[598]. Кроме того, «восточное министерство» сочло, наконец, возможным начать создание национальной церкви. Проект, разработанный министерством Розенберга, призывал к объединению двух конкурирующих ветвей. Этот союз был бы якобы компромиссным, но, подобно неудавшемуся соглашению, подписанному Алексием, более благоприятным для автокефальной группировки. Должностные лица «восточного министерства», ведавшие переговорами, явно склонялись к поддержке Мстислава и Иллариона, но относились несколько прохладнее к Поликарпу[599]. С другой стороны, Пантелеймон, реальный руководитель автономной группировки, был для них «русским» и упрямцем; они предложили ему оставить Украину и занять освободившееся место в Риге[600]. Тяготение автокефальных к объединению, при котором будут какое-то время «русские епископы для русского меньшинства», которых позже поглотит «украинская церковь», очевидно, предусматривало понижение в сане автономных епископов или по крайней мере тех, кто упорно благоволил русским культурным и этническим элементам, однако «восточное министерство», очевидно, не выступало против ЭТОГО.[601]
Планы националистической церкви были разрушены из-за отказа автономных епископов принять роль, предписанную им «восточным министерством», и бессилия этого ведомства проводить в жизнь свои пожелания. Вместо объединения с другими епископами с Украины оставшиеся автономные иерархи присоединились к Русской православной церкви в эмиграции, представленной Карловицким синодом. По крайней мере два из них сделали так к началу октября 1944 года, а остальные скоро последовали их примеру[602]. Совпадение этих действий с присоединением некоторых видных украинцев к Комитету освобождения народов России говорит, что те же самые немецкие круги, которые поощряли власовское движение, возможно, поддержали и решение церковной группы. Такой шаг доказывает, что автономная церковь была тесно связанна с теми элементами, которые желали продолжения распространения и доминирования русской культуры на Украине и поддержания политических связей с Россией.
Организация, тактика и специфические цели автокефальной церкви были отличны от целей националистических партий во время войны. Само понятие независимой украинской церкви служило для того, чтобы развить чувство украинской национальной самобытности, но, поскольку автокефальное духовенство было, как правило, распространителем национализма, никакое рассмотрение националистических движений на православном востоке Украины при германской оккупации, которое не примет во внимание роль автокефальной церкви, не будет полным. Так как соперничающая автономная церковь стремилась поддерживать связи с Москвой, это подчеркивает особенность ее влияния, отличного от влияния националистической церкви. Действия двух конкурирующих церквей будут часто упоминаться в следующих главах книги, когда речь зайдет о Восточной Украине.
Глава 9Сила националистической активности
Хотя церковь в некоторой мере представляла собой институциональный орган, с помощью которого могли быть выражены национальные настроения, ее вклад в продвижение политических доктрин был ограничен. Организационные каналы представлялись особенно важными для националистических движений, которые хотели добиться широкомасштабных успехов на оккупированном востоке Украины. Подпольные группы создавали собственную сеть контактов при минимуме направляющего влияния центра. Однако ресурсы под их прямым управлением были минимальны, а регион огромен: его население в 1941—1943 годах, даже после оттока и перемещения людей во время войны, составляло тридцать миллионов жителей. Подпольные публикации могли издаваться только на мимеографах или маленьких ручных прессах и циркулировали от одного доверенного лица к другому. Такая пропаганда могла, однако, охватить лишь несколько тысяч человек. Как организации подпольного характера, националистические группы поневоле имели крайне малое число членов. Например, группа ОУН-Б в районе Краматорска в Донбассе названа одним из националистических лидеров этого района «крупной» ячейкой[603]. Опять же общее число активных членов ОУН-М в Киеве к концу 1942 года никогда не превышало тридцати[604]. Верно то, что в главных городах после первых месяцев 1942 года члены ОУН исчислялись десятками, однако общее число таких активистов в Восточной Украине составляло только несколько сотен.
