[673], они не соответствовали западноукраинским стандартам или стандартам ветеранов республиканского периода наподобие Мыколы Стасюка («Мариупильска газета»). Как будет показано дальше, административные кадры также, как правило, привлекались из среды интеллигенции (вузовской или учительской) и не имели достаточной подготовки, чтобы решать поставленные перед ними задачи. Они демонстрировали преданность делу независимости и национализма, поскольку советский режим одобрял инициативу местных административных органов, если дело не касалось политических вопросов, в то время как газетные редакции были обязаны публиковать материалы в духе политики коммунистической партии и находились под неусыпным контролем. Многие инициативные люди, должно быть, считали, что лучше заниматься далеким от политики делом, чем становиться рупором репрессивного режима. Более полная характеристика восточноукраинского интеллектуала будет представлена в следующей главе.
Глава 10Национализм и восточноукраинская социальная структура
Изучение роли украинских националистических групп в административной и образовательной жизни показало, что при немецкой оккупации они активно действовали в городах и играли важную роль в развитии националистических движений на востоке Украины. Высокоразвитые образовательные системы города были первоочередными целями националистических активистов, а сами города служили центрами, из которых националисты стремились направлять культурную деятельность и контролировать прессу, чтобы получить народную поддержку. Акцент на городской деятельности обусловлен историей развития национализма и на востоке и на западе Украины. Так как сельские районы были украинскими по языковым и культурным признакам, многие считали, что нет необходимости срочно культивировать там националистические настроения. Насколько разумным было данное соображение, мы увидим чуть позже.
Во время Второй мировой войны националистические группировки основную часть ресурсов направляли в восточноукраинские города, где было необходимо начинать строительство национальной жизни почти с нуля. Многие свидетельства националистических украинцев показывают, что существовало господство русского языка и традиций в городах Восточной Украины во время войны[674]: огромное число горожан были русифицированными украинцами. Националистические лидеры не без оснований полагали, что не может существовать никакой надежной базы для их программ, пока местные органы страны представляют собой островки чуждой культуры.
В городской группе населения националистические идеи были восприняты представителями одного социального слоя. Националистические движения во всем мире обычно находили поддержку среднего класса. Поскольку же не существовало никакого хоть сколько значимого восточноукраинского капиталистического среднего класса до 1920 года, а потом в советских условиях не было возможности для его возникновения, не считая какого-то количества торговцев, занимавшихся сомнительным бизнесом при НЭПе, коммерческий класс отсутствовал. Системой государственной торговли в значительной степени заправляли евреи и другие неукраинские элементы[675]. Недостатки этой системы и неприятные воспоминания о приемах нэпманского бизнеса – «ухватил и сбежал» – создали непривлекательный образ частного бизнесмена в умах большинства восточных украинцев[676]. Хотя при немецкой оккупации некоторые представители городской администрации в какой-то мере поощряли частное предпринимательство, основными факторами производства и распределения, если ужасные экономические условия позволяли существовать какому-либо предпринимательству, были общественные и кооперативные предприятия. Развития среднего класса по традиционной западной модели не случилось.
Фактически на Украине, как и во многих странах, где существовали националистические движения, ведущую роль в деле национализма играли другие представители среднего класса: интеллектуалы, квалифицированные чиновники, а также студенчество. Эти четыре категории вместе с теми, кого на Западе называли клерками, технический или даже обслуживающий персонал, согласно советской классификации были объявлены «интеллигенцией» – то есть все, чья работа не требовала в большой мере физического труда[677]. Однако в лидеры националистических движений вышли интеллектуалы, у них была академическая или литературная профессия.
