— Наверное, хороший.
— Ладно, Костя, я приеду следующим летом, дай бог, войны не будет, и мы с тобой встретимся в другой обстановке. А теперь уходи, забирай своих друзей. Я отвезу вас куда вы пожелаете.
Ветер трепал волосы Заветы. А сердце Кости разрывалось на части. Завета не обращала на него никакого внимания. Все женщины одинаковы, с горечью думал он, стараясь держаться подальше от нее, но каждый раз обнаруживал, что стоит рядом с ней и вдыхает запах ее волос. Он уже готов был броситься от отчаяния за борт, когда Билл прокричал:
— Подходим к нашему сектору!
Они увидели классический форпост из мешков с амбразурами и двумя крупнокалиберными пулеметами, над которыми развевался звездно-полосатый флаг. Сашка Тулупов принялся незаметно снимать.
— Ты что, с ума сошел? — прошипел Костя. — Убери. Они нас сейчас за это расстреляют.
— Да я так, чуть-чуть, — смущенно оправдывался Сашка, но «соньку» спрятал.
— Я вас представлю журналистами, — сказал Билл, когда они пристали к берегу. — Вы ведь журналисты?
— Ну да. Тележурналисты из Москвы.
— Это наша крайняя точка. Мы здесь уже три дня стоим. Нас никто не атакует. Не жизнь, а малина.
— А холодец с чесноком вы когда-нибудь ели? — ехидно спросил Сашка.
Неожиданно Билл ответил:
— Это моя мама любит, а я, то есть мы, истинные американцы, предпочитаем простую, здоровую пищу типа всяких салатов.
— А ты сам-то пробовал с горячей картошкой?
— Нет, — признался Билл и стал думать, подвох это или нет. — Вы знаете, у нас в Америке очень большой выбор продуктов. Я лично предпочитаю вегетарианскую еду. Но порой могу съесть стейк. Все зависит от компании.
— А стейк — простая, здоровая еда? — хотел уточнить Костя, но ему никто не ответил.
Билл Реброфф уже был занят тем, что командовал:
— Сходни на берег!
Они сошли на берег. За деревьями проглядывали шиферные крыши. Оттуда прибежали откормленные, как поросята, санитары с носилками. Оказалось, что это Билл их вызвал по рации. Игоря, как он ни упирался, обрядили в шейный воротник, уложили на носилки и борзо утащили, несмотря на то что он делал отчаянные глаза. Костя ему не позавидовал — еще бы, оказаться в руках своего извечного врага, с которым ты воевал всю сознательную жизнь. Было отчего сойти с ума.
Справа виднелся каменный мост с колоннами и фонарями, по которому никто не двигался. Берег напротив казался вымершим. Он словно притаился и хмуро посматривал на американцев в их песочной пустынной форме.
— Слушай, мне бы со своими связаться, — попросил Костя.
— Организуем, — сказал Билл.
Через минуту Костя разговаривал по космической связи:
— У нас все нормально. Только оборудование потеряли. Один комп остался и «сонька». Машина сдохла. Нет, мы у американцев. Нет, не в плену, в гостях. — Костя улыбнулся Биллу, у которого сделались смешливые глаза. — Вечером постараемся выйти на связь с материалом. Да, суперматериал. О чем? Пока не знаю. Ну так и получается — нельзя все спланировать заранее. Нет, не подведем. Я сказал, не подведем. Я обещаю! Честное слово! А что мне делать?! Что?! Ну так получилось… не по нашей воле… Да… да… да… я все понял, Юрий Александрович. Всю ответственность беру на себя.
Завотделом Горелов Юрий Александрович был страшно недоволен. Мало того, что в Харькове погиб Виктор Ханыков, теперь вся группа оказалась в опасности, и виноватым, конечно, оказался Костя. Никакие доводы на Горелова не действовали. Он вообще был инициатором сворачивания работ в Украине, потому что не мог защитить свои позиции перед генеральным. Костя в их отношения не совался. У него и своих забот хватало. Поговаривали, что Горелов висел на крючке у генерального и не мог рыпнуться больше, чем ему было положено по субординации. Разумеется, это отражалось на работе редакционных групп, сковывало инициативу, подрывало веру людей в свою работу и вообще вносило нервозность в атмосферу коллектива.
Отсутствие тарелки усложняло передачу информации. Теперь они пользовались каналом интернета, а это значительно ограничивало их возможности. Ни о каком прямом эфире не могло быть и речи. Все новости устаревали в тот же момент, когда их записывали. Успокаивало одно, что все программы шли с задержкой.
— Слушай, Билл, — спросил Костя, — а можно поснимать вас? И вообще… как у вас насчет интервью?
— Позицию лучше не надо, а внутри — пожалуйста. Поговорите, я переведу. У нас это даже приветствуется.
Вначале они пообщались с рядовым Стивом Стоуном, который прятался от солнца под навесом. Он сообщил, что направлен сюда для продвижения демократии на восток, и расплылся в черной улыбке. Веселость перла из него точно так же, как из Сашки Тулупова.
— Ты считаешь, что здесь нет демократии?
— Я вообще ничего не считаю. Мое дело маленькое — любить вот эту штуку, «браунинг» М2НВ, и вести фланкирующий огонь по мосту.
— А если ты кого-то убьешь? — задал провокационный вопрос Костя.
Билл заулыбался, но перевел.
