– Ну всё, всё… – сказал он Завете под воздействием этого взгляда, – всё… ты видишь, я живой, со мной ничего не случилось, только вот компьютер разбило, а сам впервые понял: «Мне почему-то теперь нравятся не Мата-Хари, а душевные женщины», и как теперь быть?..
– Как разбило?! – сунул морду в дверь Сашка.
– Разбило, один обломки остались.
– Это же конец?! – воскликнул поражённый Сашка.
Костя прижал к себе Завету:
– Конец… – и пытаясь рассмотреть её лиц, которое она всячески пряталась у него на груди.
– Не смотри на меня, – бормотала она, закрывая лицо руками, – я некрасивая.
– Ну что ты! – воскликнул он, поглаживая её по плечам, – ты самая, самая…
– Нет, нет… – бормотала она, – я несдержанная…
– Ладно, ладно… – сказал он, – нечего на себя наговаривать.
– А почему ты мне не дал заснять, как сбили В-52? – вредным голосом спросил Сашка.
– Отснимались… – махнул свободной рукой Костя, другой он осторожно придерживал Завету, полагая, что так она быстрее перестанет плакать. – Всё, хватит! Домой пора.
Он хотел объяснить, что ноутбук был особым, с внутренней антенной и с уникальным программным обеспечением, но Сашка и сам об этом знал. Найти второй такой комп в разорённом городе было нереально. Можно было, конечно, заказать его в редакции, но как туда сообщить? Нужна была связь, а её как раз и не было.
– Я тебе этого не прощу, – беззлобно пообещал Сашка.
– Ха… – отозвался Костя. – А я твоей маме Оле расскажу, что ты здесь выделывал, она тебя выпорет.
– Не-е-е… маме не надо, – ухмыльнулся Сашка, ну совершенно, как его отец Максим. – Мама ничего не поймёт. Маме нужно, чтобы я сидел рядом и никуда не девался.
– Мама, есть мама… – веско сказал Костя. – Маму уважать надо.
– А я и уважаю, – сказал Сашка.
– Что-то незаметно, – заметил Костя, намекая на его обгорелую физиономию.
– Значит, мы едем домой?! – снова воскликнул Сашка, ловко уходя от скользкой темы.
Костя ответил ему:
– Неизвестно, он скорее всего.
Костя ещё лелеял надежду найти трубу спутниковой связи и договориться с Вадимом Руновым о необходимом оборудовании, а машину мы как-нибудь здесь раздобудем, подумал он. Машин здесь много. Главное, чтобы Рунов всё сделал тихо, минуя завотделом Горелова Юрия Александровича, иначе тот заставит их вернуться в Москву. А возвращаться мне совсем не хочется, находил новые аргументы Костя, стараясь не думать о причине нежелания возвращаться. А причиной нежелания возвращаться была как раз Завета. Как оно на самом деле обернётся, думал он, я не знаю, но, кажется, я влип. Это странное открытие ошарашило его больше, чем обрушившаяся лестница.
Он даже хотел сообщит всем, что у него дурное предчувствие, будто бы они отсюда не выберутся. Впрочем, американская бетонобойная бомба к его предчувствию не имела никакого отношения. А что имело отношение – Костя ещё не понял, может быть, мешала Завета, которая всё ещё прижималась в его груди? А может быть, потому что у него периодически кружилась голова, а в желудке всё ещё плавал комок тошноты?
Сашка Тулупов ринулся к ближайшему зеркалу, придирчиво посмотрел на себя и уныло поведал:
– Да-а-а… с такой мордой меня никто любить не будет.
– Ничего, до свадьбы заживёт, – насмешливо успокоил его Игорь.
Сашка Тулупов только шмыгнул носом, мол, когда ещё эта свадьба, а морда уже попорчена.
Постепенно из разговоров выяснилось, в чём суть дела и почему Большаков так спешил. Оказывается, в форте были бомбоубежища – укрепленные казематы – каменные мешки особой конструкции. И оказалось, что Большаков в него вовремя всех и завёл, кроме него – Кости, разумеется, и что Завета рвалась вернуться, но Большаков её удержал.
– Правильно! – благодушно согласился Костя. – А то случилось бы бог весть что…
– Нам сказали, что ты рухнул вместе с лестницей…
– Компьютер рухнул… – отшутился Костя.
Он давно взял себе за правило женщин лишний раз не волновать. Женщины существа нежный и ранимые, бог знает, что у них происходит в голове. Но тревожить Завету лишний раз не стоит, великодушно думал он. Пусть она успокоится.
Завета ещё раз всхлипывала у него на груди, и он чувствовал, что слёзы у неё постепенно высыхают и что она шмыгает носом уже не так часто.
В этот момент в лазарет сунулся Большаков, увидел их всех и внушительно произнёс:
– Ну слава богу, живы, здоровы, а теперь быстренько уезжайте!
– Почему?! – спросили все хором и посмотрели на него во все глаза, в которых читался сплошной укор.
– Воевать будем. Немчура попёрла. Сейчас очухаемся и начнём стрелять. Так что гражданским лицам надо покинуть военный объект. Бойцы уже поставили вашу машину на колеса.
– Александр Васильевич, – попросил Костя, – нам бы связь? А?
– Не до этого, сынок, – ответил Александр Васильевич, – уезжайте и быстрее!
– Ну вот… – кисло проворчал Игорь, – как что снимать, так мы ко двору, а как что настоящее дело, так гуляйте Вася.
