***
Костя, не зная местности, заехал куда-то не туда и долго крутился вначале в Оленевке, потом – Мандрыкино, а потом – в Луганском, избегая дорог с асфальтовым покрытием, которые, как он небезосновательно думал, наверняка контролируются пиндосами. За это время они видели только перепуганных местных жителей, в основном старых женщин, которые перемещались перебежками между домами, да одного пьяного тракториста, который выделывал такие кренделя на своём МТЗ-8, что Костя счёл за благо съехать на обочину и мирно ткнуться радиатором в зелёную стену травы. Трактор, ревя, как бизон, пронесся мимо, обдав «ниссан» удушающим облаком дизельной гари. Поля стояли незасеянными, сады заросли лебедой. Счастливы были одни собаки, которые, сбившись в стаи, рылись в кучах мусора, да утки с гусями, которые беспечно плавали в озёрах. Казалось, что мору конкретно только людей.
Два моста оказались разрушенными, на третий – они никак не могли попасть, то дорога перерыта, то они вовремя заметили странных личностей в незнакомой форме и не решились рискнуть. Несколько раз Косте казалось, что за ними гонятся или даже в них стреляют. Но он слишком быстро вёл машину и мог перепутать выстрелы со своими мнимыми страхами. Должно быть, им просто везло в тот день. В результате, они увидели то, что не должны были увидеть: танки, замаскированные под деревьями, и БМП под зелёной маскировочной сеткой. Невдалеке торчали антенны, а в ветвях деревьев запутался дым от костра.
– Кто это?.. – изумилась Завета.
– Я думаю, немцы, – крайне тихо сказал Игорь. – Вон тевтонский крест. Приползли, гады. Давненько их здесь не было, с отечественной войны.
Неужели всё так плохо? – подумал Костя, глядя на его лицо, которое моментально стало серым и нервным. Конечно, немцы – это всегда серьезно, а их танки – тем более, выходит, что на севере была лишь репетиция. Если враги ударят со всех сторон, то городу не устоять и суток.
– Видать, ждут отмашки атаковать? – предположил Сашка и потрогал грязными руками своё лицо, на котором пузыри сливались в одну сплошную корку.
– Чёрт знает что! – выругался Костя, который совсем не ожидал увидеть такое воинство. – Сними, ковбой, хоть издалека, – попросил он Сашку.
– Сейчас! – обрадовался он и выскочил из машины.
– Куда! – приглушенно крикнул Костя. – Стой, ковбой! Стой! – Но было поздно.
Их самих спасало то, что они стояли на грунтовке за высокой, как забор, травой с белыми цветущими зонтиками. Костя, проклиная тот день, когда он согласился ехать в эту командировку, бросился за Сашкой. Но того и дух простыл. До позиций неизвестных войск было не больше ста пятидесяти метров. Костя пополз, вспоминая всю свою жизнь. Она была ужасной и несносной, как тёща. Он даже представил лицо матери Сашки – Ольги, которой объясняет, при каких обстоятельствах погиб её сын. Отца он тоже знал. Максим Владимирович работал программистом в какой-то медицинской фирме. Будет грандиозный скандал, обреченно представил он, пробираясь в пыльной траве. Морду точно поцарапают. Не уберёг никого: ни Ханыкова, ни Тулупова. Проклятье на нашу экспедицию. Он до сих пор считал себя виновным в гибели Виктора Ханыкова, не потому что рядом взорвалась бомба, а потому что не предвидел опасность и попёрся в центр города. А теперь, получается, тоже не предвидел и рисковал Сашкой Тулуповым ради каких-то сомнительных кадров.
– Сашка! – хотел крикнуть Костя и ткнулся мордой в траки. Рядом спал боец. На рукаве у него был нашит чёрно-красно-жёлтый флаг. Костя оторопело поднял лицо: и дальше за танком, и за какими-то зелёными ящиками тоже спали люди. Фашисты, однако, бляха муха, подумал Костя, вот влили!
Пахло соляркой и потом. Костя стал пятиться, как краб. Вдруг совсем близко что-то зашуршало. У Кости оборвалось сердце. Он уже приготовился к самому худшему и хотел было нырнуть под днище стального чудовища, как узнал бритую голову Сашки. Он снимал, привстав на колено. Его голова торчала над травою, как биллиардный шар, а красная морда горела, как светофор на перекрёстке. Костя в отчаянии махнул рукой: мол, ложись, ложись, уходим! Но Сашка даже ухом не повёл и, напротив, подполз ближе, чтобы взять правильный ракурс. Костя закрыл глаза и стал считать до трех. Он досчитал до трех аж десять раз подряд, ежесекундно ожидая крика: «Аларм!» и стрельбу. Но вокруг всё было до удивления тихо. Рядом снова, как ящерица, прошуршал Сашка, и Костя пристроился за ним. Как назло, Сашка поднял такую пыль, что Костя едва не расчихался на всю округу, пришлось ему усиленно затыкать нос платком и поэтому он приполз к машине на пять минут позже. Завет ходила рядом с машиной и нервничала, заламывая руки. Лицо у неё источало тревогу и отчаяние. Костя даже получил садистское удовлетворение. Если волнуется, значит, любит. Ради такой сцены можно было и слазить к немцам в пасть, подумал он и, самодовольно улыбаясь до ушей, выбрался на дорогу.
– Ну наконец-то! – воскликнула она подлетела и влепила ему пощечину. – Дурак! У тебя голова есть на плечах?! Мы уже не знали, что и думать!
