Национализм и церковь
Основными пропагандистами украинского национализма в оккупированной Украине были политические группировки, которые являлись, однако, не единственными носителями концепции украинской самобытности. Религиозные организации также играли важную роль. Об отношении грекокатолической церкви к националистическим партиям уже говорилось. В отличие от политических партий, большинство которых, по крайней мере, претендовали на то, что представляют всю украинскую нацию, деятельность грекокатолической церкви была почти полностью ограничена пределами Галиции, так как огромная масса восточных украинских христиан были приверженцами православной веры.
В православных странах религия и национальная общность всегда были тесно связаны. Большинство восточных и южных славянских народов идентифицируют свою церковь со своим национальным существованием. Некоторые из черт, подчеркивающих самобытность этих народов, формировали и основу разногласий среди православных славян. Одна из таких особенностей – отсутствие высшей религиозной власти в православной церкви. Каждое церковное образование, существующее на определенной территории в определенный период, имеет четкую иерархию, обычно управляемую советом епископов и часто возглавляемую патриархом или митрополитом. Однако во главе всего православия нет фигуры, подобной папе римскому. Православная церковь, подобно Римско-католической, признает власть экуменического совета, но такой совет не проводился на востоке целое тысячелетие.
Трудность заключается в следующем: как определить контингент верующих или «территорию» каждой группы? Немало проблем в истории православной церкви связано с этим, поскольку из-за отсутствия центральной духовной власти невозможно прийти к окончательному решению. На практике задача решалась благодаря другой характерной особенности православной церкви – ее тесной зависимости от светской власти. Исторически православная церковь была типично официальной церковью; союз церкви и государства – это не только юридическое выражение, но и жизненная реальность в истории Восточной Европы. Фактический объем власти каждого церковного образования обычно совпадал с границами государства, в котором оно находилось. Вершиной совпадения государственной и религиозной власти было учреждение, или попытка учреждения, новой иерархической власти всякий раз, когда в государственном суверенитете происходили изменения. Кроме того, когда националистические движения на православных землях становились сильными, они часто выступали с требованием создания отдельной церковной организации вследствие возросшего понимания своей национальной самобытности и в качестве подготовки к самостоятельной государственности.
До 1917 года почти все православные восточные славяне были объединены в одном государстве – Российской империи с одной церковью – Русской православной. Начиная с XVII века эта церковь была лишена единого патриарха или примаса и была связана со светской властью, и в значительной мере эта власть управляла ею через имперское должностное лицо – прокуратора Святейшего синода. Октябрьская революция разрушила формальные связи между этими исторически переплетенными институтами. Возрастающая сила украинского национального самосознания создала потребность государственной независимости. И именно в соответствии с историей православия это требование должно было сопровождаться параллельным движением за учреждение церковной организации, независимой от Москвы, ибо несомненный престиж церковной власти пошатнулся после отделения Русской православной церкви от государства. Те, кто видел украинское будущее отдельным от будущего России, не воспринимали церковь как символ единства восточных славян.
