мать без них страдает. Должна быть с ними. Это удивительная семья, Бур! Ты уж постарайся. Это моё желание, понимаешь? — Снова он улыбнулся Магдалининой улыбкой. — Чего молчишь? Почему о Любиме ни слова?..
— Видишь ли… Любим… видишь ли…
Как объяснить этому блаженному, что Любим — под препаратом? А взять сюда… что робот будет делать здесь? Григорий сразу поймет: что-то не так…
Спас его сигнал. Замигали ярко-красным лампы Джулиановой квартиры, засвистело, включаясь, устройство.
Галиматья какая: день рождения, задания, программа?.. — болтовня дурацкая. О чем они, что происходит? Сколько же там их собралось ночью?! Когда исчезают голоса он бросает карты на стол и под удивлённым взглядом Григория идёт к двери, на ходу объясняя:
— Я должен идти. Жди, Гиша, меня. Доиграем. Дурак должен быть установлен.
Часть седьмаяЯ должен сделать выбор
Глава первая
— Где Любим? — Апостол смотрит на него сияющими глазами. — Транспорт на крыше, доставит в лабораторию. Это равнозначно победе в войну.
Тиля подаёт Апостолу лист бумаги.
— Читай. Я зафиксировала как положено. Открытие.
— Иди за Любимом! — как сквозь вату, голоса.
— Время не ждёт. Скорее в лабораторию.
— Он обалдел.
— Ещё бы не обалдеть! — голос Тили. — Я тоже обалдела.
— Мы с Марикой решили работать здесь, — говорит Роберто Апостолу. Подходит к Джулиану: — Похоже, ты не доверяешь нам? Я тебе объясню. Очищение желудка — раз. Очищение печени — два. Очищение крови — три. Очищение лёгких — четыре. Больше всего препарат оседает на лёгких и воздействует на организм постоянно. Даже внедрённый несколько недель назад полностью из лёгких не уходит, как никотин. Очистить лёгкие труднее всего. А когда организм очистим полностью, введём противоядие и погрузим больного в многодневный сон. Твоё слово, Джулиан.
— Ты что, сынок, не веришь в возвращение Люба? — Возбуждение Апостола сменилось удивлением и растерянностью.
— Мою маму уже погрузили в сон, и я верю: она вернётся ко мне! — чуть не кричит Марика. — Скоро каждому будем делать укол, чтобы стал невосприимчив к препарату! Правда, Роберто?
— Каждому! — повторяет за Марикой Тиля. — Читай, Джулиан, я зафиксировала.
— Где возьмём вакцину для всех?! Ты же знаешь, Марика, сколько стоят вещества! — Между тем, что говорит Роберто, и тем, как говорит, — разрыв! Да он совсем не стар. Он ослепителен. — Когда-нибудь всем… и себе… а пока хватит только на эксперимент.
— Маме я дала кровь, Саломея — сыну, а Науму — жена.
— Я хочу дать кровь Любиму! — говорит Тиля. — Я очень уважала его. Он помогал мне. Отдавал свой хлеб.
Наконец Джулиан начинает соображать. А что будет с ним? Срок, отпущенный Визитёром, через сутки кончится. Значит, он не увидит возвращения Любима? И — в этом страшно признаться — но он привык к тому, что брата больше нет.
— Какие побочные явления? — спрашивает, чтобы оттянуть момент решения.
— Какие могут быть…
— Подожди, Роберто. — Марика сникла. И стало видно, как она устала: под глазами — чернота, морщины съёжили губы. — Ты, Джулиан, сомневаешься. И ты прав. Такое вторжение в организм! Вдруг вместе с препаратом вынесем из него что-то важное? Какие разрушения произвёл препарат, а какие — противоядие? Вдруг через десять лет рак вспыхнет или возникнет психическое расстройство! Но кто сказал, что из-за вторжения? Может, запрограммировано? А новое дело всегда риск. Решаешь один ты. — Говорит Джулиану, смотрит на Апостола, и ему предназначены тайные слова, не звучащие вслух.
— Ты историк, Марика, искусствовед и медик. Лишь во времена Возрождения были такие богатые натуры! — ни с того ни с сего говорит Роберто. — Спасибо тебе за помощь.
— Во времена Возрождения были такие! — вторит Апостол.
А Марика, видно, почувствовала, что растрёпана: подняла волосы с шеи, заколола их, открылся затылок — с детским пухом.
— Мы тщательно всё выверили. Ждём удачи. Но решаешь ты! — Говорит Джулиану, смотрит на Апостола.
— Когда ты успела столько узнать? — спрашивает Апостол. — Ты же совсем девочка!
Любим по колени в воде возле созданной им запруды. «Вам — водопад, ребята!» — кричит. Мокрое радостное лицо, бронзовые плечи. И солнце с прямыми лучами.
— Я согласен, — Джулиан смотрит на Марику.
— Наконец-то! Иди за братом. Здесь безопаснее всего работать, удобно и просторно! — объясняет она Апостолу. — Только нужно придумать, почему Любим здесь!
— Самое удобное: залить ногу в гипс! — говорит Роберто. — Никакой другой болезни у робота, кроме перелома, быть не может. А кости — хрупкие.
— Прекрасная идея. Сейчас принесу всё необходимое. Разве не естественно, что брат болеет у брата? — смеётся Марика.
Визитёр явился в тот момент, когда он поднёс руку нажать звонок Любимовой квартиры.
— Меня оторвали от важных дел, — сказал весело. — Что за беготня среди ночи? Что ещё ты совершил, выходящее за рамки приличий и устоев?
Джулиан обмер, но тут же сработал инстинкт самосохранения — рассмеялся вполне натурально:
— Нечего делать вашим слугам, я бы таких уволил! Почитайте стенограмму разговора!
