В википедийном тексте приказ убить Петлюру приписывается лично В. И. Ленину. Будто бы в 1922 году лидер большевиков произнес следующее: «Никакие Деникины, Юденичи нам не страшны, потому что их программы устарели. Нам, большевикам, страшен только один лидер — Петлюра, программа которого опасна для нас. И до тех пор, пока Петлюра будет жить, пока не закончится движение восстаний против нас, мы не можем ждать покоя на Юге. Поэтому Петлюру нужно убить. Поручаю Сталину как представителю партии, а Дзержинскому и Трилессеру по линии ЧК выполнить эту задачу». То, что Ленин не мог произнести ничего подобного в принципе, не мог этого произнести в контексте 1922 года, не мог поставить соответствующую задачу перед Сталиным, очевидно. Отсутствует соответствующее высказывание Ленина в каких-либо иных претендующих на репрезентативность источниках.
Состоявшийся в Париже суд по факту убийства вызвал широкий резонанс и завершился вынесением Шварцбурду оправдательного приговора. В защиту подсудимого выступили многие известные люди времени: Анри Барбюс, Анри Бергсон, Максим Горький, Поль Ланжевен, Марк Шагал, Альберт Эйнштейн и др. Были представлены многочисленные свидетельства по факту еврейских погромов на Украине при Директории. Сторона защиты пыталась выстроить конспирологическую версию убийства, связывая его с еврейским заговором и действиями советской агентуры. Оправдание Шварцбурда являлось одновременно и фактическим обвинением Петлюры[179].
Но если в отношении евреев для петлюровцев еще было нужно оправдание, то оправдываться за рос-сиефобию от них не требовалось. В вопросе о русских Петлюра был вполне определенен. «Между царской Россией и современной коммунистической, — пояснял он свою позицию, — для нас нет разницы, ибо обе они представляют собой только разные формы московской деспотии и империализма. Идеал государственности украинской не может быть втиснут в узкие рамки федерации, конфедерации, тем более автономии, ни с Россией, ни с кем бы то ни было»[180].
Петлюра полагал, что Россия представляет угрозу в любом ее виде — и красная, и белая. В работе с характерным названием «Московская вошь» дается, в частности, следующее рассуждение главы Директории: «Россиянин, или проще говоря — москаль, или русский, все равно, или он «царю-батюшке» служит, или социалистом-революционером себя называет, или наконец в большевики-коммунисты сшился — он одинаков; без лжи жить не может; обманывать — для него первое дело. Обманом, ложью, подбоем и крючком он целые века жил; обман для него второй натурой произошел; обманом он другие народы порабощал»[181]. «Московщина, — наставлял Петлюра украинцев, — умеет разные краски для притеснений над нами подбирать: если надо: то она делается «красной», а когда того требует дело, то «белой»»[182].
Из этого диагноза следовали задачи — дискредитировать идею союза с Москвой и расчленить саму Россию. «Мы, — заявлял он, — должны скомпрометировать идею реставрации великой России, как идею нереальную, искусственную и невыгодную для Европы, выставляя план разделения ее, как наиболее целесообразное решение омерзлого, беспокойного дела, все таящего в себе угрозу и опасность для Европы, что и теперь тает в себе те же тенденции и бороться с намерениями некоторых групп эмиграции (Грушевского, Винниченко) привлечь украинцев к федеративному сожительству с ней». Развитие темы российской угрозы предполагалось адресовать Западу, на чью помощь петлюровцы продолжали рассчитывать и находясь в эмиграции. Эта позиция выражалась, в частности, следующими словами Петлюры: «Наибольшим препятствием для признания суверенности Украины есть гипноз самого имени Россия. Этот гипноз следует развеять, особенно в Америке (Северные Штаты) и Франции. Дело разделения России нужно поставить как дело покоя всего мира, как дело европейского равновесия и реально-материальной выгоды государств»[183].
Националисты, потерпевшие поражение в ходе Гражданской войны, не оставляли планов вернуться. На осень 1921 года правительство Украинской народной республики в изгнании планировало организацию вторжения на территорию советской Украины. Поход с территории Польши должен был быть поддержан всеукраинским восстанием против большевиков. Для координации действий всех сил во Львове под руководством внучатого племянника Тараса Шевченко Юрия Тютюнника был учрежден Повстанческий штаб. Со стороны Франции и Польши имелось обещание вмешаться и направить регулярные силы в случае, если начало выступления украинских националистов будет успешным. Однако замысел в результате тактической игры советской разведки был раскрыт и предпринятые националистами вторжения отражены. Прецеденты вторжения дали основания для предъявления претензий Польше о нарушении той условий Рижского мирного договора. Начинать новую войну за интересы украинских националистов Польская республика не собиралась и в дальнейшей военной поддержке им было отказано. В связи с требованиями СССР к Польше о выдаче Петлюры в 1923 году он был вынужден покинуть Польскую республику и через некоторое время оказался во Франции.