Ах, как славно! – воскликнул он в душе. Век бы так торжествовать! В следующее мгновение она снова стала той, прежней, независимой Заветой, которая изводила его всё утро.
– Да заблудился я, – оправдывался Костя, испытывая неподдельный восторг. – Заблудился! – и подмигнул Сашке.
Он готов был подставить другую щеку, чтобы ещё раз получить пощечину от её рук. Даже взрывоопасная Пономарёва редко позволяла себе нечто подобное, разве что в моменты чрезвычайного душевного волнения. А волнения у неё случались, как дождик за окном. Но всё хорошее заканчивается слишком быстро.
– Ну! – только и сказала Завета и полезла в машину.
– И это всё?! – разочарованно удивился Костя.
– Всё! – ответила она из кабины и гордо отвернулась.
Тогда он переключился на Тулупова:
– Снял, ковбой?..
– Снял, – ответил довольный Сашка.
– Молодец, ковбой, но больше, так не делай!
– Почему?
– Потому, ковбой!
– Почему?
– Потому!
– Но почему?! – вдруг завёлся Сашка.
– Потому что ты мне нужен живым, ковбой. Хватит смертей. Ты забыл Ханыкова?
– Знаешь, что?
– Что? – с вызовом спросил Костя.
– Я оператор или нет?! Значит, я буду поступать так, как считаю нужным!
– Ладно, ковбой, поступай, но вначале советуйся со мной. Я пока лез за тобой, всё время с твоей матерью беседовал. Не приведи господь, на самом деле такое. Хочешь меня седым сделать раньше времени?
– Нет, – сказал Сашка, – не хочу.
– Я тоже не хочу, чтобы тебя, ковбой, убило, поэтому будь благоразумен.
– Как это так? – издевательским тоном осведомился Сашка.
– Хорошо… – ледяным тоном ответил Костя, – вот сейчас отберу у тебя «соньку» и будешь снимать пальцем.
– Ладно… – примирительно и с испугом отозвался Сашка, – я всё понял… я больше не буду… А что тебе моя мать сказала? – поинтересовался он ехидно.
– Сказала, что оторвет мне кое-что.
– И правильно сделает, – резюмировала Завета, высовываясь из машины. – Я бы точно оторвала за такие вещи. – Поехали!
– Ну а тебе-то зачем? – спросил Костя, намекая, что их отношения как раз и великолепны из-за того самого, что она хотела оторвать.
Игорь Божко издевательски засмеялся:
– Гы-гы-гы… Га-га-га…
– Смотрите! – воскликнул Сашка.
От позиций по направлению к ним двигался часовой, он прыгал в траве, как кузнечик. Все полезли в машину. Костя завёл двигатель и газанул с места. И только за перелеском переключил передачу и сбавил скорость: слава богу, по ним никто не стрелял. До срока, когда над городом пролетал спутник, осталось совсем ничего – полчаса. Костя свернул в ложбину под развесистые пахучие акации, которые вовсе не давали тень, и сел колдовать с компьютером и «сонькой». Ему надо было перегнать материал на компьютер, смонтировать и написать текст, который потом кто-нибудь на студии зачитает. Впрочем, интервью на американских позициях комментариев не требовало, о них и так много говорили, а вот для молчаливых съемок немецких танков, нужны были пояснения и привязка ко времени. За пять минут до спутника Костя был готов. Конечно, с точки зрения стиля и подачи сюжета, репортаж получился неоднородным и сыроватым. Но это с лихвой окупалось сенсационностью материала. Ровно в положенное время Костя нажал на клавишу. Москва отозвалась ленивым: «Спасибо» и «Ни пуха, ни пера». Видать они ещё не разобрались, что именно приняли, здраво рассудил Костя, упаковывая компьютер в сумку. Не успел он это сделать, как по лесной дороге пронеслось что-то огромное и дребезжащее, как сто тысяч расстроенных роялей. Облако пыли поднялось выше акаций.
– Что это?.. – удивилась Завета и перестала заигрывать с Игорем, который срывал и кидал в неё цветы акаций.
Сашка сбегал на разведку, а, вернувшись, сообщил:
– Немецкая «мардер-два» прошла, следы гусениц оставила.
– Точно по нашу душу, – сказал Игорь и уточнил, – тяжелая боевая машина пехоты, и пушка у неё солидная, и пулемет тоже…
В этот момент Костя был благодарен Александру Илларионовичу Маркову за дельные советы насчёт моментальной передачи информации, а ещё больше за то, что не развёл, как всегда, разговоры и передачи приветов родным в режиме онлайн. Пронесло, подумал он. Пронесло! Ведь для того, чтобы засечь «плевок» сжатой информации в космос, нужно специальное оборудование, да и засечь, откуда он проистекал, очень сложно, а вот если бы он начал болтать, как в аське, тогда им точно не поздоровилось бы.
Теперь они поехали не по асфальтовой дороге, а по грунтовке между лесополосой и полем. Крались на первой передаче, даже не поднимая пыли. Белые цветы акаций скрадывали белый «ниссан» лучше любых маскировочных сетей.
Уже виднелась река и окраина города по другую сторону, уже окна высоток радостно отражали солнечный свет, когда Сашка заорал:
– Стойте!
– В чем дело?! – спросил Костя, тормозя «ниссан» и озираясь в волнении.
– Да, в чем дело?! – спросил Игорь, который после сцены в ручье почувст