Но в 1920-х гг. это противодействие носило статический характер, было инерцией от полученного ранее импульса развития. Никаких активных форм, альтернативных украинскому национальному строительству, послереволюционное общество уже не могло ни выработать, ни предложить. Эти функции, наряду с прочими вопросами идеологии, взяла в свои руки партия. Все, что хоть как-то касалось выработки курса национальной политики, становилось ее прерогативой. Любые попытки не то что отстаивать, но даже высказывать иные взгляды на перспективы национального развития страны, своей основой предполагающие русскую систему ценностей, пресекались на корню, а непослушные карались как «великорусские националисты» и «белогвардейцы». Например, большевиками были уничтожены многие представители малороссийской интеллигенции – сторонники идеи общерусского единства. По целому ряду причин русская общественность утратила способность и возможность вырабатывать самостоятельные проекты и даже предъявлять на это право. Последние рефлексии в этом направлении нашли свое выражение в сменовеховстве, которое означало то же самое примирение с существующей действительностью, с правом большевиков решать судьбу России и стремление видеть в большевизме хотя и необычную, но в глубине своей все же русскую власть.
В отличие от российских коллег украинская общественность (носители украинской идентичности) продолжала сохранять свое видение стоящих перед ней целей, равно как и путей их достижения. Создание национальной «Украины» оставалось альфой и омегой их деятельности, и они были не только готовы отстаивать ее право на существование и развитие, но и не собирались уступать кому-либо инициативу в работе на этом «национальном поле». Именно этим обстоятельством объясняется то соперничество, которое вели друг с другом большевики и украинская интеллигенция вплоть до начала 1930-х гг.
Партия тоже стала ареной борьбы идентичностей. Но в отличие от послереволюционного общества в ней имелись и даже получили довольно большое распространение подходы к решению национального вопроса иного, наступательного плана, нацеленные на модернизационное преобразование общества. Преобразованию должно было способствовать то или иное решение национального вопроса вообще и соотношение украинскости и русскости в частности, или же коммунистическая перестройка непременно увязывалась с отказом от всего национального. И хотя данные теории или просто укоренившиеся взгляды не являлись проектами национального строительства в полном смысле этого слова, они имели с ними несомненное сходство, особенно если постараться просчитать возможные результаты их воплощения в жизнь. Имелись в партийной среде и «украинские» проекты национального строительства (их в большей мере можно относить к таковым), обладавшие как национальной, так и социальной, коммунистической мотивацией.
Вот с этой точки зрения подспудного или открыто декларируемого противостояния двух национальных начал, двух идентичностей, пусть и прикрытого коммунистической фразеологией, и следует подходить к изучению украинских настроений в КП(б)У и в соответствии с этим вести изложение конкретных фактов и событий. Объем информации по внутренней борьбе в компартии Украины, по сюжетам, связанным с выработкой курса национальной политики, крайне велик, поэтому следует отбирать только те факты, которые являются наиболее характерными и важными, в противном случае этим проблемам пришлось бы посвятить отдельную работу (и не одну). Какие же силы в партии выступали носителями указанных проектов и систем ценностей и кто именно представлял в ней украинское течение? Для того чтобы разобраться в этом вопросе, надо вернуться к началу 1920-х гг. посмотреть, что же представляла собой КП(б)У.
Не будет преувеличением сказать, что она не была монолитной организацией. В ней имелись течения, группы, отдельные лица, придерживавшиеся собственных точек зрения на важнейшие вопросы текущей политики, разумеется в рамках общей идеологической линии. Такого единства не было и в РКП(б) – ВКП(б). «Единственно правильная» линия только завоевывала себе право на «непогрешимость». Но «плюрализм» в КП(б)У подогревался в значительной степени благодаря национальному признаку. Здесь речь идет не об этническом происхождении членов партии, а о соотношении в ней русского и украинского начал. Третий элемент – еврейский, широко представленный в партии на этническом уровне, в национальном плане тяготел к русской культуре и языку. Те же представители политических кругов еврейского народа, в мировоззрении которых национальный вопрос занимал центральное место, объединялись вокруг буржуазных или даже левых и коммунистических партий, но с ярко выраженной национальной еврейской окраской (Бунд, Еврейская коммунистическая партия). Следует остановиться на некоторых вопросах, связанных с национальной ориентированностью партийной организации.