В 1923 году руководитель Повстанческого штаба Тютюнник был арестован ГПУ при переходе советско-польской границы. Взятый в плен, он решил пойти на сотрудничество с советской властью и впоследствии преподовал в Школе красных командиров в Харькове. Там он читал, в частности, лекции по тактике партизанской и противопартизанской борьбы, имевшие большое значение для подготовки кадров в перспективе будущей войны. Важны были и разоблачения Тютюнником Петлюры и в целом политики УНР. ««Национальные герои» типа Петлюры и Ливицкого, — обвинял он своих бывших союзников по борьбе, — торговали землями украинской нации, душами миллионов украинских рабочих и крестьян, торговали, скрываясь, как воры от народного глаза и никого не спрашивали. Они же себя считали призванными освобождать украинский народ. Вот и «освобождали», отдавая Галичину и Волынь с Холмщиной под господство польского магната»[184].
Запад легитимизировать институции украинского национализма отказался. Представители УНР, несмотря на все препоны, прорвались на Версальскую конференцию. Но их там встретили крайне холодно, отведя место среди проигравших. Украинское государство ведущими державами Антанты признано не было. В современной украинской историографии такой прием объясняется большевистской пропагандой. Большевики здесь были в действительности ни при чем. Негативную роль для украинского национализма сыграла его связь с Германией и Австро-Венгрией. На Западе эту зависимость хорошо понимали. Сказывалось и то, что украинцев воспринимали русскими, и создания еще одного русского государства не желали. Поэтому на Западе предпочитали поддержать в ущерб Украине Польшу.
Катализатором дальнейшего развития украинского национализма явилась оккупация Польшей территории, определяемой как Западная Украина. Поляки сами были националистами, и это проявилось в отношении к украинскому населению. Разница с интернационалистами-большевиками была очевидна.
Идеолог интегрального национализма Дмитрий Донцов
Дмитрия Донцова можно отнести к видным представителям мировой мысли, условно связанной с философией «третьего пути». В своей Концепции интегрального национализма он соединял нордическую ариософию, учение о борьбе за существование Чарльза Дарвина, теорию элит в духе Юлиуса Эволы и философию воли в ее ницшеанском и шопенгауэровском представлении (рис. 25). Донцов являлся радикальным русофобом и обосновывал необходимость помощи Запада Украине мировой русской угрозой. С Донцова в рамках украинского национализма получило развитие расистское направление. Именно Донцов (а не Коновалец или Бандера — организаторы партостро-ительства) являлся автором философско-мировоззренческой системы, взятой за основу оуновским движением[185].
Рис. 25. Интегральный национализм Д. Донцова
Дмитрий Иванович родился в Мелитополе — городе с традиционной доминацией русского населения — и носил русскую фамилию. В семье украинского националиста говорили по-русски и по-немецки. На украинском могли читать. Родственники правого идеолога будут занимать впоследствии видные посты в советских органах власти. В Украинской ССР их в сравнении с ним знали гораздо лучше. Сам Дмитрий Иванович первоначально был противником национализма, выступал против буржуазно-националистических украинских партий и стоял на общедемократических позициях противников самодержавия. Понятно, что расизм Донцова при таком бэкграунде абсурден. Но такими псевдоукраинцами были многие украинские националисты.
На украинские националистические позиции Донцов перешел в Австро-Венгрии, обучаясь в Венском университете. Начинается его сотрудничество с венскими властями и львовскими украинистами, обеспечившее выдвижение на позиции лидера украинских националистов. Радикальная антироссийская позиция делала Донцова желанной фигурой в Вене и в целом на Западе. Он в своих выступлениях изобличал москвофилов и москвофильство. Характерно, что Россия в критике украинских националистов ассоциировалась с Москвой, а не со столицей — Петербургом. Донцов призывал украинцев отгородиться от России и пойти по пути сближения с западноевропейской культурой. Лозунг самостоятельности Украины он считал недостаточно актуальным. Более актуальным, полагал Донцов, должен был стать лозунг полного отделения, политического сепаратизма. Главные векторы украинской политики раскрывались им следующим образом: «Когда история (и география) сделали из нас аванпост Европы против России, России, как таковой, не смотря на ее режим в любое время; когда эту роль под угрозой национальной смерти должна Украина и дальше играть; когда заложение московской культуры уничтожают опорную силу нации; когда, на конец, победа в отстаивании своей независимости неотделима для нас от победы Ев