[794]. Газета «Буковина» заявила, что УПП «дала чешской руке водить своим пером»[795].
У Василько, который живо интересовался ситуацией на Поднепровской Украине, давно назревал план действий – еще в июне он писал эрцгерцогу Вильгельму, что хочет убедить Чернина в важности стремления украинцев к автономии и независимости[796]. 3 декабря рейхсрат большинством голосов избрал Василько в комиссию по иностранным делам.
В своем выступлении тот всецело одобрил внешнеполитический курс Чернина, тем самым продемонстрировав принципиальное расхождение с галичанами. В УПП, рассчитывавшем провести в комиссию Петрушевича, заметили, что девять десятых украинцев Австрии, то есть галичане, лишены представительства в комиссии, а буковинец Василько не вправе выступать от имени всего украинского народа империи[797]. «Українське слово» называло Василько предателем национальных интересов и австрийским агентом, «подстраивающимся под украинскую марку»[798]. «Діло» же аккуратно и витиевато защищало Василько, полагая, что искусный политик «знает, что делает»: «Он, несомненно, полностью осознает то, как сейчас оценивает графа Чернина украинское общество… Он также знает, что на чашу весов положено теперь его доброе имя как человека чести и украинского патриота. Итак, если при таком положении дел г-н Василько сейчас громко высказывается в пользу графа Чернина, то мы не можем дать этому явлению другого объяснения, кроме как что г-ну Василько известны иные факты о политике графа Чернина в значимых для нас вопросах, чем те, которые знаем мы…»[799] Василько был доволен своей миссией и писал А. Барвинскому: «Как я в свое время в начале войны видел события, так они с математической точностью и развивались»[800].
18 декабря 1917 года в парламенте глава УПП Е. Петрушевич категорически отверг возможность присоединения всей Галиции к Польскому королевству: «Подобное решение равняется нашей национальной гибели, и украинский народ должен всеми имеющимися у него средствами защищаться от подобных планов»[801]. Политик отметил, что украинцы не доверяют дипломатам и переговоры следует вести под наблюдением представителей всех народов империи[802]. 19 декабря Е. Левицкий зачитал в парламенте заявление УПП о путях решения украинской проблемы на переговорах. УПП опасалось, что Чернин будет требовать решения польского вопроса в австро-польском ключе, и в очередной раз отмечало, что Восточная Галиция – «единое этнографическое и историческое целое» и любое ее деление нарушит «жизненные интересы украинского народа»[803]. «Современная так называемая Восточная Галиция – а правильнее просто Галиция – целиком представляла собой непосредственное и неотъемлемое наследие украинской нации и, следовательно, может только целиком либо остаться в составе Австрии, либо войти в украинскую республику – что полностью соответствует идеалу всей украинской нации», – заявил Левицкий под аплодисменты коллег[804]. В первом случае Восточную Галицию следовало бы объединить с Буковиной и, возможно, с другими украинскими областями монархии[805] в отдельную украинскую провинцию в составе Австро-Венгрии. УПП выражало «ожесточенный протест» против присоединения каких-либо украинских территорий к будущей Польше, а на случай, если это все-таки произойдет, обещало добиваться признания Восточной Галиции спорной территорией и проведения там плебисцита под международным контролем[806]. То же касалось Холмщины и Волыни: 22 декабря 1917 года УПП совместно с СОУ опротестовало присоединение Волыни и Холмщины к Королевству Польскому[807]. «В любом случае, – подытоживал Е. Левицкий, – украинский народ не может и не должен допустить того, чтобы в XX веке, после такой тяжелой войны и такого количества несчастий и жертв, во время провозглашения принципа самоопределения можно было пожертвовать целым народом»[808].
Тезис «Или присоединить к Украине, или создать отдельную украинскую провинцию» появлялся и на страницах печатного органа УПП (цензура этому, кстати, не препятствовала)[809]. При этом на заседаниях УПП Е. Левицкий заявлял, что они с коллегами «не упали еще на голову, чтобы идти по линии Киева»[810]. Для украинских политических элит объединительные лозунги были скорее элементом шантажа, чем отражением реальных намерений. Бескомпромиссность политиков настораживала митрополита Андрея Шептицкого: в письме украинскому эмигранту из России М. Тышкевичу он писал, что «сжигать за собой мосты, открыто желая отделения от Авс[трии], было бы, по-моему, неосторожно, в данном случае, опасно; и прежде всего – бесполезно»[811]. Он пытался примирить УПП и его противников, но представители УПП отказались прийти на инциированное им в январе 1918 года совместное совещание[812].