Костя подумал, что у Игоря есть шанс остаться и вкусить все прелести обороны форта, и вообще показать, на что он годен в настоящем деле, но Игорь к его неудовольствию почему-то им не воспользовался.
Большаков пожал всем руки, махнул на прощание и исчез в хаосе форта.
– Уходим! – сказал Костя и посмотрел на товарищей по несчастью.
Сашка был, в общем-то, как огурчик – живой и подвижный, как ртуть, только с красной от возбуждения мордой; Игорь выглядел сурово, и лицо у него было хмурым и замкнутым, словно что-то в этой жизни шло не по его сценарию. Он сжимал новенький автомат АК, который наверняка выклянчил у сердобольного Большакова, и готов был двигать куда угодно и зачем угодно, лишь бы подальше от форта. Лица Заветы Костя разглядеть не мог, но тем не менее, был приятно удивлён её чувственностью и воспринял её как влюбленность. Впрочем, разбираться, как всегда, времени не было – особенно с Заветой, которая пока была тихим-тихим вулканом. Его маленькая победа над ней стоила ему больших нервов, и он ещё до конца не понимал, выиграл ли он приз в виде безмерно-огромной любви, или нет.
Они выскочили в центральный коридор форта, где сквозняком тянуло запах горелого кабеля и бегало масса народа, но все как-то целеустремленно – в основном в ту сторону, где был взрыв. Пробежал взволнованный врач. Увидел Костю и буркнул:
– А вам лежать ещё надо… – но тут же махнул рукой, что означало, идите куда угодно и без вам дел по горло. – Сейчас раненых будут доставлять, – добавил врач, – так что не обессудьте…
Было видно, что он боится, но не подает вида. Пахло от него спиртом ещё больше. Как впрочем, и все боялись и только и делали, что поглядывали на потолок форта, который, кстати, вовсе не лопнул и находился на месте, а стало быть, Косте это только привиделось.
– Крепко наши предки строили! – кто-то из них бодро хихикнул, и они побежали, потому что им казалось, что на свежем воздухе все их страхи улетучатся, как дурной сон.
Большаков не обманул. Их «ниссан» как раз ставили на колеса. Верх у машины было помят, а капот плохо закрывался, и Костя решил, что он после таких экзекуция вряд ли заведется. Но мотор, чихнув для приличий пару раз, вдруг заработал бодро и ровно, как швейная машинка, и Костя, сдавая назад, вдруг страшно удивился и спросил:
– А где Сашка?!
– Я не знаю… – ответила Завета и с испугом посмотрела в окно.
Да и Игорь недоуменно мотнул косичкой, что означало: я не обязан за всеми следить! А ещё он привычно оскалился, но Тулупова искать не пошёл, махом свалил все неприятности на Костю. «Ты начальник, ты и иди! – читалось в его взоре. – А я с Заветой посижу…»
– Ваш, что ли?.. – спросил один из бойцов, когда Костя, выскочив из машины, растерянно оглядывался по сторонам. – Вон туда побежал… – и махнул рукой в сторону разрушенной батареи.
Костя всё понял: Сашка был бы не Сашкой и не оператором, если бы не попытался зафиксировать на свою любимую «соньку» разрушения, причиненные бетонобойной бомбой. В глубине души он понимал Сашку, но логикой простить и понять такого поступка не мог. Больше не возьму с собой ни одного пацана, решил он. Хватит с меня смертей.
– Сидите здесь! – приказал он, заглянув в машину, – и никуда не уходите, а то ещё кого-нибудь потеряем.
В этот момент и начался обстрел форта. Бойцы с внешней стороны форта пропали, а сам форт стал выглядеть словно вымершим: все двери позакрывались, а орудия хищно уставились в небо. «Ба-х-х-х!..» – ударило ближнее из них. «Ба-х-х-х!..» – выплюнуло снаряд другое. Было слышно, как он, шурша в воздухе, удаляется за линию горизонта. На фоне орудий взрывы вражеских снарядов повторились жалким рефреном: «Пук-пук… пук-пук…» Форт огрызался огнем противотанковых пушек: «Бух-х-х… бух-х-х…» и окутывался дымом.
Костя от неожиданности сиганул в кусты, путаясь и проклиная Сашку, побежал от дерева к дереву. На его глазах здоровенный дуб, возвышающийся на краю болотца, бесшумно рухнул на лес, а вода в болотце покрылась рябью. Только после этого Костя услышал звук взрыва. В воздухе ещё витала листва и ветки, а Костя уже покрыл половину расстояния до разбомбленного форта. Вторую половину он пробежал не менее ретиво и замер, пораженный увиденным. С этого момента он простил все прегрешения Сашки Тулупова, ибо его профессиональный нюх действительно не подвёл его и на этот раз. Шестого форта как такового не существовало. Вместо него высилась груда железобетона и торчала арматура толщиной в руку. Если сказать, что батарея была превращена в крошево, значит, ничего не сказать. Просто от батареи остались огромные, циклопического размера фрагменты, в которых угадывалось то дот, как единый, целый кусок породы, то внутренности казематов, вывернутых наружу с изящной легкостью взрыва. Всё было перемешано, всё было неузнаваемо, кроме бронебашенной батареи, которая казалась целехонькой, но почему-то перенесённая невиданной силой метров на сто к реке. Даже её орудий всё так же угрожающее смотрели в сторону врага. Над тем, что было шестым фортом, всё ещё витал запах взрывчатки и языки чёрно-белого дыма. Горело где-то внизу, в глубине монументальных обломков.