Пока дорога была относительно ровной и прямой, а горы виднелись где-то впереди, Катино лихачество можно было терпеть, но горы в действительности оказались как-то совсем близко, лента шоссе потянулась вверх и запетляла, прямых участков уже почти не было, зато стали встречаться серпантины, а Катя будто и не заметила случившихся в рельефе изменений и гнала машину, притормаживая только непосредственно перед очередным поворотом.
– Горная гряда Троодос, – скороговоркой многоопытного гида тараторила Катя. – Протянулась с запада на восток. Здесь находится гора Олимпос, самая высокая точка острова. Высота Олимпоса – одна тысяча девятьсот пятьдесят один метр над уровнем моря. Где тут у нас уровень моря, мы с вами только что видели на пляже, а сейчас вот будем на Олимпосе, так что получается, что за сорок минут мы поднимаемся на два километра ближе к небу…
Они проскакивали деревушки, где не было людей, изредка им навстречу выныривали из-за поворотов машины, а один раз вывернул неповоротливый туристический автобус, такой огромный, что с ним просто невозможно было разъехаться на узкой горной дороге, но Катя каким-то чудом проскользнула в узкое пространство между бортом автобуса и вертикально топорщившейся стеной скалы, продолжая просвещать своих потерявших дар речи попутчиков:
– С давних пор в горах Троодос селились люди, которых привлекала относительная безопасность этих мест. Внизу, на побережье, бесчинствовали пираты, которые раз за разом разоряли прибрежные поселения. Кстати, может быть, поэтому в горах так много монастырей. С одной стороны, конечно, ближе к богу, но и то, что подальше от пиратов, – это тоже, наверное, имело значение.
И когда далеко внизу, меж теснящихся гор, мелькал клочок побережья, там угадывались береговая полоса и бирюза морской воды, и Корнышев удивлялся тому, как далеко они успели уехать от моря.
– Здесь летом живет президент Кипра, – показала куда-то влево Катя. – И там есть дом, который своими руками строил Артюр Рембо… Не тот Рембо, который в Голливуде, а тот, который во Франции поэт, – засмеялась Катя.
Она уже выключила кондиционер и открыла окна в машине, и в салон врывался прохладный, пропахший сосновыми иголками и смолой, удивительно вкусный воздух.
Дорога привела их к небольшому пятачку, свободному от леса, здесь теснились сувенирные лавки, была открыта пара ресторанов и стояли телефонные будки – старинные, какие Корнышев когда-то видел в Лондоне, только эти были не красные по-лондонски, а зеленые, но и здесь Катя не остановила машину, а погнала ее еще выше, и очень скоро впереди, на самой вершине горы, Корнышев увидел огромный белоснежный шар.
– Это английский радар, – сказала Катя. – Шпионят, в общем. Это и есть самая высокая точка Кипра, но туда нельзя.
Территория военной базы была огорожена, и у караульной будки стоял британский солдат, вооруженный автоматической винтовкой.
– Куда еще поедем? – спросила Катя.
Она готова была катать своих спутников хоть целый день.
– В ресторан, – предложил Корнышев. – Я видел здесь недалеко. Мы ведь без завтрака.
Вернулись к ресторану. Туристов здесь почти не было. Только пара старичков беззаботно-пенсионерского вида сосредоточенно поглощала овсянку с йогуртом.
Сделали официанту заказ. Корнышев попросил принести бутылку вина «Коммандария».
– Бутылку? – по-английски уточнил официант и красноречиво посмотрел на сопровождавших Корнышева дам.
– Бутылку, – невозмутимо подтвердил Корнышев.
– У нас только большие бутылки, – сказал официант. – Семьсот пятьдесят граммов.
– Это хорошо, – оценил Корнышев.
Озадаченный официант ушел.
– Надо было ему сказать, что мы из России, – улыбнулась Катя.
Улыбка у нее была счастливо-беззаботная.
– Я рассчитываю на вас с Эльвирой, – сказал Корнышев. – Вы ведь выпьете с нами? Я слышал, что кипрская полиция за умеренное потребление алкоголя за рулем не наказывает.
– Не наказывает, – подтвердила Катя.
Официант принес вино и три бокала. Откупорил бутылку, налил вино в бокалы, сказал Корнышеву с лукавым дружелюбием:
– Хороший выбор! Лучшее вино! Это самое старое вино в мире! Семьсот лет! Его пил еще Ричард Львиное Сердце!
Казалось, что еще немного, и он панибратски потреплет Корнышева по плечу. Но этого не случилось.
– У них тут совершенно свойское обращение, – оценил Корнышев, когда официант ушел. – В Москве все строже и солиднее.
– Я где-то читала, что в мире при всем различии менталитетов официанты делятся всего на две большие группы, – сказала Катя. – Одни – это аристократизм и величественная сдержанность, другие – это рубаха-парни и почти друзья для посетителя ресторана. На Кипре преобладает второй тип. Однажды мы с братом и мамой в одном ресторанчике захотели отведать йемисты, это такие фаршированные овощи – помидоры, перцы, кабачки. Официант сказал нам, что их повар йемисту не делает, зато делает его, официанта, жена. И если мы ему скажем, в каком часу назавтра собираемся посетить их заведение – йемиста будет готова. Жена придет и все сделает. Специально для нас.
– Сделала? – заинтересовалась Эльвира.
– Да.
– Дорого обошлось?
– С нас взяли столько, сколько стоило несложное блюдо в их меню.
