Дурость какая-то думал Костя. Зачем и куда мы бежим? Вокруг стояли чистые, ровные сосны, верхушки их упирались в небо. Нам же в город надо! Но ноги сами собой его несли в сторону реки. Прямо какой-то замкнутый круг, мы никак не можем покинуть этот «Петрополь».
Через мгновение они замерли перед мелко вырытым окопчик, закрытым с трех сторон рукотворными холмами, и не знали, смеяться им или плакать. В одном углу на бруствере окопчика, гладя дулом в небо, бежал новенький чёрного цвета ПКМ и три зелёные коробки патронов к нему, в другом – засаленный спальный мешок явно зимнего исполнения. В нишах – какие-то ржавые банки, консервы, парочка гранат РГД-5 и даже одноразовый РПГ-27[42]. Хорошо устроился, очень удивился Костя.
– Тебя как зовут? – спросил он, присев на край окопчика и с интересом разглядывая его обустройство.
– Витя… Витя Петров… – очень серьезно ответил боец.
В его голосе прозвучала странность, когда реальность воспринимается реальнее, чем она есть. Сашка даже не стал снимать, презрительно глядя на бойца. А наоборот, следовало. Боец-то, похоже, сумасшедший, подумал Костя и спросил:
– А куда стрелять собираешься?
– Туда, – уверенно сказал боец, показав на склон нависающего холма.
– Здесь же ничего не видно?
– Ну да… Засада… – убежденно ответил Витя.
– А давно сидишь?
– Месяц, однако… – Витя уселся на свой спальник, достал из нищи кружку и налил в неё такого вонючего самогона, что за версту было ясно, что это самый что ни на есть первач. – Будешь?
– Нет, спасибо, – отмахнулся Костя.
– Я буду! – храбро шагнул вперед Сашка.
– Тебе нельзя! – сказал Костя.
– Костя, мне так хочется… Сегодня что-то пошло… – слезно попросил Сашка. – День такой… – он оглянулся на лес за спиной.
– Успокойся, ковбой! – ответил Костя, стараясь лишний не бросать взгляда на Елизавету, потому что он немного стеснялся её нежностей и насмешливого взгляда Игоря. Что-то изменилось в их взаимоотношениях, но он ещё не понял, что именно и насколько серьезно, словно ему мало было её слез и отчаянных поцелуев. Да и что значат эти её поцелуи? Может быть, просто приступ жалости к нему, к самой себе? Надо с ней поговорить, но без этих надоедливых свидетелей, которые так и норовят сунуть нос не в свои дела.
Сашка словно угадал его мысли и обиженно шмыгнул носом. На его лице было написано, что он этого никогда не простит и припомнит Косте при первом же удобном случае. Косте же было наплевать, он ждал, что и Игорь захочет выпить, но Игорь почему-то промолчал – то ли напился спирта, то ли совесть заела. А может, ему «Петрополь» тоже поперек горла и он жаждет побыстрее убраться отсюда?
– А я приму. Мне ещё долго сидеть, – важно сказал Витя и опрокинул в рот вонючую жидкость. – А-а-а!
Должно быть, самогон был очень крепок. С минуту Витя Петров ловил ртом воздух. Лицо его сморщилось, как старый гриб, покраснело, а потом внезапно разгладилось и сделалось, как у святого Петра – одухотворенным и пророческим. Чёрт! – подумал Костя, может, он и есть святой, какой-нибудь блаженный с Макоронки, где стоит жёлтый дом?
– Ты понимаешь, что это не позиция?! – вдруг закричал Игорь и стал ходить вокруг и гневно размахивать руками, даже той, что на перевязи. – Куда только ваши командиры смотрят?!
Костя испугался, что с Игорем снова произойдет припадок немотивированной злости. Вероятно, на него всё ещё действовал спирт. Хорошо хоть Витиного самогона не попробовал.
– Почему? – удивился Витя. – Хорошая позиция, я в засаде. Никто не видит. Выскочу, как чёрт из табакерки!
У него тоже была своя логика, которую, видать, никто не понимал. Но где он взял столько оружия? – удивился Костя.
– А если они пойдут другим путем?
– Нет, они пойдут здесь! – убежденно замотал головой боец.
– Почему?
– А ты пойди посмотри… – боец полез на склон холма.
Все невольно стали карабкаться следом. Костя предпочел двигаться так, чтобы его обдувал ветерок. Сашка Тулупов забрал ещё круче. Одному Игорю, кажись, всё было не по чём. В своих скитаниях по свету он привык и не к таким проявлениям человеческой слабости, как тонкий запах мочи. «К чёрту приверед!» – читалось на его открытом и мужественном лице. Завета же осталась у окопчика и терпеливо смотрела им вслед. «Знаю я эти мужские игры, – думала она, – вам бы всё стрелять да водку пить».
Холм был невысокий – метров пять-шесть, но почва на нём была такая мягкая, так много нападало здесь иголок, что ноги увязали по щиколотку.
С вершины холма действительно открывался впечатляющий вид. Река обогнув полуостров с крепостью «Петрополь», прижималась к лесу именно в этом месте, и в этом же месте к воде была прорублена просека, смотрящая на юг.
Логично, подумал Костя, хороший обзор и сектор обстрела тоже.
– Вот что, вояка! – безапелляционно заявил Игорь. – Позиция твоя здесь! А стрелять будешь туда, за реку, откуда поплывут. Если приплывут, конечно.