22 января 1918 года УПП потребовало от правительства срочного прояснения пяти вопросов: каковы ход и состояние переговоров; почему Чернин, вопреки принципу «мир без аннексий и контрибуций», сопротивляется идее референдума и тем самым затрудняет переговоры; какова позиция главы МИД по Волыни, Подляшью и Холму; почему Чернин на переговорах отдавал приоритет вопросу защиты польского меньшинства на Украине, притом что в Восточной Галиции польское меньшинство управляет украинским большинством; наконец, принял ли министр во внимание пожелания украинских депутатов относительно судьбы Восточной Галиции и Северной Буковины[813]. Акцент привычно делался на принципе самоопределения народов и солидарности украинцев: «За нашими спинами могучая украинская держава, с нами все униженные и порабощенные народы. Вкупе с ними мы все-таки можем быть силой, с которой каждый будет вынужден считаться», – подбадривал соотечественников Петрушевич в передовице «Украинского слова»[814]. Во время дебатов в рейхсрате он же под аплодисменты коллег заявлял, что если монархия Габсбургов устоит, то украинцы сами выберут свое будущее путем референдума[815]. В день, когда прозвучало это заявление, перед комиссией по иностранным делам выступал с отчетом министр иностранных дел Чернин. Из его высказываний «Українське слово» делало вывод, что в Брест-Литовске глава внешнеполитического ведомства «научился уважать украинцев», но тут же иронизировало, что «отчасти играет здесь свою роль, правда, украинский хлеб»[816]. Опасения, что Австрия, «получив вдоволь украинского зерна», вернется к пропольской политике, не покидали представителей УПП[817].
Сторонники К. Левицкого также воздерживались от жестких заявлений в адрес Вены, разбавляя умеренную критику правительства антипольской риторикой. «Діло» отвергало заявления польской прессы об «украинском вопросе на польских землях», где под «польскими землями» подразумевались Восточная Галиция и Холмщина: «Украинские земли за пределами Украинской республики принадлежат либо Австро-Венгрии, либо областям, занятым Австро-Венгрией и Германией. Так что с этими, и только с этими государствами говорит киевское правительство об этих землях»[818]. Возмущался орган УНДП и тем, что Чернин поднимает вопрос о гарантиях прав 2 % поляков на Украине, в то время как 70 % украинцев в Восточной Галиции «имеют на деле ровно столько „гарантированных“ прав, сколько пожелает признать за ними 10-тысячная толпа польских чиновников»[819]. «С государством украинского народа австрийские дипломаты ведут за зеленым столиком в самом приязненном тоне мирные переговоры; а с галицийской ветвью этого народа, плотью от плоти заграничной Украины, делает поставленная над нами австрийским правительством армия польских чиновников по-старому все то, к чему ее приучили десятилетия…» – возмущалась газета[820].
2 февраля Чернин секретной телеграммой срочно вызвал Василько в Брест-Литовск[821]. Накануне, 30 января, последний встретился в Берлине со своим давним протеже Н. Зализняком, который сам вызвался поехать на переговоры и попросил Василько о посредничестве. Чернин отреагировал положительно, надеясь, что Зализняк поможет найти компромисс с делегатами УНР[822]. Василько же просил Зализняка убедить украинских делегатов «держаться твердо» на переговорах, поскольку Австро-Венгрия остро нуждается в мире из-за продовольственных проблем и Чернину поручено заключить мир любой ценой. Делегаты УНР, по замыслу Василько, должны были сказать, что без превращения Восточной Галиции в отдельную украинскую коронную землю о мире не может быть и речи. По словам Зализняка, обычно «спокойный и уравновешенный» Василько крайне волновался и, провожая его на вокзал, постоянно повторял, что тот должен добиться решения проблемы Восточной Галиции