В семь часов вечера в комнату вошел Хасан, и у Леоны перехватило дыхание. Высокий, худощавый, с непокрытыми шелковистыми темными волосами, он был одет в длинную темно-синюю тунику со стоячим воротником, расшитым золотыми нитями. Широкий пояс из золотого шелка на талии подчеркивал фигуру Хасана и его рост, а инкрустированные драгоценными камнями церемониальные ножны, которые он надел на пояс, говорили о его власти.
Олицетворенное высокомерие. Истинный принц. Единственная любовь Леоны. Наблюдая за ним, она вздрогнула и упрекнула себя за несдержанность.
Он остановился и собственнически оглядел Леону с головы до ног. Как всегда, им обоим понравилось то, что они увидели.
— Красиво, — пробормотал он.
Леона не сказала ни слова, боясь ляпнуть что-нибудь лишнее. Хасан скривился, неправильно истолковав ее молчание.
— Я прощу тебя, моя дорогая, если ты просто мило мне улыбнешься, — протянул он, подходя к ней.
— Но тебе не за что меня прощать! — запротестовала она, обретя дар речи.
— Ты выгнала меня из постели. Разве это не требует прощения?
При виде его поднятой брови и наряда, способного превратить любого человека в претенциозного монстра, Леона поджала пальцы ног в золотых туфлях с ремешками. Она понимала, что безмерно любит Хасана.
— Ты ушел по своей воле, — сказала она ему. — По-моему, ты просто на меня дуешься.
— Мужчины не дуются.
Ей хотелось сказать, что он не обычный мужчина, но этот комментарий только прибавил бы ему самоуверенности. Поэтому она спросила:
— Что же тогда делают мужчины?
— Отказываются от боя, если у них нет надежды на победу. — Он улыбнулся и сменил тему: — Вот, это тебе в знак примирения. — Он протянул ей плоский сверток, завернутый в черный шелк и перевязанный узкой красной лентой. Ожидая увидеть украшение, Леона, взяв сверток, поняла, что он слишком легкий.
— Что это? — осторожно спросила она.
— Открой и посмотри.
Дрожащими пальцами она развязала ленту и сняла со свертка черный шелк. Внутри оказалась плоская золотая шкатулка, которую можно было купить в любом сувенирном магазине. Ничего особенного. Но Леона затаила дыхание, когда открыла шкатулку и заглянула внутрь. И нахмурилась, пытаясь понять, зачем Хасан отдал ей коробку, полную обрывков белой бумаги. Затем она перевернула верхний клочок и узнала выбитые на ней знаки различия. Наконец она поняла, что перед ней.
— Ты знаешь, что это? — тихо спросил он ее.
— Да. — Она сглотнула.
— Все три копии контракта теперь в твоем распоряжении, — все равно объяснил он. — Все свидетельства того, что они когда-либо были составлены, стерты с жесткого диска компьютера Фейсала. Теперь мы с тобой можем помириться.
Не давая Леоне опомниться, он забрал у нее шкатулку и упаковку и бросил все это на кровать.
— Но это не отменяет того факта, что контракт составлялся, — заметила она. — И это не значит, что его нельзя снова напечатать за пять коротких минут.
— Так думаешь ты, а не я, — ответил Хасан. — Я отдал тебе эти копии, чтобы доказать, что они мне не нужны. Разговор окончен, Леона, — мрачно подытожил он. — Я не стану больше тратить свое время на то, что однажды задумывалось как отвлекающий маневр, чтобы выиграть время, пока я буду решать, как поступить с шейхом Абдулом и его амбициозными планами.
— Ты ждешь, что я поверю всему этому, не так ли?
— Да. — Ответ был холодным и недвусмысленным.
Она вздернула подбородок. Впервые за несколько дней их взгляды встретились. И только теперь она наконец поняла, почему они не смотрели друг другу в глаза, когда ссорились. В их взглядах не было ничего, кроме правды, любви и абсолютной истины. Они любили друг друга. Разве мог кто-то или что-то разлучить их?
— По-моему, я беременна, — прошептала она.
Он сильно побледнел и закрыл глаза, и на мгновение она испугалась, что он упадет в обморок.
Он долго ждал ее признания, просил и молился об этом. Тем не менее, когда это случилось, он оказался не только не готов. Ее тихое, испуганное признание буквально сбило его с ног!
— Мне надо убить тебя за это, — хрипло проговорил он. — Почему здесь? Почему сейчас, когда через десять коротких минут я встречусь с гостями?
Она явно ждала другого ответа. Ее глаза остекленели, а губы задрожали.
— Ты не рад. — Она вздрогнула.
— Боже, дай мне силы! — Он застонал. — Ты глупая, непредсказуемая, невыносимая женщина. Конечно, я рад! Но посмотри на меня! Я весь дрожу!
— Ты только что дал мне то, в чем я действительно нуждалась. Я хотела отплатить тебе тем же, — объяснила она.
— За десять минут до встречи с элитой арабского общества?
— Что ж, спасибо, что поинтересовался тем, как я себя чувствую! — резко ответила она.
Хасан понимал, что она права.
— Ты только что ошеломила меня, — неуверенно выдохнул он.
— И я могу ошибаться, поэтому не стоит зацикливаться на этом! — рявкнула Леона и отвернулась.
Трясущимися руками Хасан схватил ее за покрытые шелком плечи и прижал к себе. Она дрожала. И казалась ему другой — стройной, хрупкой и такой драгоценной.