— Читал. Почему день рождения нужно праздновать в два часа ночи?
— Потому что я родился в это время. Я и дома всегда праздновал ночью. — И он стал вдохновенно врать, как ему нравится готовить брошюру по проведению дня Революции: какую роль он отводит каждому участнику, кто какие слова прокричит Будимирову. Спешит доделать к утру! А ещё, врёт он, решили проводить субботники по воле трудолюбцев. Они жалуются на излишек свободного времени и хотят деньги сэкономить! Не нужны маляры для покраски домов, не нужны дворники!
Визитёр почти по-человечески зевнул. Усмехнулся.
— А я уж подумал! — Внезапно свёл в одну линию брови. — Здесь-то что делаешь ночью? Брат не вызывал тебя!
— Я же говорю, всё в кучу получилось! Я удивился, почему он не пришёл поздравить меня. Мне сказали, заболел. Всё равно не сплю. Решил перевести его к себе, чтобы легче было ухаживать! — Вдруг сейчас Любим, разбуженный их разговором, распахнёт дверь, или Визитёр захочет войти в квартиру? Счастье ещё — не успел нажать кнопку звонка.
— Он же спит! Почему нельзя подождать до утра?
— Утром понесу брошюру в типографию. Некогда будет возиться с братом, а он легко просыпается и засыпает, как и все под препаратом!
— Да, такого эффекта мы и добиваемся.
На лестнице почему-то светло, будто кто-то светит им в лица, чтоб они хорошо видели друг друга.
— У меня просьба, — набрался наглости Джулиан, — подарите ещё месяц! Вам ничего не стоит, а я поставлю брата на ноги. Вы же сами сказали, моя жизнь изменится. Чтобы совесть не мучила…
— Не понимаю, чем он заболел?! — Улыбается доброжелательно, а ведь не верит ни одному слову! Но открытие противоядия и разговор на острие бритвы сделали Джулиана, дерзким:
— Ногу сломал. В препарате недоработка: кости становятся более хрупкими, чем у обыкновенных людей. Кальция не хватает! Подключитесь утром и послушайте разговор с врачом.
Визитёр снова зевнул.
«Не верит!» — с ужасом понял, но спасением пришли строки о птицах, поющих песнь солнцу, о вечной жизни избранных, их щедрости: живут для блага трудолюбцев!
— Вы велели, — преодолевая отвращение к себе, сказал, когда иссяк. — У меня уже много таких стихов.
— Или ты хитрее меня, и я — дурак. Или дурак — ты, правда, дурак смелый. Или за тобой — большая сила. Стихи хороши, ты и впрямь талантлив. О субботниках надо хорошо подумать. Настораживает один пунктик: куда денем тех, кто сегодня обслуживает город? Появятся безработные! А безработица — беда всех режимов, кроме нашего! Насчёт хрупкости костей выясню. Если это так, награжу тебя за бдительность и своевременный сигнал. Придётся доработать. Нам нужен организм безупречный. Ладно, дарю тебе два месяца.
Визитёр засмеялся и исчез, будто его не было. Как мог поверить хоть одному слову! И не захотел посмотреть, действительно ли у брата сломана нога, в чём удостовериться очень просто: нажать кнопку звонка! И не спросил, зачем для какого-то нелепого открытия — трёхкопеечного предложения о субботниках столько людей бегает в ночное время! О том, что поверил в день рождения и говорить нечего! Как он засмеялся! Оскалился.
Явился один, без охраны. Легко можно было убить его!
Джулиан стоял перед дверью брата и никак не мог нажать кнопку звонка.
Глава вторая
Григорий спал на полу. Свернувшись калачиком. В детстве спал, подтянув колени к груди. Сейчас мешал живот. И колени упирались в него.
На полу — не совсем точно. В ковре спальни ноги утопают. Удобство для убийц, если бы таковые объявились: ни звука не прозвучит, хоть слон пройдёт по этому ковру.
Первое движение — разбудить. Попросить Григория объяснить, что значит поведение Джулиана. Но Григорий погрузил его в странное состояние невесомости и бездеятельности.
Конечно, нужно было зайти к Клепику и разобраться, что за перелом такой, при котором он спит как убитый и не слышит громкого разговора у себя под дверью! Конечно, нужно бы проверить, какими такими брошюрами занимается столько людей ночью? Конечно, нельзя верить идиотским, хоть и талантливым, стихам о птичках. Много набежит этих «нужно бы» и «конечно». Только звенит в голове голос Григория — «доброта», «добро», и голос Магдалины звенит: «Любите ближнего своего. Любите врагов ваших…»
Он расслаблен сейчас.
Разбудить Григория? Сказать, какой благодаря ему стал благородный? Пусть смотрит глазами Магдалины.
Была Магдалина? Или приснилась?
Она никогда не приходит в сны. Мать говорила: мёртвые снятся к перемене погоды. Но у него всегда солнце!
Как погибла? Мучилась или нет?
Что это он сопли разводит?! Не узнаёт себя: юн, лёгок, и, как вино, бродят в нём незнакомые ощущения.
Григорий привёл Магдалину. Над «дураком», рассыпавшим неотработанные козыри и шестёрки по столу, над заглушившим стоны и вопли страдальцев ковром, над его волей — Магдалина. Совсем недавно готов был рухнуть в чёрную дыру, а сейчас — покой. И он хочет спать. И уснёт. Вот только доиграет партию. А Магдалина пусть смотрит на их игру. И пусть Григорий смотрит на него глазами Магдалины. Волосы велел нарастить Григорию — в детстве тоже были пепельные, как у Магдалины. Пусть глаза Магдалины, цвет её волос будут при нём.