Сколько это продолжалось – не скажу и под расстрелом. Просто не знаю. Часов у меня не было, а внутреннее чувство времени отказало напрочь. Обнявшись с лабрадором, мы нашли место, сгоряча показавшееся безопасным (вряд ли оно было таким, но ведь надеяться никто не запрещал?), и, подбадривая друг друга, пытались побороть ужас, который крепчал как сибирский мороз под утро.
Потом нас опять повело, самолет пошел как будто вниз, жуткая тяжесть навалилась на плечи и спину, я не удержался и повалился вперед. Собака взвизгнула и поехала по полу за мной, пытаясь уцепиться когтями за гладкий пластик. Я сообразил, что вот эта едва заметная линия и есть дверь, и хорошо если в салон… хотя, если он разгерметизирован, то ничего хорошего. В салон я тоже не хочу. А уж как я не хочу наружу, описать не могу! Почему люди не летают как птицы? Да не хотя-а-ат они! Ну его на фиг, это небо.
Дверь дернулась, и мне показалось, что она сейчас вылетит…
Правильно показалось. Через секунду она и вылетела… от удара о бетон взлетно-посадочной полосы. В одно мгновение в багажном отделении образовалось что-то вроде аэродинамической трубы, и часть груза вымело напрочь. Нас с собакой прижало к стене и друг к другу. Но скорость постепенно падала, я различил бегущий асфальт и даже, краем глаза, заметил мигалки пожарных машин, мчащихся к самолету. Кажется, сели. Только вот куда?
В классической литературе именно на этом месте герой теряет сознание. А я всего лишь как следует приложился лбом о чей-то чемодан, заработав огромную неэстетичную шишку в качестве награды за добрый поступок дня.
Боль от удара отрезвила меня, прогнав остатки страха. Я отчетливо понял, что у меня есть всего пара секунд. Как только самолет окружат пожарные, спасатели и прочие – шансов не будет. Значит – только сейчас, пока они едут. И пока мы чуть-чуть едем.
Я похлопал лабрадора по холке, шагнул к дверному проему, и с коротким: «Господи, спаси!» сиганул наружу.
Бетон ударил по ногам, я сгруппировался и, гася инерцию, покатился прочь. Такой побитый, оборванный и здорово напуганный колобок. И от Папы убег, и от Интерпола убег. И от смерти, кажется, тоже? Уже отползая в полутьму, под защиту какого-то хозяйственного блока, я заметил большую, светящуюся надпись: «Shiphol». Я в Нидерландах! Да здравствует королева!
…В большом зале вещали две плазмы: одна на местном языке, которого я не знал (хотя, при большом желании, разобраться мог, он очень похож на немецкий), другая на международном английском. Передавали спортивные новости. В данный момент, да простит меня Великий Футбольный Дух, мне было абсолютно фиолетово, как сыграл «Арсенал». Мозг занимали совсем другие проблемы. И первая – как отсюда выбраться. Дверь наружу – вот она, совсем рядом. Через ее стеклянные створки видны огни проезжающих машин. Там – Голландия, страна немыслимой свободы. Свободы, которая даже не снилась Америке. Страна, где можно «забивать косячки», вступать в однополые браки, писать на улице, на глазах у всех, в открытые писсуары – неземное, должно быть, наслаждение. Можно умереть по собственному желанию, можно не работать и даже можно быть идиотом, никто тебя за это гнобить не будет. Идиотов здесь не называют идиотами. Они – умственно иные. Оценили толерантность формулировки? Проблема в том, что до этой свободы еще надо было добраться. Дверь, которая к ней вела, круглосуточно охранялась двумя рослыми, подтянутыми полицейскими и находилась под прицелом видеокамер. Без шенгенской визы даже из транзитного зала не выпустят: «Но импосибсл…»
Можно было попробовать вынырнуть через служебные помещения. Теоретически все двери там открывались только карточкой, практически же меры безопасности были направлены, в основном, против террористов, то есть против людей, которые должны стремиться попасть внутрь. Значит у того, кто пытается выйти нарушу, шансы должны быть. Наверное…
Внезапно ровный, профессионально-опечаленный голос диктора вмешался в мои мысли. Передавали подробности утренней катастрофы. Быстро они, однако, часа не прошло. Я поднял взгляд на экран, и запоздало ужаснулся. Самолет был больше всего похож на вскрытую банку с сайрой или шпротами. Как парни умудрились его посадить?
…Подробности катастрофы?.. количество погибших и ранены?.., все пассажиры получили тяжелый психологический шок. Это точно, в том числе и мы с лабрадором.
…Предполагаемые причины авиакатастрофы выясняются… Это понятно. Следственную группу возглавляет герр Ван-Альден (не знаю такого, но, вероятно, головастый мужик и специалист в своем деле, раз ему поручили расследование такой крупной аварии).
…Несколько минут назад на сайт нашей телекомпании пришло сообщение от полиции Арабских Эмиратов… - Я навострил уши и внутренне подобрался, ожидая какой-нибудь гадости. И в следующую секунду получил ее в обе руки, - Как оказалось, этим рейсом Эмираты нелегально покинул крупный международный террорист Владислав Кедраш, специалист по организации взрывов и поджогов самолетов…
Опаньки! И чего только не узнаешь о себе из выпусков новостей. Я, оказывается, крупный специалист… А ничего, что я хвост от кормы могу отличить разве что на зуб? Видимо, ничего. Как говорила старуха Шапокляк: «Условности!»
