениях, обвинить советское правительство в нетерпимости по отношению к оппозиции, отрицании федеративных начал, демагогическом применении лозунга самоопределения, распространении «анархии и разложения», подрыве авторитета Украинской центральной рады «в глазах трудящихся масс Европы» и прочем {89}. Это был, по словам Гофмана, «целый синодик большевистских грехов» {90}.
«Я просил украинцев переговорить, наконец, с петербуржцами напрямик; успех был, пожалуй, слишком велик, – записал в дневнике на следующий день Чернин. – Представители украинцев просто осыпали петербуржцев дикой бранью. Троцкий был в таком расстроенном состоянии, что на него было жалко смотреть. Он был страшно бледен. Лицо его вздрагивало. Большие капли пота струились у него со лба. Он, очевидно, тяжело переживал оскорбления, наносимые уму перед иностранцами его же собственными соотечественниками» {91}.
Строго говоря, внутриполитические проблемы России не подлежали обсуждению на мирной конференции в кругу других держав, о чем Троцкий дал понять в коротком замечании председательствовавшему представителю Болгарии. Но дело было сделано, и не в интересах дипломатов Четверного союза было порицать за некорректную выходку посланца киевской Рады. Следовало спешить с украинским договором, пока еще было с кем его подписывать. Германское командование на Восточном фронте получало донесения о том, что «большевизм на Украине победил», то есть дни правительства Центральной рады сочтены {92}. Потому союзники отступили от своего прежнего условия об официальном признании Украинской республики лишь после подписания мирного договора, в зависимости от его условий.
Перед униженным нападками Любинского Львом Троцким Чернин от имени Четверного союза заявил о неограниченном признании киевской украинской делегации, ее самостоятельности и правомочности представлять Украинскую народную республику, предварительно напомнив, что ранее аналогичное признание было заявлено Троцким и, следовательно, не противоречит его же тезису о правоспособности лишь тех решений по украинскому вопросу, которые признаны советским правительством {93}. Притязаний харьковских представителей делегаты Четверного союза не приняли во внимание.
Троцкий, столкнувшись с непредвиденным ослаблением своей позиции в украинском вопросе, попытался отговорить хотя бы второстепенных членов Четверного союза от соглашения с киевской Радой в пользу договора «со всей федерацией республик в целом». В частности, он стал убеждать в этом турецкую делегацию на отдельном заседании с ней по вопросам мира на Кавказе 21 января (3 февраля), проводя параллель между происходящими на Украине событиями и младотурецкой революцией: «На Украине пала одна власть и возникла другая. Странно, что оттоманское правительство с этим не считается. Оно само вышло из недр революции. Разговаривать нужно именно с теми правительствами, которые существуют… Дело идет о низвержении буржуазного правительства и замене его рабочим правительством на Украине».
На это И. Хакки-паша, маститый дипломат старотурецкой школы, в прошлом – великий визирь, оставшийся с титулом «его высочество», с восточной невозмутимостью возражал, что «не понимает, почему господин председатель русской делегации придает такое большое значение вопросу об украинской делегации. Если верно, что она имеет своей опорой лишь Брест-Литовск, то вопрос этот разрешится сам собою… и не придется подписывать мира с этой делегацией». Таким же образом он обозначил недопустимость обсуждения этого вопроса с одной турецкой делегацией, а не с представителями всего Четверного союза, и при этом высказался за неизменность ранее принятой линии в украинском вопросе, обсуждать который следует всем вместе {94}.
Таким образом, ни рост большевистских настроений на Украине и кризис киевской власти, ни антиправительственные выступления в Австро-Венгрии и Германии не привели к укреплению дипломатической позиции советской делегации на мирных переговорах. Революционное брожение в центральных державах вопреки ожиданиям большевиков не стало фактором смены их внешнеполитического курса, а, напротив, заставило их дипломатию форсировать план заключения сепаратного договора с Украиной. К этому подталкивала и шаткость положения киевского правительства – контрпартнера, на которого этот план и был рассчитан.
1. Садуль Ж. Записки о большевистской революции (октябрь 1917 – январь 1919). – М., 1990. С. 163.
2. Цит. по: Чубарьян А. О. Брестский мир. – М., 1964. С. 158.
3. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 1992. Л. 2.
4. Садуль Ж. Записки о большевистской революции (октябрь 1917 – январь 1919). – М., 1990. С. 151–152.
5. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 244.
6. Переписка Секретариата ЦК РСДРП(б) с местными партийными организациями (ноябрь 1917 – февраль 1918). – М., 1957. Т. 2. С. 191.
7. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б) август 1917 – февраль 1918. – М., 1958. С. 170–171.
8. Ленинский сборник. – М.-Л., 1931. Т. XI. С. 41–43.
9. Там же. С. 38.
10. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 245.
11. Там же. С. 243–252, 478.
12. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б) август 1917 – февраль 1918. – М., 1958. С. 170.
13. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 249; Ленинский сборник. – М.-Л., 1931. Т. XI. С. 43.
14. Седьмой экстренный съезд РКП(б): Стенографический отчет. – М., 1962. С. 32–33.
15. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б) август 1917 – февраль 1918. – М., 1958. С. 173.
16. Третий Всероссийский съезд Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов. – Пг., 1918. С. 70, 71.
17. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б) август 1917 – февраль 1918. – М., 1958. С. 181.
18. Третий Всероссийский съезд Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов. – Пг., 1918. С. 92–93.
19. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 30.
20. Фельштинский Ю. Крушение мировой революции. Брестский мир. Октябрь 1917 – ноябрь 1918. – М., 1992. С. 233–234.
21. Троцкий Л. Моя жизнь. С. 376; Троцкий Л. О Ленине: Материалы для биографа. – М., 1924. С. 82–83.
22. АВП РФ. Ф. 413. Оп. 1. Д. 7. П. 88. Л. 3–6.
23. Троцкий Л. Моя жизнь. С. 376–377.
24. Будберг А. Дневник // АРР. – М., 1991. Т. 12. С. 271.
25. Винниченко В. Відродження нації. – Київ-Відень, 1920. Ч. 2. С. 215–217.
26. РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 35. Д. 455. Л. 207–208.