Между тем он отметил, что Игорь времени зря не терял и вооружился АК-47 и двумя рожками. Молодец, подумал Костя, но ничего не сказал вслух — нечего тешить его тщеславие.
— Ну что, поехали? — сказал Сашка, занимая место рядом с водителем.
Костя завел двигатель. Прогрел его, как будто специально затягивая время, однако заглушил, вышел, обошел машину, словно проверяя покрышки, хотя сделал это еще полчаса назад. Сел, снова завел двигатель и сказал с сожалением:
— Бензина мало.
Действительно, датчик количества топлива показывал половину бака. Ехать в неизвестность с такими ресурсами был чревато новыми приключениями, а приключений Костя совершенно не хотел, он уже был сыт ими по горло.
— Командир, — сказал Сашка таким тоном, словно он все-все понимал. — Я две канистры запас. Трогай.
Костя сделал вид, что не поверил. Пошел посмотрел в багажник. Действительно, по обе его стороны в зажимах были закреплены новенькие канистры с бензином. Где их добыл Сашка, осталось очередной тайной.
— Действительно, можно ехать, — согласился Костя, вернувшись в кабину. — Только мы теперь как бочка с порохом.
— А что делать, командир? — спросил Сашка, как всегда некстати собираясь рассмеяться.
Он ждал, что Костя его похвалит за предусмотрительность и оперативность, но Костя промолчал. Игорь, казалось, все понял, крякнул то ли с досады, то ли от долгого ожидания и неожиданно тяжело вздохнул. Ничего у него с Елизаветой вчера не было, вдруг сообразил Костя. Отшила она его. Точно отшила. Ему стало немножко легче на душе, он, сделав круг вокруг кафешки и помахав рукой бойцам, появившимся, как тараканы, изо всех щелей, медленно-медленно поехал вдоль стены девятиэтажек. Сашка Тулупов с удивлением посмотрел на него и напомнил:
— Боссе в другой стороне.
— Да знаю, — ответил Костя. — Это я так, на всякий случай. Пусть немцы думают, что мы поехали на север.
— Ах, ну да! — воскликнул Сашка. — Не сообразил. Хитрый ты, однако.
Костя на первой передаче проехал в обратную сторону и уже собрался было свернуть там, где кончался бесконечно длинный дом, чтобы выехать на трассу и от нее направиться еще дальше к югу, чтобы попасть на места недавних боев, как вдруг Сашка Тулупов заорал словно оглашенный:
— Елизавета!!!
Костя ударил по тормозам и едва не разбил себе нос о руль. Игорь позади беззлобно выругался матом.
— Где?! — живо спросил Костя, потому что боялся, что Сашка ошибся, и вообще, он уже не верил ни Сашке, ни женщинам — вообще никому.
— Да вон бежит! — радостно ответил Сашка, тыча пальцем в боковое зеркало.
Костя посмотрел, но ничего не увидел, разве что пару голодных кошек, лакомившихся на помойке.
— Да вон же она! — еще раз показал Сашка. — Вон!
Игорь позади тоже отозвался не менее бодрым голосом:
— С Заветой веселее! Она нам засохнуть не дает!
Наконец и Костя ее разглядел. Была она одета в короткую джинсовую куртку, которую он раньше на ней никогда не видел, и в джинсы. Кроме этого, она позаботилась о своей внешности — сделала себе прическу, маникюр, ярко накрасила губы.
— Ну вот… — как-то слащаво произнес Сашка, выбираясь из машины и с радостью уступая Завете место, — мы уже заждались, двор три раза объехали. А тебя все нет и нет.
— Здравствуйте, мальчики! — до странности беспечно произнесла она своим бархатным, сочным голосом, усаживаясь на то место, где до этого сидел Сашка Тулупов. — Здравствуй, Костя, — блеснула она глазами.
Вела она себя так, словно между ними вовсе не пробегала черная кошка. А еще от нее пахло теми духами, которые любил Костя. Специально она что ли? — тоскливо подумал он, и камень у него на душе стал еще тяжелее. Издевается, решил он, точно издевается.
— Здравствуй, Елизавета, — ответил он, как показалось ему, с глубоким смыслом, но получилось словно стон.
Смысла, конечно, тоже никакого не было, а было продолжение той самой игры под названием «дразнилка», которую Костя терпеть не мог и в которой всегда проигрывал.
— Как спалось? Как дела? Война без нас не кончилась? — обернулась она.
Костя завел двигатель и, объехав огромную заброшенную клумбу, погнал машину вглубь квартала. Завета поболтала с Игорем и Сашкой, повернулась к Косте и как ни в чем не бывало спросила:
— Как дела?
— Ничего, — ответил он, следя за дорогой.
Действительно, дорога была разбитой донельзя, и, чтобы не искалечить подвеску, надо было старательно объезжать ямы и камни.
Завета включила приемник, сразу раздался лающий голос нового президента, которого еще не признали:
— Для защиты «титульного населения» наши друзья блокируют все крупные города. Ведется активная разведка и выявления бандитских формирований. Мы уничтожим всех, кто хочет свергнуть законно избранную власть! Мы…
Несомненно, Тищенко ощущала себя триумфатором и не стеснялась в выражениях.
— Выключи, — попросил Игорь. — У меня уже зубы болят.
— Подожди, дай послушать, что она нового скажет.
— А что она может сказать? — хмыкнул неунывающий Сашка.
— Вот мне интересно, почему Ясулович отмалчивается? — удивился Костя.
— Да потому, что он заранее проиграл, — мрачно ответил Игорь. — Кто делает шоковую терапию во время кризиса? Только полный идиот!
— Ну да, — согласилась Завета, — поэтому и проиграл. Поставил население на уши. Треть умрет в ближайшие полгода, другая треть — в следующие полгода. Останутся одно правительство и богатеи.
Косте и Сашке не трудно было понять горечь Заветы и Игоря. В России цены тоже росли как на дрожжах, но причина, по которой проиграл Ясулович, была ясна: слишком большие долги он набрал в МВФ. Может быть, он и не проиграл фактически, но сделал все, чтобы уменьшить свои шансы на победу. Обнищание населения приняло такие формы и достигло таких размеров, что странно было, как население вообще дожило до президентских выборов. В шахтерской среде говорили: «Ясулович такой же гад, как и Тищенко, семь шкур с нас спустил, восьмую тянет, и просвета не видно. Не будем за него голосовать! Продался он Западу!»
Вот оно, это население, и стало рыть щели и окопы, потому что поняло: власть никогда не снизойдет до простого человека. Ощущение потерянности и горечи на Украине куда острее, чем в России, и на президентов им не везет. Нет таких незапятнанных государственников, как Путин или Медведев. Конечно, подобные выводы нельзя было подавать в эфир, но они сами собой напрашивались, и, значит, ситуация вполне закономерная: Украина, она и есть Украина, то есть от слова «окраина». Ничего путного здесь никогда не будет. Вечная драчка: половина страны стремится на Восток, половина — на Запад. Золотой середины нет. Где уж здесь быть миру! Даже Евросоюзу по большому счету в таком виде Украина не нужна — слишком много проблем тянет за собой, и не только экономические. Вот, собственно, эти вопросы и решает сейчас Олеся Тищенко: нагнуть одних за счет других.
Пока они ехали, Костя успел разглядеть, что между старыми пяти— и девятиэтажками нарыты окопы, а кое-где в землю вкопаны старые танки и даже один древний Т-34, снятый, должно быть, с какого-нибудь постамента. Кроме того, в подвалах домов были созданы долговременные огневые точки. На перекрестках стояли противотанковые «ежи», а в подворотнях — железобетонные блоки, которыми защитники города в любой момент готовы были перекрыть трассы.
— Если Ясулович, который пригрелся под крылом России, не одумается, мы уничтожим всех его сторонников! — истошно надрывалась Олеся Тищенко. — Пора кончать с российской заразой на территории незалежной Украины!
— Ну, насчет незалежности она загнула, — усмехнулся Игорь. — Украина, как продажная девка, давно уже лежит под НАТО, ЕС и Америкой.
— А Олесю понесло по ветру. — Сашка выразительно покрутил красной мордой. — Теперь или мы, или они.
— Это точно, — как-то вяло согласился Игорь Божко. — Нам от этого не легче. Политик только чихнет, а народ три года вытирается.
— А вот еще что-то… — Завета поймала станцию, которая вещала на таком суржике, который невозможно было понять. — Квартиры отбирают… — сказала она недоумевающе. — «Титульная нация» — у русских и у всех остальных.
— В смысле?.. — подскочил Сашка на сиденье.
— Якобы Тищенко разрешила захватывать пустующее жилье — столько, сколько сможешь. Во Львове настоящее побоище, русских и другие нацменьшинства выкидывают на улицу. И в Хмельницком, и в Киеве, кстати, тоже. Да и вообще, похоже, на всем западе Украины.
— Ну, теперь полный и окончательный раздрай между нациями, — сказал Костя. — А Олеся его официально оформила. Отступать ей некуда.
— В том виде, в котором оно есть, — точно, — согласилась Завета, все еще храня недоуменное выражение на лице.
— Я же говорю, что она действует безошибочно, — добавил Игорь тем самым тоном, который выдает страх.
Завета промолчала и выключила приемник. Костя ей посочувствовал: жить в такой стране и сохранять хладнокровие, это ж какие нервы нужны? Слава богу, мы до такого не докатились. Он посмотрел на Завету внимательней, но ее прекрасное загорелое лицо с черными бровями и яркими, как мак, губами ничего не выражало, кроме сосредоточенности и устремленности вперед. Была ли это житейская мудрость, он не знал. Некоторое время они ехали молча, разглядывая то, что происходило за окнами. На улице Петровского их впервые остановили и проверили документы. Костя вежливо вышел из машины.
— Вы откуда?
— Да вот… — Костя махнул рукой в сторону Текстильщика.
— А… — добродушно произнес усатый седой шахтер, по виду из отставных. — Гарнизон Вяткина. Он молодец, свое дело знает. А насчет вас он уже предупредил, сказал, что будут ехать московские журналисты.
— Да, это мы, — сказал Костя.
— А я сразу догадался! — бодро воскликнул седой шахтер. — Как там наши?
В ожидании ответа он, любопытствуя, заглянул в машину и особенно внимательно посмотрел на Завету. Должно быть, она удивила его яркими губами и маникюром, но он ничего не сказал, подумав, наверное, что она столичная штучка.