Если бы верх взяла группа, желающая продолжения существования Российского государства (в форме империи или конституционной демократии), вероятно, церковное единство было бы восстановлено, так как русская церковь, лишившись после Февральской революции множества привилегий, хотела повысить престиж путем восстановления Московского патриархата. Однако, появись независимое украинское государство, способное продержаться в течение нескольких лет, очень вероятно, что получила бы признание самостоятельная украинская иерархия. После победы большевиков большое число священнослужителей низкого ранга откололись от русской иерархии на Украине. Из-за того, что не удалось найти епископа, которого можно было бы возвести в сан епископа диссидентской группы, украинская церковь позволила самим священникам рукоположить отца Лыпкивського в качестве прелата их организации. Таким образом была создана новая православная церковь, которая быстро охватила значительное большинство организованных православных верующих на Украине; к 1923 году она имела не менее 3000 приходов и тридцати пяти епископов, которых возглавлял Лыпкивськый, известный тогда как митрополит Василий (Васыль)[527]. Несмотря на очевидные успехи, Украинская афтокефальная церковь, как она называлась, столкнулась с двумя серьезными проблемами. Во-первых, она не была признана никакой другой православной церковью из-за метода посвящения новых епископов, который во всем православном мире был расценен как неканонический, нарушающий основополагающий принцип апостольской преемственности. С точки зрения традиционного верующего, епископы новой церкви были нелегитимны; следовательно, священники, назначенные ими (но не те, что пришли в автокефальную церковь после назначения законно посвященным в сан епископом), были наделены полномочиями неканонически. Во-вторых, и это имело более серьезное значение, феноменальный рост новой церкви был возможен только из-за сравнительно снисходительного отношения к ней коммунистических властей, которые в то время более антагонистично были настроены по отношению к русской церкви, чем к диссидентским образованиям. Когда советская власть возобновила ограничение украинской национальной деятельности, видя в ней потенциальную угрозу единству СССР, автокефальная церковь также подверглась гонениям. Вся ее иерархия и великое множество духовенства было казнено или выслано в 1929—1930 годах.[528]
Между церковью и государством в православном мире всегда существовала тесная связь. Попытки создать отдельную иерархию в Польше после того, как Российская империя рухнула и значительная часть православных верующих оказалась под властью Польши, кажутся естественными. Лидером был Дионисий, русский епископ, который, получив признание патриарха Константинополя, стал митрополитом Варшавы и главой Польской автокефальной православной церкви[529]. В дополнение к белорусскому архиепископу Пинска, было четыре епископа на Волыни: архиепископ Алексий с пребыванием в известной Почаевской лавре (монастыре) и его викарии: Поликарп, епископ Луцкий, Антоний (Марценко), епископ Камень-Каширский, и Симон, епископ Острицкий. Эти епископы были украинскими, но подчинялись Дионисию.[530]
Когда Советский Союз получил в сентябре 1939 года Волынь, его желание сделать из Русской православной церкви вспомогательный орган советского правительства усилилось. Специальный помощник патриарха Московского Сергия Николай, экзарх Западной Украины, был направлен координировать деятельность церкви недавно занятой области, где деятельность церковной организации поддерживалась правительством. Существующие епископы не были низложены, за исключением Александра, епископа Пинского. Последнего физически не трогали, но его церковная юрисдикция, уже в Белорусской Советской Республике, была поделена между епископом Брестским и епископом Пинским, присланным из Москвы.[531]
Хотя вряд ли Алексий или его сторонники (включая Поликарпа) были довольны подчинением их области Москве, они, похоже, не стали противоречить православной традиции подчинения светской власти, даже когда та не симпатизирует православной религии. Советское правительство, хотя и не подавляло православную церковь, наложило на нее серьезные ограничения и обременительные финансовые обязательства, как и на грекокатолическую церковь в Галиции. В результате многие священники сбежали или взялись за светские профессии. Чтобы удовлетворить потребность в священнослужителях, Алексий, как считали, посвятил в сан большое число новых священников, многие из которых были людьми, не подходящими к исполнению церковных обязанностей из-за своего прошлого или из-за недостаточного опыта[532]. Так церковь была до некоторой степени ослаблена и деморализована. В то же время, однако, просоветская московская церковь пыталась расширить свое влияние в области, где начиная с XVII столетия было мало православных верующих, посвятив в сан епископа Львовского под именем Пантелеймона священника Рудыка, который был уроженцем Галиции, но всегда стоял за союз области с Россией.[533]
На неприятие советского контроля православными епископами Западной Украины – как теми, кто исполнял свои обязанности на Волыни до 1939 года, так и теми, кто получил статус благодаря инспирированным Москвой мерам по реорганизации украинской церкви, – указывает тот факт, что они не эвакуировались с Красной армией, когда немцы вторглись в их регион. Единственным исключением был экзарх Николай, который вскоре принял активное участие в подогревании патриотических и религиозных чувств народов СССР для обеспечения поддержки советского режима. В качестве митрополита Киевского и Галицкого он выступил с многочисленными заявлениями против немцев и украинских националистов.[534]
Когда германские войска продвинулись за границы Польши, установленные до 1939 года, и вступили на территорию, находившуюся под советской властью в течение двадцати лет, они обнаружили там множество православных священнослужителей. Например, только в Житомирской области их было сто человек, а две маленькие церкви оставались открытыми при советской власти и в Киеве