- Ну, есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашей женской консультации.
- Ты сегодня слишком великодушная, - агент Колибри неодобрительно покачала головой, - с чего бы это?
- Карлу лучше, - пояснила фрау Тальберг, - я набралась наглости и позвонила в больницу в одиннадцать вечера. И мне ответили: он пока без сознания, но состояние стабильное и прогноз, в целом, благоприятный.
- А-а… тогда прощаю, - Колибри пристальнее всмотрелась в блондинку в короткой джинсовой юбочке и жакете, не сходившемся на великолепной груди, и пробормотала, - и в самом деле, славная девочка.
Меж тем шоу продолжалась. Блондинка стояла на тротуаре и всматривалась в перспективу пустой улицы так, словно вот сейчас должна была разойтись ткань пространства и появиться Экзибет, который «прокачает» ее розовую тачку, превратив ее в монстр-трак. Но вместо него появился какой-то пацан на велосипеде. Он деловито давил педали, слушая плейер, и небольшой рюкзачок, видимо, с нетбуком, подпрыгивал за его спиной. Блондинка взмахнула рукой. Пацан остановился.
Анна откинулась на сиденье автомобиля. За городской квартирой Манфреда они следили по очереди, но ближе к ночи агент Колибри позвонила и сообщила, что нарисовалась ассистент и нынешняя любовница великого химика, Урсула Венс. Что она забыла в квартире шефа? Анна немедленно схватила велосипед и через десять минут была здесь. И вот они обе, отчаянно борясь со сном, в тесной машине тихо доходили уже больше десяти часов… когда фройлен Венс, наконец, решила появиться.
- Похоже, девушка нашла себе персонального спасателя, - пробормотала Анна.
- Похоже, где-то я его уже видела, - в тон ей прошептала напарница, - вот только не вспомню, где…
- Родина прикажет – вспомнишь. И не только это, - оптимистично заверила Анна.
Пацан аккуратно припарковал свой велосипед, не забыв пристегнуть, хотя улица по-прежнему была пуста, ободряюще улыбнулся девушке, забрался в «мини», сделав это гораздо ловчее хозяйки. И, буквально, за пять минут выехал с парковки, не задев даже зеркала рядом стоявших машин.
Совершив доброе дело дня, он собрался, было, выйти, но благодарная блондинка что-то прощебетала, парень секунду подумал, потом согласно кивнул и переместился на пассажирское сиденье. Пышногрудая Урсула Венс плюхнулась на водительское место и «мини» отчалил, весь в «пошлых розочках».
- На сколько отпустим? – деловито поинтересовалась Анна Тальберг, - метров на пятьдесят?
- Да хоть на сто пятьдесят, - пожала плечами агент Колибри, - теперь она никуда не денется, если что – через спутник отследим. А вот парень этот…
- Да он тут совершенно случайно, - отмахнулась Анна.
- Случайно можно наступить в собачье дерьмо, а не сесть в машину к пособнице террориста, - отрезала Колибри.
- В Мюнхене легче случайно сесть в машину в сторону Ирака, чем вляпаться в собачье дерьмо, - флегматично заметила Анна.
- Рада за вас, - фыркнула Колибри, - но маяк ему на велосипед все-таки поставь. Маяки еще есть, в программе резервных каналов навалом, почему бы не подстраховаться. Стереть его всегда успеем.
- Как скажешь, - Анна пожала плечами и уже приготовилась выйти, как вдруг Колибри резко дернула ее за руку.
- Ты что?
- Смотри! – Колибри показала подбородком на поворот, откуда выруливал такой же одинокий велосипедист.
- И что? – удивилась Анна, - мужик как мужик. Вполне, кстати, симпатичный.
- И этот симпатичный мужик следит за нашим спасателем…
- Да с чего ты взяла? Тут велосипедистов – прорва, даже старухи на великах ездят.
- Смотри дальше, сама увидишь, - агент Колибри демонстративно отвернулась, словно была настолько уверена в своих выводах, что ее совершенно не интересовало, каким образом они подтвердятся. Но хватило ее ненадолго. Уже через полсекунды она отбросила гонор и вцепилась взглядом в Крысу, которого потеряла еще в Бельгии.
Глава 13 Студент, велопрогулка и телефонный звонок…
Полжизни, прожитые «на неметчине», похоже, ничуть не повлияли на характер Марии Менкель, в девичестве, Смеловой. Я это почувствовал еще тогда, когда она меня прикрыла в полицейском участке: без слова, лишь мельком взглянув в мою сторону. Мгновенно просекла ситуацию и поступила так, как никогда не поступила бы добропорядочная немка – хладнокровно солгала представителю власти.
Сейчас ей тоже ничего не пришлось объяснять. Она закурила «суперлегкую» сигарету, стряхнула пепел в первую попавшуюся кружку и решительно сказала:
- Среди моих студентов того, кто мог бы сляпать бомбу «на коленке» нет. По уровню знаний это могли бы быть трое: Дитер Шайне, Клаус Штурмфогель и Гизелла Браун. Но Дитер трусоват, Клаус – немец до мозга костей и скорее укусит себя за локоть, чем даже перейдет улицу в неположенном месте. А Гизелла… Умная девочка, но ленива до крайности, таких не берут в террористы. Вернее, - усмехнулась Мария, - они сами не идут. Там же шевелиться надо.