В 1920-х гг., особенно в начале десятилетия, была широко распространена теория «двух корней», из которых якобы происходила КП(б)У. Эта теория была изложена коммунистом М. Равич-Черкасским, автором книги по истории КП(б)У. Он считал историю компартии Украины «суммой двух историй: украинского пролетариата и русского пролетариата на Украине», а саму компартию – великим историческим синтезом «двух великих параллельных движений, охватывавших огромные массы рабочих двух национальностей»[846]. Это означало, что революционное движение на Украине развивалось по двум отдельным направлениям – общерусскому (пришлым) и украинскому (коренным населением). Первое направление представляли российские социал-демократы, большевики, а второе – украинские левые группы и партии (социал-демократы, эсеры). Соответственно, и революций на Украине было две – общероссийская и национальная украинская. В конце Гражданской войны оба революционных течения слились, образовав единую КП(б)У, которая стала наследницей и выразительницей обоих течений.
Мы остановились на изложении концепции «двух корней» потому, что она в том или ином виде надолго закрепилась в теоретических посылках и аргументации адептов украинского движения, действующих на «коммунистическом поле», и у коммунистов-националистов. В настоящей работе не имеет смысла подробно разбирать и анализировать эту концепцию, как и выяснять происхождение большевизма на Украине. Это, кстати, уже было сделано на рубеже 1920–1930-х гг. Концепция М. Равич-Черкасского была объявлена ложной, извращающей основные вехи развития марксизма и пролетарской революции на Украине, охарактеризована как теоретическое обоснование национального уклона, а сам он в 1932 г. был исключен из партии и вскоре репрессирован[847]. Отметим лишь, что весьма спорно говорить о пролетариате на Украине как о каких-то двух, развивавшихся порознь и шедших к социализму отдельными путями, русском и украинском отрядах. Так же спорно утверждение о слиянии «двух великих параллельных движений», так как революционное движение было одно – общероссийское, а украинские группы при этом равнозначными партнерами не были, уступая главным и единственным представителям именно пролетарской революции – РСДРП, РКП(б) – КП(б)У.
Но было бы также неправильно вслед за украинскими националистами того времени и их более поздними единомышленниками считать КП(б)У «филиалом» российской компартии на Украине, чужим и инородным, якобы не имевшим там корней. На проходившем в Москве в июле 1918 г. I съезде КП(б)У состоялось объединение большевистских организаций Украины в единую, «автономную в местных вопросах, Коммунистическую партию Украины со своим Центральным Комитетом и своими съездами, но входящую в единую Российскую Коммунистическую партию с подчинением в вопросах программы общим съездам и в вопросах общеполитических – ЦК РКП»[848]. Но, несмотря на известную долю подчинения центру (а если смотреть с иных позиций, что более правильно с исторической точки зрения, – известную долю самостоятельности), как и на то, что многие работники прибывали на Украину из Великороссии, корни у нее все же были в украинских землях, и многие коммунисты, особенно рядовая масса, – местные жители. Однако, будучи партией общероссийского масштаба, РКП(б) и КП(б)У как ее часть мыслили и действовали не с украинских, а с общероссийских позиций. В то время само существование особого украинского национально-политического организма было делом вовсе не таким уж очевидным. Да и революция 1917 г. во всей Российской империи была российской, а не суммой национальных революций, и оценка событий 1917–1920 гг. на Украине как «украинской революции» правомерна лишь с точки зрения одного из участников этих событий – национального движения, что уже само по себе говорит о пристрастиях и мировоззрении авторов подобных концепций.
Правильнее будет сказать, что левые украинские группы вливались в единое коммунистическое движение, возглавляемое КП(б)У, естественно привнося в него что-то из своего идеологического багажа и заставляя партию корректировать свою линию в национальном вопросе. И это косвенное влияние было подчас весьма сильным. Выходцы из украинских партий левого спектра как раз и составили основной контингент тех коммунистов, кто продолжал разделять и развивать украинские настроения. Вообще, от левого украинского политического спектра, представляемого Украинской социал-демократической рабочей партией (УСДРП) и Украинской партией социалистов-революционеров (УПСР), постоянно откалывались группы, переходившие в общероссийское революционное движение, в частности в социал-демократию. Здесь уместно привести характеристику этого процесса, данную ему М. Равич-Черкасским. «История украинского марксизма, – писал он, – это история расколов в УСДРП, освобождение марксистов из шовинистического плена и выход на широкую дорогу международного социализма»[849]. Под украинским марксизмом М. Равич-Черкасский имел в виду деятельность украинских пролетарских масс, хотя правильнее это назвать историей развития левых и социал-демократических течений среди украинской интеллигенции. Впрочем, главное было подмечено верно. Но вот насколько эти группы «освобождались» из «шовинистического плена» и п