Он поцеловал ее. Что еще делать мужчине, который испытал такое потрясение?
— Не надо было обрушиваться на тебя с новостью, — виновато пробормотала она через несколько секунд.
— Ты правильно сделала, что сказала мне, — возразил он. — Как еще сообщаются такие новости?
— Это может закончиться ничем. — В ее красивых глазах читалось беспокойство.
— Мы разберемся с этим вместе.
— Я боюсь ошибиться, — призналась она ему. — Боюсь, у меня никогда не будет возможности снова почувствовать это.
— Я люблю тебя, — хрипло сказал он. — Разве этого не достаточно?
— Для тебя? — спросила она и уставилась на него, как беспомощный ребенок.
— Мы знаем, что я чувствую, Леона, — печально сказал он. — Фактически весь Рахман знает, как я к тебе отношусь. Но мы почти никогда не обсуждаем, как ты воспринимаешь ситуацию, в которую я тебя втянул.
— Я просто не хочу, чтобы ты продолжал защищать мое место в своей жизни, — ответила она. — Мне это ужасно не нравится.
— Мне нравится защищать тебя.
— Ты никому не расскажешь сегодня вечером, правда? — внезапно спросила она. — Ты сохранишь это в тайне, пока мы не узнаем наверняка?
— По-твоему, я манипулятор? — Он удивился, а потом почувствовал себя неловко, потому что понял: Леона знает его лучше, чем он сам себя. — Завтра мы вызовем во дворец врача, — решительно заявил он, пытаясь избавиться от собственных коварных мыслей.
Но Леона покачала головой:
— Если мы сделаем это, то в Рахмане обо всем узнают через пять минут. Вспомни, что случилось, когда я пошла к врачу, чтобы выяснить, почему я не могу забеременеть?
— Но мы должны узнать…
— Эви привезет мне тест на беременность, — сказала она, очень стараясь выглядеть спокойной. — Я позвонила ей и все объяснила. По крайней мере, я верю, что она не проболтается.
— Что она сказала? — осторожно осведомился Хасан.
— Она сказала, что я должна сообщить тебе. Что я и сделала. — Она усмехнулась. — Теперь я сожалею о том, что сказала тебе. Я смотрю на тебя, и у меня ужасное предчувствие, что ты сам себя выдашь.
Хасан убеждал себя, что должен во всем признаться Леоне. Надо сообщить ей, прежде чем аль-Кадахи скажут, что Хасан обо всем подозревал еще несколько дней назад. Он обрадовался, когда в дверь постучали. Открыв ее, он увидел Рафика, одетого как он сам, только еще и в гутре.
— Гости собираются, — произнес он. — Вам с Леоной пора вниз.
Ох, в жизни Хасана происходят кардинальные перемены, а он должен спуститься вниз и любезничать с гостями.
— Мы придем через пять минут.
— С тобой все в порядке? — Рафик нахмурился.
«Нет, — подумал Хасан. — Я становлюсь жертвой собственных идей и контр-заговоров».
— Пять минут, — повторил Хасан и закрыл дверь.
Леона стояла у зеркала и дрожащими пальцами красила губы. Желание подойти и остановить ее, а потом поцеловать стало почти непреодолимым. Но ведь за первым поцелуем последует второй и третий. Хасан пожалел, что они не живут в каменном веке, когда он мог схватить Леону за красивые волосы, отнести в свое логово и целовать ее, пока ей не станет трудно дышать. Вместо этого он вернулся в другую комнату и через мгновение вышел оттуда с белой шелковой гутрой на голове, удерживаемой тройным золотым шнуром. Леона покрыла голову шарфом из красного шелка с золотыми блестками.
Красный цвет должен был сливаться с ее волосами, но этого не произошло. Он просто оттенял чувственный цвет ее губ. Она подняла глаза и посмотрела на Хасана. Он уставился на нее в упор. Они казались друг другу незнакомцами. Удивительно, как кусок шелка, надетый на голову, менял их обоих. На лице Хасана и Леоны не было ни малейшего намека на то, что творится у них на душе. Он грустно улыбнулся.
— Пора начинать шоу, — сказал он.
Как и на яхте, они приветствовали глав государств со всей Аравии и дипломатов из дальних стран. Некоторые привезли с собой жен, сыновей и даже дочерей, а некоторые приехали одни. Некоторые женщины были под чадрой; их одежда экзотических цветов была украшена драгоценностями, которые обожают арабские женщины.
Все были вежливы, любезны и беспокоились о здоровье шейха Халифа. Он еще не появился, хотя в конце концов собирался это сделать. Сегодня его вечер. По правде говоря, он спланировал все, что мог, лежа в постели. Сегодня его врач настоял, чтобы он большую часть дня принимал успокоительное и берег силы. Старый шейх выглядел радостным, когда Леона зашла к нему, как раз перед тем, как стала собираться на вечеринку.
— А где Рафик? Он должен приветствовать гостей вместе с нами, — сказала Леона Хасану, поняв, что его брата нигде не видно.
— У него другие обязанности, — ответил он и обратил свое внимание на следующего гостя, который подошел к дверям большого зала, медленно наполняющегося людьми.
Шейх Абдул прибыл без своей жены Зафины, что показалось Леоне значительным упущением. Он казался смиренным и был вежливым с Леоной, чего, по ее мнению, она действительно могла от него ожидать. Они поприветствовали шейха Джибриля и его жену Медину, шейха Им