Это важное заявление требует некоторого доказательства, которое трудно предоставить из-за отсутствия статистики, что не позволяет подобрать материал. Однако крайне высокий процент лиц с высшим или средним образованием, занятых в киевской городской и районной администрации в 1942 году[678], является косвенным доказательством превосходства интеллектуалов, хотя следует учитывать заявления хорошо информированных участников событий того времени, что эта и другая администрация, как и редакции газет, служили прибежищем интеллектуалов, лишенных привычных занятий[679]. Кроме того, националистические группы, оуновские или местные, старались поддерживать учителей и писателей, это доказывает, что сотрудничали они с представителями именно этих слоев населения. Например, мельниковские активисты в Киеве зимой 1941/42 года прилагали особые усилия, чтобы обеспечить учителям работу в кооперативах и дать им возможность избежать принудительных работ по восстановлению мостов[680]. Сильная восточноукраинская националистическая группа в Харькове использовала «Просвиту» для организации помощи работникам просвещения[681]. Кроме того, способность националистических элементов существовать в системе образования, когда другие отделы администраций стали недоступны, показывает, что сотрудники этих секторов администрации были националистами. Нельзя делать обобщающий вывод исключительно на основе случаев, известных автору этого труда, их слишком мало, а подобрать дополнительный материал невозможно. Можно отметить, однако, что приблизительно три пятых из шестидесяти видных восточноукраинских деятелей националистического движения, чья профессиональная подготовка хорошо известна, были или преподавателями в высших учебных заведениях, или учителями, или журналистами, или авторами. Имена самых высоких деятелей можно привести в качестве примера. Все три головы оккупированного Киева были педагогами. Руководителем областной администрации в Днепропетровске, организованной с помощью ОУН-Б, был декан электротехнического факультета университета; позже сотрудник медицинского факультета этого университета играл ведущую роль в организации национального совета ОУН-М[682]. Огромное большинство харьковской группы, включая всех главных организаторов «Просвиты», и по меньшей мере двое из «Экзекутивы» ОУН-М были университетскими профессорами, как и редакторы националистических газет в городе Сталино и Ворошиловграде (Луганске)[683]. Среди новых автокефальных епископов единственным восточноукраинским епископом, кто не имел клерикального прошлого, был профессор Гаевськый, также из системы образования. Писатели, хоть и менее значительные, тоже играли важную роль. Аркадий Любченко, возможно, наиболее известный из всех, кто присоединился к ОУН, уже упоминался. Большинство националистических редакторов являлись опытными авторами, хотя, как в случае с поэтом Пронченко из Кривого Рога, они, похоже, более успешно проявили себя в беллетристике, чем как профессиональные репортеры или редакционные работники.
Высокий процент лидеров националистического движения составляли бывшие работники образования и писатели, что вполне объяснимо. «Национальные коммунисты» – комиссары просвещения, такие как Шуйской и Скрипник, в течение предшествующих десяти лет приложили немало усилий для создания национальной культуры. Очевидно, даже неоднократные коммунистические чистки полностью не смогли помешать проникновению националистических идей в систему просвещения и образования. И Скрипника и других коммунистов того периода авторы военных лет провозгласили защитниками украинской «национальной идеи»[684]; получил формальное признание план Скрипника создать комиссию, занимающуюся орфографией, чтобы публикации на украинском языке соответствовали определенным стандартам. Следует заметить, однако, что прямые контакты между националистическими лидерами военного времени и группой Скрипника были крайне редки. Кроме того, русофильские лидеры были также в основном интеллектуалами[685]. Напрашивается вывод: интеллектуалы (в западном смысле этого слова) были наиболее недовольной социальной группой советского общества, способной к лидерству. Значительная часть тех, кто активно занимался националистической деятельностью при немецкой оккупации, имела основания для недовольства советской властью – из-за того ли, что эти люди были лишены интеллектуальной работы, или потому, что отбыли заключение за антисоветскую деятельность. Они четко видели историческую перспективу и быстро действовали в новой ситуации.
Вторая наиболее важная группа состояла из инженеров и других технических специалистов – например, по сельскому хозяйству и химии. Несколько из них были тесно связаны с академической жизнью. Другие, похоже, в прошлом являлись управленцами советских промышленных предприятий. В большом металлургическом центре Кривом Роге молодые люди, преимущественно инженеры, занялись восстановлением городской жизни вскоре после ухода советских войск