Моя новая физиономия, в которую Папа Монсальви вбухал столько денег, и которой он так гордился, просияла улыбкой на весь экран. Черт! Говорил же я ему, что внешность надо делать самую заурядную, чтобы никто второй раз не взглянул. Так нет, в гангстере проснулся эстет, и ему приспичило изваять второго Дэниэла Крейга. Может быть, меня с ним перепутают? Хотя, вряд ли он сейчас здесь. А жаль, был бы шанс.
Быстро, пока никто не начал косится на мои грязные лохмотья, я повернулся и направился в тот угол зала, где разместилась такая же оборванная толпа, жертвы катастрофы. Надежды затеряться среди них не было никакой, еще минут десять – пятнадцать, и их начнут шерстить мелким гребнем, но, по крайней мере, эти десять минут у меня будут. Быстро соображать и быстро бегать…
Мельком глянув на свое отражение в витрине, я порадовался. Шишка оказала мне добрую услугу. Скульптурно-правильные черты лица были сломаны асимметрией вскочившего нароста. На жертву катастрофы я был вполне похож. На звезду Голливуда – не слишком. Даже на звезду, игравшую жертву катастрофы. Гримеры, все же, работают более эстетично.
Парень в костюме от Хуго Босс и очень приличном галстуке сидел на полетной сумке и крупными глотками хватал водку «из горла». Мне, кажется, здорово повезло. Я опустился рядом с ним, прямо на пол.
- Русский?
Он несколько раз кивнул.
- Ты бы бутылку газеткой обернул. Тут на счет пьянства в общественных местах строго. А с газеткой не сунуться. Считается, что просьба показать, что ты пьешь, это вмешательство в твою личную жизнь.
Парень смотрел на меня большущими светлыми глазами и, похоже, плохо понимал, что я ему сказал. Хотя говорил я по-русски.
- Да что они не люди что ли? – наконец ожил он, - не понимают?
- Люди, конечно, - вздохнул я, - но лучше лишний раз не нарываться.
- Да пошли они тогда, - высказался соотечественник и снова приложился к бутылке.
- Паша, - сказал я и протянул руку, - Чистяков.
- Боря, - ответил он, крепко пожимая ладонь, - Самойлов.
- Слушай, друг, у тебя международной телефонной карточки нет? – приступил я, - нужно маме позвонить, что я живой. Новости только что передали, она, наверное, с ума сходит. А у меня все пропало…
- А на фига мне карточка, - пожал плечами Боря и, порывшись во внутреннем кармане, протянул мне плоский мобильник, - держи. Роуминг по всему миру, - похвастал он, - Звони на здоровье.
- Я недолго, - пообещал я, вцепляясь в заветную коробочку как голый в свечку.
- Да базарь сколько хочешь, - великодушно махнул рукой соотечественник, - у меня безлимитка. Мама – дело святое.
Отойдя на пять шагов, я неожиданно поймал ноздрями дивный запах горячих котлеток. Желудок предательски заурчал. Я не ел нормально больше суток. Но террористу № 1 попасться на краже гамбургера как-то пошло. Любить – так королеву, воровать – так… миллиард. Мать его… Кстати, о матери.
Я набрал номер, забыть который было довольно трудно, даже «умственно иному». Он состоял из одних девяток и пятерок. И едва на том конце ответили, вполголоса спросил:
- Это зоопарк?
- Да, с вами говорит выпь, - согласились там, - а вы кто?
- Ну, если вы – выпь, то я – закусь.
- Кры…
- Ш-ш-ш. Не так официально, пожалуйста.
- Понял, не дурак, - отозвался Кролик, мой очень давний приятель, еще по той, прошлой, почти законопослушной жизни, - ну, даешь. Не знал, что ТАМ уже вышку сотовой связи установили. Князь Тьмы подсуетился, или ты двумя этажами выше?
- Я примерно там же где и ты, - фыркнул я, - тут не только вышка, но и паспортный контроль.
- Понятно, - деловито сказал Кролик, - а территориально ты как-то можешь меня сориентировать?
- «Желтые тюльпаны, - фальшиво пропел я, - вестники разлуки…»
- «Старая мельница крутится-вертится…» - так же фальшиво подхватил Кролик, и тут же оборвал себя - Понятно. Отель «Меркурий», найдешь?
- Какой? – встрепенулся я, - их до дуры!
- Ближайший, - лаконично ответил Кролик, - там будет забронирован номер на девичью фамилию принцессы Дианы.
- А документы?
- Их у тебя не спросят. По крайней мере – сутки. Понятно?
Понятно. Чего же тут не понять. Кролик в своем репертуаре. Что ж, сутки – это хорошо. Это в моем положении прямо-таки королевский подарок. Спасибо, друг!
Я едва успел закончить разговор и отключится, как на плечо легла большая тяжелая рука:
- Паша, зовут. Кажется, копы. Наверное, сейчас где-нибудь разместят, - мой новый приятель Боря, так любезно одолживший трубу, с облегчением улыбался. Для него неприятности закончились.
Для меня они только начинались.
- Я в туалет, на пять минут, - сказал я, возвращая трубу. Но не успел повернуться, как был остановлен озабоченным: