— Кто может участвовать в работе Центра. Верите ли вы в успех этой благородной и важной, на взгляд многих, идеи?
— Я бы хотел, чтобы прежде всего в любой форме в работе Центра участвовала российская власть. Для этого нужно «достать» российскую власть с этой проблемой, может быть, поставить её в такую ситуацию, при которой она не сможет более устраняться. В успех я обязан верить. Кроме того, полуторамиллионный оккупированный город не сможет долго выносить оккупацию. В конце концов там возникнет возмущение, я в этом уверен, это заставит Россию вмешаться.
Вообще российское государство ведёт себя на харьковском направлении робко. Россия никогда ведь не сказала, что Харьков, так же как Крым и Донецкую и Луганскую области, населяют русскоязычные — родные дети России. А нужно это сказать.
Борьба предстоит большая, но это наша историческая обязанность, наш долг перед историей — воссоединить Харьков с Родиной.
Кстати о патриотизме. Во время наших нечастых встреч в Москве Дед часто возвращался к этой теме. Один монолог мне запомнился. Могу ошибиться в полной достоверности его слов, но выглядело это приблизительно так: «Такое явление, как гламурный патриотизм. Довольное вонючее явление.
Патриотов у нас уже больше, чем не патриотов. Вот думаю, а ведь по сути дела… Французы таких называли “сопротивленец 25-го часа”. 25-го часа как известно в сутках не существует. И внезапно у них полстраны, как оказалось, были в движении Сопротивления, оказалось после освобождения. “Резистансами” себя тогда многие объявили.
У нас сейчас нечто подобное происходит. Я, честно говоря, с сомнением поглядываю на новых патриотов 25-го часа. И покачиваю головой скептически.
В 1994 и в 1995-м только мы, красно-коричневые, и праздновали День Победы, я помню, помню на площади Маяковского на каком-то тягаче рядом с Бабуриным, рядом с Макашовым я стоял… девятого мая, и проходящие граждане пальцами указательными у висков крутили по поводу нас.
Теперь множество прощелыг патриотами работают. Фамилии не хочу называть, но может, ещё назову попозже…
Среди, что называется, “деятелей культуры” их уже полным-полно. Вот ещё, если думать в этом направлении, приходишь к непозволительной мысли: а не коллаборант ли гламурный патриот?..”
Касательно творчества могу сказать следующее: такие моменты служили лишь фоном наших в общем-то непродолжительных бесед и разговоров. Во-первых, я старался больше слушать писателя. И всегда был рад, когда Лимонов вручал мне свои книги с дарственной надписью. Такая процедура стала традиционной. Один раз я подарил Деду свою книгу о чеченской войне. Он пообещал её прочесть. Через несколько дней даже отзыв написал в своем ЖЖ. Во-вторых, Эдуард Вениаминович, пусть и не часто, давал мне советы, о чем писать, на что обращать внимание при написании текстов. Однажды сказал прямо: «Пиши историю своей жизни, историю современных войн, в которых ты участвовал. Все передавай через людей, не только своих, но и по ту сторону баррикад».
О самом творческом процессе Дед как-то разоткровенничался в беседе с нашим общим товарищем, известным харьковским журналистом и публицистом Константином Кеворкяном. Приведу фрагмент интервью, опубликованного в «Литературной газете» несколько лет назад.
— Какой у вас рабочий распорядок: вы любите писать утром, ночью, в суете путешествий? Долго ли работаете над замыслом, обдумываете композицию?
— Я работаю по утрам. Встаю достаточно рано для среднего российского гражданина, как правило, в шесть часов утра. Это очень приятное время — мозги хорошо работают, не мешают городские шумы. Бывает, веду заметки во время путешествий, но всё время записывать не будешь. Недавно был в Нагорном Карабахе и в конце светового дня записывал накопившиеся впечатления, а мой помощник фиксировал имена собственные, названия мест, имена людей, то есть различные необходимые детали.
Над композицией думаю всё меньше. Вот недавно одним махом, буквально дней за десять, написал книгу, которая называется «Монголия» (хотя там речь идёт вовсе не о государстве Монголия). Просто короткие сцены: от размышлений о песне «В парке Чаир» до мыслей о глиняных цивилизациях Ближнего Востока, о том, что нынешняя война идёт в самых древних местах человеческой цивилизации. Там даже нет руин, поскольку всё делалось из глины: и глиняные таблички, и старые крепости, и знаменитая Вавилонская башня. Такое впечатление, что мир закончится там, где он и начинался: где был Эдем, где стоит Арарат… Вот готовая книга — родилась из ничего, из каких-то воспоминаний.
— То есть вы часто пишете под впечатлением. Получается в литературе вы импрессионист?
— Может быть. Это попытки поймать то, что у нас у всех в голове постоянно присутствует, некие немедленные размышления. Которые есть самое важное, что мы, литераторы прошлого, пытались уловить, выстраивая громоздкие конструкции, наподобие «Войны и мира». Возможно, самое интересное именно то, что приходит внезапно.
— Нет ли ощущения, что у вас есть некая «лучшая книга», а ваши читатели предпочитают совершенно иную?