Численность заговорщической организации, однако, не обязательно является критерием ее эффективности. Проникая на ключевые посты в общественных учреждениях, члены националистических партий имели возможность оказывать влияние, недостаточное для числа их сторонников. Кроме того, даже когда серьезные партии, подобно двум фракциям ОУН, были не способны проникнуть в институциональные каналы, это делали порой местные националистические группы, перед которыми и ставилась такая задача. Никакая оценка силы национализма на востоке Украины в течение 1941—1943 годов не была бы полной без рассмотрения вопроса о проникновении националистов внутрь институциональных рамок. При таком рассмотрении важно действовать с большой осторожностью, так как приверженцам украинских националистических групп легко задним числом приписать повышенную значимость своему влиянию в годы оккупации. Основным критерием подхода была проверка имен людей, названий мест и дат, присутствующих в каждом отрывке повествования (в виде напечатанных мемуаров или устного свидетельства), на основе многочисленных, но поверхностных материалов украинской прессы военных времен. Также использовались доступные подпольные публикации военных лет и германские сообщения. Таким способом можно судить по крайней мере о степени реального знакомства рассказчика с местностью, которую он описывает, понять же правомерность его оценки лиц и событий можно, если умеешь читать между строк, так как большинство публикаций, хоть и напечатано легально, но написано эзоповым языком военного времени.
Основной целью националистов в их кампании по привлечению поддержки восточноукраинских масс было внедрение в административные аппараты, существовавшие на местном уровне во всех оккупированных немцами областях. Общий стиль правления, установленного нацистским режимом на оккупированных восточных территориях, и политика ответственных должностных лиц уже были описаны. Жестокость проводимой политики делала невозможной открытую деятельность оуновских групп, и несвоевременное понимание этого привело к уничтожению многих приверженцев оуновцев. Однако о степени выживаемости административных чиновников уже было сказано, и что было верно для Киева, было в неменьшей степени верным и для многих менее крупных центров Украины. Несмотря на решительные старания Эриха Коха и его когорты поставить все аспекты жизни под контроль, размер украинской территории и численность населения препятствовали достижению полного успеха. Например, в администрации генеральбецирка «Николаев» было только пять сотен немцев, которые должны были управлять населением в 1 миллион 920 тысяч человек на территории почти в 44 тысячи квадратных километров.[605]
Ограниченность контроля можно объяснить нехваткой германского административного персонала и наличием языкового барьера. Было уже сказано о том, насколько вермахт зависел от националистов, работавших переводчиками. Поскольку мало кто из чиновников рейхскомиссариата знал славянские языки и все же они, как правило, отказывались от услуг эмигрантов или западноукраинцев, приходилось опираться на местных переводчиков в качестве посредников. Можно предположить, что набирались надежные лица, часто этнические немцы. Эти физические ограничения, однако, заставляли немецких чиновников делать все возможное, чтобы удерживать «командные высоты» административного контроля в своих руках: в сфере экономики, вооруженных сил и средств коммуникации; другие общественные дела немцы поручали администраторам, привлеченным из местного населения, и могли лишь время от времени вмешиваться, чтобы наказать за реальные или надуманные нарушения их директив. Они могли сталкивать одну группу с другой и таким образом направлять развитие движений, которые грозили выйти из-под германского контроля. Они могли подчинить все аспекты жизни, используя пресс страха и материальных лишений. Но, испытывая недостаток в сторонниках, которые проникали бы в мельчайшие группы общества, они не могли в полной мере осуществлять программу идеологической обработки населения и практически не могли препятствовать тем, кто контактировал с населением, привносить идеологический оттенок в характер их действий.
Ограниченные физические возможности немецких властей заставили немцев в значительной степени отдать местный административный аппарат на востоке Украины местным жителям, которые преобладали в администрации сельских районов, но об их действиях, связанных с национализмом, известно мало, чему будет дано объяснение в следующей главе. Городская администрация более строго контролировалась немцами, но их численность не позволяла осуществлять полный контроль. Несмотря на то что население скоро осознало, что местная администрация имеет лишь подобие власти, понятие всемогущества государственного контроля настолько укоренилось в сознании населения, что даже внешние признаки власти националистов позволили им приобрести некоторую поддержку. Повсюду на оккупированной Украине, за исключением этнически смешанного Донбасса, администрация говорила лишь на немецком и украинском. Хотя известно, что чиновники, которые в административной деятельности пользовались предписанными языками, часто переходили на русский, как только выходили из своих кабинетов, а иногда даже писали сообщения и распоряжения на этом языке