— На все воля Аллаха! — ответил рядовой и тоже заулыбался, как яркое солнышко.
— Ты что, мусульманин?
— Да, я черный мусульманин из Орегона.
— А как насчет Усамы бен Ладена?
— Я противник применения насилия в нашей стране. Пусть это происходит где угодно, но только не в США.
— То есть в Европе можно?
— Где угодно, — повторил рядовой и снова растянул рот до ушей. — Например, в неверной Англии. Да покарает ее Аллах!
— Но ведь Англия ваш союзник?
— Чей союзник?
— Ну, ваш!
— Но не лично мой!
— А как ты относишься к теории заговора одиннадцатого сентября?
— Я считаю, что во всем виноваты русские. Они наняли Усаму. Я пришел с ними воевать. — Стив Стоун похлопал по затворной коробке пулемета.
— Я тоже русский, — напомнил Костя.
— Пуф-пуф, — наставил на него палец рядовой и заразительно засмеялся, обнажая большие белые зубы. — Мы убиваем разов!
— Кого? — Костя от удивления едва не проглотил язык.
— Ха-ха-ха… — рядовой был чрезвычайно доволен, — русских, арабов и злодеев… ха-ха-ха… Разов!
— Стив, какую школу лицемерия ты закончил?
— У нас служат все, кому не лень, — глядя в объектив «соньки» и улыбаясь, сообщил Билл. — Таковы Соединенные Штаты Америки! Ничего не поделаешь — демократия! Это наш крест! Нас не интересуют политические взгляды солдат и их либидо, главное, чтобы они выполняли свои служебные обязанности. А политика и секс — это личное дело каждого. Командованию запрещено задавать вопрос, какая у тебя половая ориентация.
— Ну, а дисциплина?..
— На дисциплине это не отражается.
— А межрасовые отношения?..
— Это запрещено законом, как и секс между мужчинами.
— Но кому-то может не понравиться, что рядом с ним гей?
— Ты несколько ошибаешься, у нас очень терпимое общество, поэтому культура взаимоотношений между рядовыми поднята на высокий уровень.
— Иными словами. никто ни к кому не пристает?
— Ну да, я это имел в виду. Для этого у нас увольнительные и отпуска домой.
— Понятно, — среагировал Костя. — Наши телезрители будут удовлетворены твоими ответами.
Капрал Рой Чишолм из Кентукки оказался куда прямолинейней.
— Мне должны вручить нагрудный знак! Я отличился! — сообщил он мрачно.
— Каким образом?
Рой Чишолм помолчал, а потом, глядя на Билла Реброффа, сообщил:
— Повстанец решил атаковать нашу боевую машину. Я срезал его из гранатомета «Макс-19». Зрелище, я вам скажу, не очень эстетичное. От него ничего не осталось, кроме оторванных рук и ног, ну… еще… рассыпанных конфет. Я же не виноват, что он бросился на нас. Мимо бежала собака, схватила кусок мяса и сожрала. У нашего полковника едва не случился инфаркт. Он приказал мне застрелить собаку. Но нас не учили стрелять животных. Мы солдаты, мы обучены убивать людей. Пусть полковник сам в нее стреляет! Надеюсь, она наелась. Ну ее к черту! — Он выругался, употребив всеобъемлющее слово «фак».
Рябая щека у капрала непроизвольно дергалась. Выглядел он весьма удрученным.
— Но все равно тебе вручат этот знак? — спросил Костя, подумав, что русский в такой ситуации выразился бы куда сочнее и образнее. А у американцев на все случаи жизни «фак» и только «фак». Скучная нация, подумал он с невольным чувством превосходства.
— Ну… вручат… я не виноват, что он бросился… Нас учили… все уши прожужжали… и все такое… Америка свободная страна! Свобода заключается в том, что мы можем делать все, что хотим! Меня так учили в школе.
Костя услышал, как Тулупов, не выдержав, иронично прокомментировал:
— Ну да…
— Он принял банку с конфетами за гранату, — безжалостно пояснил Билл.
Косте показалось, что он издевается над капралом. Это означало только одно: дураков учат палкой даже в благословенной Америке.
— Я не виноват, — простонал Рой. — Он до сих пор стоит у меня перед глазами, этот мальчишка! Ему было лет двенадцать! Будьте милосердны!
— Неужели ты не мог отличить двенадцатилетнего мальчишку от боевика?
— Он недавно прибыл из Афганистана. А там опасен любой подросток. К тому же это наше первое боестолкновение, — пояснил Билл. — Ему все равно вручат нагрудный знак, хочет он этого или нет. Таков порядок. Армия держится на порядке и традициях. Первый бой — это святое.
— Но я не знал! — Капрал схватился за стриженую голову. — Я сойду с ума!
— Ладно, ты успокойся, — сказал ему Билл. — С кем не бывает? Наш полковник идиот, — по-русски сказал Билл, — он поспешил отправить в штаб сообщение, не разобравшись в сути произошедшего.
— Я выброшу знак в реку! — выкрикнул Рой.
— А я посажу тебя под арест на трое суток за кощунственное отношение к боевым наградам. Ты не получишь мороженого и любимую пепси-колу. У тебя будет плохой послужной список, и ты останешься капралом всю жизнь.
— Я понял, сэр, — поостыл Рой Чишолм. — Я подумаю. Хотя мне плевать на ваш список.
— Ты не получишь следующего звания, — напомнил Билл.