— Я не считаю, что у меня есть «лучшая книга». Я счастливый литератор, который создал ансамбль трудов, и если вырвать из него один из кирпичиков или кусочков мозаики, то и ансамбль будет неполным. Меня иногда упрекают, мол, «он повторяется». А я и не стесняюсь повторяться, поскольку с течением времени у меня меняются читатели, появляются новые, и, значит, я жив.
Вот все восторгались Новодворской, она умерла, а теперь вы часто её вспоминаете? Если человека не вспоминают, значит, он не жив. Я вспоминаю свою маму и считаю, что она жива моими мыслями; я один из немногих, кто помнит о ней, и, значит, она жива. А те, кого не произносят вслух и о ком не думают, они не живы. Человек умирает не тогда, когда его закапывают, — он умирает, когда он перестаёт быть необходимым в кругообороте воздуха, земли, моря…
— Это тюрьма так повлияла, что вы из радикального революционера стали государственником?
— Нет, государственником я был всегда. Даже на партбилетах нашей партии был напечатан девиз «Россия — всё, остальное — ничто!». Это не национализм, национализм — это нация, а «Россия — всё» это и есть государственность. Я империалист, а не националист. А что касается Украины, там живут наши люди, которые говорят по-русски. Язык — это истинный способ определить «кто есть кто». Паспорт государства — это французское полицейское изобретение, крови всего четыре медицинские группы, и нет особой крови — русской, украинской, американской и прочих. И только на базисе языка стоит национальная цивилизация: культура, литература, традиции и прочее…
Последний раз я виделся с Дедом за два месяца до его ухода. Он сильно похудел, с трудом произносил слова, но старался держаться бодрячком. Сразу пресек возможный мой вопрос о состоянии здоровья. Неожиданно прочитал стихи о Харькове. Когда заговорили о чеченской войне, сразу вспомнил «Валерик» Лермонтова. И снова прочитал отрывок, с вдохновением, азартом. На несколько минут он напомнил прежнего Лимонова. Я был поражен. Затем с трудом опустился на стул и тихо выговорил: «Я уже не доживу, а ты увидишь наш Харьков прежним, городом нашей с тобой молодости».
Провожал меня Лимонов до лифта, раньше мы расставались в прихожей. Уже в гостинице я понял, что больше мы не увидимся. Когда листал очередную подаренную книгу, на титульном листе сразу бросилась в глаза небольшая надпись с пожеланиями. Начиналась со слов «Моему другу-харьковчанину, полковнику Алёхину…»
Страсти по «Леопардам» и «Абрамсам»
Что представляют собой танки НАТО, которые собираются перебросить в зону боевых действий на Украину.
Танковый парк в ведущих странах НАТО далеко не скудный. Ещё со времен холодной войны у них осталось достаточное количество весьма серьезных и вполне пригодных боевых машин, которые не раз проходили «обкатку» в боевых условиях во время операций на Ближнем Востоке, Афганистане и т. д. Рассмотрим, в первую очередь, танки, состоящие на вооружении в армиях США, Великобритании и Германии. В обозримом будущем они будут переброшены на Украину.
Считается, пожалуй, основным танком НАТО. Был принят на вооружение в ФРГ в 1979 году. Еще эту боевую машину многие иностранные специалисты называют «самым успешным из современных западных танков», подразумевая совмещение высокой огневой мощи, подвижности и защищенности. Боевые характеристики «Леопарда» сильно колеблются в зависимости от конкретной модели. Самая распространенная модификация — это А4 и A5, разработанные соответственно в конце 1980-х и середине 1990-х годов. Бундестаг заявил о поставках на Украину машин более современной модели A6, которая выделяется самым длинным орудием среди других танков этого «семейства».
Боевая масса «Леопард» 2A6 составляет порядка 63 тонн. Башня и корпус сварные, на танке установлена комбинированная броня. Внутри экипаж защищен тканевыми матами, которые служат дополнительным препятствием для различных осколков, возникающих при пробитии брони. Модификация A6 получила дополнительное усиленное бронирование боковых проекций и днища — последнее повышает противоминную защиту танка. На более современную модификацию 2A6M можно дополнительно установить блоки реактивной брони, взрыв которых перенаправляет кумулятивную струю от гранат РПГ. На башне расположены специальные блоки для постановки дымовой завесы. Кроме того, танк оборудован системой пожаротушения, которая запускается автоматически, когда температура превышает 82,22 °C.
Двигатель танка — дизельный, мощностью 1500 л. с. Удельная мощность — 23 л. с. Экипаж состоит из четырех человек, скорость А6 по шоссе достигает 72 км/ч, на пересеченной местности машина может разогнаться до 40 км/ч, запас хода по шоссе — 550 км.
Большинство модификаций Leopard 2 вооружены 120-мм гладкоствольной танковой пушкой с длиной ствола в 44 калибра. Leopard 2A6 обладает той же пушкой, но с увеличенной длиной ствола — итого 55 калибров (6,58 метра). Это повысило начальную скорость снаряда (