– Чудный остров! – оценил Корнышев. – И он вам еще не нравится! – попенял он Кате. – Давайте выпьем за знакомство, Катя! Нам с вами просто повезло!
Он долил вино в Катин бокал, наполнив его до краев.
– Осторожнее! – засмущалась Катя. – Тут все-таки пятнадцать процентов алкоголя!
– Такой день! Такое место! Такое настроение! – расслабленно произнес Корнышев. – И зачем же себя ограничивать?
Эльвира скользнула по его лицу быстрым внимательным взглядом. Ленивая расслабленность Корнышева ее не обманывала. Но Катя ничего не замечала. И настроение у нее было самое распрекрасное. Под присмотром Корнышева она выпила все вино, осушив бокал до дна. Уже через пять минут она еще больше повеселела и щеки раскраснелись, а в глазах появился нетрезвый блеск. Эльвира украдкой посмотрела на часы. До определенного Корнышевым срока, когда он должен был оказаться на борту самолета, оставалось три часа. Сам Корнышев будто забыл об этом. Беспечно болтал с Екатериной и потягивал густую сладкую «Коммандарию», не забывая подливать вино и Кате.
– Теперь я понимаю, что чувствовали русские старички-эмигранты где-нибудь в Париже, услышав русскую речь, – говорила Катя. – Представляете, какой-нибудь там шестидесятый год, эти старички сидят в ресторане, и вдруг за соседним столиком – разговор по-русски. Труппа Большого театра, к примеру, на гастролях. И сразу на старичков нахлынули воспоминания, и безумно хочется в Москву…
– На Нижнюю Масловку, – с улыбкой подсказал Корнышев.
– Именно! – мечтательно подтвердила Катя. – И сразу им вспоминаются березки, церковки православные… И все это так недоступно…
Корнышев еще подлил вина девушке.
Эльвира видела, что он спаивает Катю.
– Но как вы можете понять этих старичков? – пожал плечами Корнышев. – У них своя, эмигрантская жизнь, и у вас с ними нет ничего общего.
– Мы ведь тоже эмигранты, – не согласилась Катя.
– Чепуха! – уверенно сказал Корнышев. – Тем старичкам путь на родину был заказан. Они к шестидесятому году уже наверняка были гражданами Франции, и уж точно у них не было советского паспорта. А у вас паспорт – какой?
– Российский.
– Вот! – наставительно сказал Корнышев. – И получается, что вы в любой момент можете купить билет до Москвы.
– Но я же этого не сделаю, – опечалилась Катя.
– Почему?
– Нельзя.
– Почему? – упрямо повторил Корнышев.
Катя озадаченно посмотрела на него, подумала и пожала плечами. Оказывается, она не могла внятно объяснить, почему ей нельзя в Москву.
– Вы сами себе сказали: «Туда нельзя!» Сами себе запретили! – весело произнес Корнышев. – А на самом деле можете сделать это в любую секунду! Катенька! – сказал он, ласково заглядывая девушке в глаза. – Вы хотите оказаться в Москве?
– Конечно! – сказала Катя без раздумий.
– Решено! Сейчас же летим! – весело объявил Корнышев. – Какие там рейсы? Я знаю, что есть дневной самолет на Москву. Прилетаем! Гоняем по Москве всю ночь! По самым вашим заветным местам! А утренним рейсом возвращаемся на Кипр!
– Нет, это невозможно, – с растерянной и пьяной улыбкой сказала Катя.
– Еще как возможно! – отмахнулся Корнышев.
– Катя, ему бесполезно перечить! – подыграла Корнышеву Эльвира. – Если что-то втемяшилось ему в голову, то этому быть непременно!
– Самое главное, – говорил Корнышев, набирая телефонный номер, – это не ставить в известность вашу маму. Сделайте вид, что вы на ночной дискотеке. Такое бывает, что вы пропадаете где-то по ночам?.. Алло! – сказал он в трубку. – Девушка, у вас можно забронировать три билета до Москвы на сегодняшний рейс?.. Очень хорошо… Вылет во сколько?.. В четырнадцать?.. И нам еще три билета на завтрашний утренний рейс… Да, обратно из Москвы…
Совершенно растерявшаяся Катя пыталась остановить Корнышева, но он ее не замечал, а Эльвира сказала, беспечно пожав плечами:
– Покатаемся по Москве! Вы нам показали Кипр! Мы вам покажем Москву!
– Я не полечу! – пробормотала Катя.
Корнышев выключил свой мобильник, подлил Кате вина.
– За скорую встречу с Москвой! – предложил он тост.
– Я не полечу! – замотала головой Катя.
Корнышев метнул в Эльвиру быстрым и колючим взглядом. Она все поняла, обняла растерянную Катю и сказала:
– Катюша! Милая! Ты еще не знаешь, с кем связалась! – она смеялась и прямо-таки лучилась беззаботностью. – Мы с ним однажды встретили его друга детства. Закатились в ресторан, жуем все эти грибочки, огурчики, окрошечку… Ты окрошку, кстати, любишь?
– Обожаю! Только здесь ее нет. То есть есть, но не такая.
– И вот мы пьянствуем так в ресторане, и они свое детство босоногое вспоминают… Как на байдарках по Байкалу… Природа и красота, в общем… И что ты думаешь? – она посмотрела на Катю весело и дерзко. – Через три часа я уже лечу с ними в Иркутск! А у меня на следующий день интервью… Ну, собеседование… Я работу как раз меняла… И в то, что я лечу на Байкал, я поверила уже только в самолете! На втором часу полета!