– А как же?.. – Витя оглянулся на свой уютный окопчик.
– Иначе твои старания теряют всякий смысл. Понял?
Витя сконфуженно почесал затылок:
– Понял… – нехотя ответил он и пожаловался. – У меня военной подготовки нет. Я и сам думал, да никто ведь не подскажет…
– Вот я тебе и подсказываю, – сказал Игорь с просветленным лицом. – А там внизу будешь прятаться, если тебя начнут обстреливать из танков, а здесь будешь стрелять, когда попрут.
– Вот спасибочки… – обрадовался Витя. – Вот спасибочки… Я и сам думал, что неверно выбрал позицию, а вот как верно – докумекать не могу. Истинно сказано: одна голова – хорошо, а две лучше!
Игорь Божко расплылся в улыбке. Несомненно, он был счастлив, как никогда. Костя понял, что Игорь вспоминает свою юность и себя в Афгане, такого же необученного и беспомощного, как Витя Петров.
Петров же скатился вниз, достал откуда-то огромную штыковую лопату и так же бодро вскарабкался на холм.
Сашка наконец-то одумался и схватился за «соньку». Кадр действительно был удачным: боец в контрсвете, окапывающийся на вершине холма, только земля летит на фоне неба и облаков. Всё-таки есть у Сашки профессиональное чутье, подумал Костя, выбираясь из холмов. Может, я его всё-таки прощу? Завета сосредоточенно шла за ним, и он периодически оглядывался, примечая, как она легко и грациозно идёт и как ставит ногу – уверено и ловко. Игорь, думая о чём-то своём, двигался за ней и тоже оглядывался, пока их не догнал вдохновленный Сашка с «сонькой» на плече.
Форт «Петрополь» всё ещё огрызался огнем, но уже не так бодро, с частыми паузами между залпами. То ли противник выдохся, то ли Большаков сплоховал. Нет, думал Костя, шагая через кусты и кочки к дороге, просто ухандокали немцев, или… или наоборот, но об этом как раз думать и не хотелось. Не верилось что гениальный Большаков так просто сдаст древнюю крепость. Не за тем он здесь сидит, как кость в горле у немцев. Да и наши не позволят, думал Костя. Отобью и защитят. Ему почему-то хотелось думать, что на войне всё продумано и учтено, что война, как в учебнике, без хаоса и поражений, стоит только налечь на противника всем миром, как он побежит с позором назад в свою Европу.
«Ниссан», который так и не загорелся, печально торчал на дороге посреди леса. Сашка залез внутрь, покопался между сидений и вытащил кусок раздавленного сыра и кусок колбасы. Колбасу он выбросил, потому что она уже стала несъедобной, а сыр принялся раздавать:
– Ешьте… ешьте…
Сыр пахнул машиной, но был вполне съедобен. Завета смотрела на Костю счастливыми глазами, словно прорвало плотину чувств, даже Сашка и Игорь стеснительно отворачивались. Что я буду делать с ней? – внезапно подумал он. Ехать в Москву? А там Ирка Пономарёва, которой я обещал жениться. Кто меня тянул за язык? Что делать? Что делать? Надо на что-то решаться ещё до того, как этот вопрос встанет ребром. А рано или поздно он встанет. Как я буду выглядеть? В глазах одной – предателем, в глазах другой – рыцарем. Надо делать выбор, думал Костя. Ох, как надо! Выглядеть плохо он не хотел в любом случае.
Вдруг со всех сторон одновременно раздалась стрельба. Костя ничего не понял и оглянулся на холм Вити Петрова. Там тоже стреляли. Были видны пулеметные вспышки. Петров бил длинными очередями в сторону реки. Однако к уже привычным звукам АКМ, как чужая речь, добавилось стрекотание американской М-16. Это было очень и очень плохо. Откуда здесь М-16? – только успел подумать Костя, как над их головами пронесся целый рой пуль. Игорь Божко, как истый военный, присел, определив направление отхода, и махнул рукой:
– За мной! – он подался с дороги в ближайшие кусты.
Однако молодой осинник, хотя и скрывал от противника, но не давал защиты, и на голову то и дело сыпались ветки, а то и тонкие стволы деревьев. Достаточно было одной, даже неприцельной очереди, выпущенной чуть ниже, и они полегли бы в осиннике все, как один.
Костя, чертыхаясь, полез вперёд, ориентируясь на звуки стрельбы. Особенно густо стреляли с двух направлений, справа от реки и там, где стояли российские подразделения. Наверняка следовало бежать прямо в город. Завета прошептала так, что об ощутил её дыхание:
– Я боюсь, – и прижалась.
Он вздрогнул.
Последнее время Ирка Пономарёва делал всё, чтобы возбудить в нём настороженное отношения к нежностям, поэтому он невольно сравнивал всех своих знакомых женщин с ней, и если женщины были нежнее Ирки, он настораживался, как пёс над отравой. В общем, она его испортила ещё до свадьбы, это он уже потом понял. Сейчас у него была реакция на то, что он понял.
Как они выскочили из осинника, Костя и сам не сообразил, может, и не стоило его покидать вообще до сумерек. Только они не пробежали и ста метров, как наткнулись окопы, в которых, судя по всему, только что произошла рукопашная схватка. Тут и там лежали трупы и умирающие. Кровь ещё не успела впитаться в иголки. Её запах ударил в ноздри. Завета ойкнула и отбежала в сторону. Сашка схватился за камеру. Костя сделал глотательное движением, и позавидовал Игорю.