- Меня интересует вот этот паренек, - сказал я, протягивая Маше телефон, на который Кролик мне скинул несколько фото нашего подозреваемого.
- Гюнтер? – поразилась Маша. Ее большие очки подпрыгнули на переносице, - Да никогда в жизни! Этот балбес и непроходимый сачок с амбициями Билла Гейтца, но без его мозгов, смог бы смастерить разве что хлеборезку, да и то лишь под дулом пистолета. И, кстати, она бы ничего не разрезала. У парня обе руки левые.
- А если бы кто-то другой дал ему бомбу? Он согласился бы пронести ее на борт самолета?
- За приличные деньги – запросто.
- Но значит…
- Ничего это не значит, - докурив, Маша загасила бычок в кружке и немедленно потянула из пачки вторую сигарету, - то, что произошло в самолете… это был ювелирный взрыв. Понимаете, направленный взрыв - это не просто высшая математика, это искусство. Наитие! Его нельзя просто тупо рассчитать ни на каком компьютере. Его нужно чувствовать кончиками пальцев, как хирург чувствует скальпель, музыкант – струну, как классный «медвежатник» чувствует сейф!
Мария раскраснелась, очки сползли на нос и синие глаза, не прикрытые броней толстенных стекол, засияли неземным светом, как очи Магдалены.
- Красивые сравнения, - усмехнулся я, - особенно последнее.
- «Красота – это взрыв!» - Мария взмахнула рукой, чуть не сбив собственные очки. Но тут же опомнилась, поправила их и снова попыталась превратиться во фрау Менкель. – Проблема в том, что есть лишь один человек, который мог бы придумать и подготовить ТАКОЙ взрыв. Струя огня под давлением пробила перегородку и повредила систему управления рулями. А должна была пробить топливный бак. Если бы это был другой самолет.
- Откуда вы знаете? – удивился я.
- Из газет, - хмыкнула Мария, - кресло, под которое террорист положил бомбу – ежу понятно, куда он целился, там же больше рядом нет ничего подходящего. Но – одна бутылка! Одна! Пол-литра. Ни одно вещество, известное на сегодняшний день, не может дать такой эффект при таком объеме. Даже галитропалион…
- Галитропалион? Никогда не слышал.
- Изобретение Манфреда пятилетней давности. За него он получил Нобелевку. Потрясающая вещь. Если бы она была у Бога, тот создал бы мир не за семь дней, а гораздо раньше. Но даже галитропалион этого не может.
Маша откинулась на высокой табуретке, скрестила ноги, обтянутые дорогим капроном и, опустив голову, задумчиво проговорила:
- И, все-таки, она вертится…
- Она рванула, хотели вы сказать?
- Именно, - тихо кивнула Маша, - она есть и она отнимает жизни… Понимаете, Крыса, мы, я и Манфред работали над тем, чтобы спасать людей. Засыпанных в шахте, попавших под лавину, замурованных в тоннеле, угодивших под завал… Везде, где нет возможности применить большой объем, но нужна сила и высокая точность. Мы работали ради жизни. Не ради смерти.
- Оппенгеймер тоже давал деньги не ради смерти, а ради безопасности родины, - заметил я, - среди истинных ученых мало злодеев. Процесс познания истины это страсть и, как любая страсть, он захватывает целиком и не терпит рядом с собой других страстей. Вопрос в другом. Если этой бомбы не могло существовать в природе – откуда, черт возьми, она взялась?
***
Я тихонько, стараясь лишний раз даже не шевелиться, сидел в «Пете» и, осторожно потягивая минералку маленькими глотками, боролся со сном. Плейер, купленный по случаю, играл старые хиты «Битлз». В самый раз, чтобы и не уснуть, и чрезмерно не вслушиваться.
Один раз мимо меня проехала полицейская машина. Я сполз на сиденье и прикинулся шлангом: в Мюнхене нельзя ночевать в машине, это слишком похоже на бродяжничество. И, вероятно, подрывает бизнес хозяев мотелей и кемпингов.
С водой же я осторожничал по самой простой причине: а куда потом, извиняюсь, сходить коня привязать? Нет, платных туалетов тут много, но ночью все они закрыты, а о том, чтобы сделать свои дела прямо на улице, нечего и думать. Немедленно загребут на общественные работы, и будешь ты этот обмоченный тротуар зубной щеткой драить.
Я смотрел на улочку, где, словно звезды, постепенно гасли далекие и близкие окна. Наступающая темнота надежно скрыла кованое кружево решеток. В голове невольно крутился последний разговор по телефону… Обалденный голос. Но холодный, словно целый поддон кубиков льда за шиворот. «Чтобы ты не делал глупостей…» Хорошо, моя радость, не буду. Тем более что требуется для этого сущая мелочь – стать совершенством. Ерунда! К утру управлюсь.
В голове вдруг само собой завертелось небольшой, но расходящейся воронкой: «Когда-нибудь ты войдешь в мою дверь… войдешь в мою дверь… Когда-нибудь ты увидишь меня… Я буду сидеть в кресле, в халате…» Усилием воли я локализовал воронку и отогнал музу, которая приперлась, как всегда, не вовремя. Вздорная женщина немного поколотила подошвой греческой сандалии в двери подсознания, потом насмешливо фыркнула и послушно растворилась, пообещав бросить меня навсегда. Я пожал плечами, отлично зная цену этого обещания. Ничего, вернется. Она всегда возвращается…