Хромов повесил своего человека, переходя на осадное положение. Яков Корастылев считался сильным воином, который более всего преуспел в поисках по лесам разбойников и уничтожении их десятками из своего лука.
Под нажимом жены, Яков, по возвращению домой не стал мстить, тем более, что сосед Хромов готов был на многое. И Корастылев продался — взял вирой зерно и трех подсвинков. Крестьян же Матвей не вернул, хотя по закону и должен был.
Четыре года назад, Господь, обратил свое внимание на многострадальных Корастылевых, даровал детишек. Двойня — мальчик и сразу же девочка — это дар Божий. Апраксия, как и детки, выжили во время сложнейших родов. Прошел год и… Господь услышал молитвы и не забрал деток, напротив, двойняшки окрепли, и по толстеньким розовым щечкам было видно, что дети здоровые. Получилось и поселить семь семей на землях. Худо-бедно, но жизнь налаживалась.
А после Корастылева вызвали на службу. Он встал на сторону Бориса Годунова в его противостоянии с тем, кто назвался царевичем Димитрием Иоанновичем. При этом многие, включая и Хромова поддерживали, как тогда считалось, самозванца. Сам Матвей никуда не пошел, но его двенадцать боевых холопов сражалась, как и часть рязанских дворян, за Димитрия.
Хромов, посчитав, что наступило удачное время, захватил земли Якова Коростылева. Верные Якову люди оказали сопротивление и были сожжены, вместе с детьми и женой в доме.
Яков отомстил. Жестко. Вся семья Хромова была убита. Он действовал один и неуловимым зверем метался по землям Хромова, уничтожая все и всех, кого только мог. Однажды ночью загорелся и терем Матвея, а двери были заперты снаружи.
Захарию Ляпунову, авторитетному рязанскому дворянину, была поставлена задача изловить зверя. Три месяца Захарий Петрович бегал по лесам и лесостепям, но загнал Якова, получившего к этому времени новое имя Яшки Зверя и ставший главарем разбойничьей ватаги. И Ляпунов не стал убивать человека, с которым ранее бился рука об руку. Он спрятал Яшку, а повесил одного татя, заранее изуродовав того, чтобы не распознали замену, благо в банде было немало похожих телом на главаря.
Бесчувственный убийца, почти прирученный хитроумным дрессировщиком — Захарием Ляпуновым — вот в кого превратился Яков Корастылев. Зверь уничтожал любого, на кого показывали Ляпуновы. Прокопий Петрович, как и другие братья, были в курсе существования убийцы, но видели большую пользу в таком недочеловеке.
Когда же Яшка Зверь еще и ознакомился и отработал некоторые ухватки и удары, месяц тренируясь с царскими телохранителями, которые считали Якова немым, ибо тот не проронил ни слова за целый месяц, некогда Корастылев превратился в машину для убийства. Верную машину, так как при всей своей многогрешной черноте, Яков был благодарен Захарию, что тот не убил его. Зверь не знал для чего, но он продолжал ценить свою жизнь. Мало того, Ляпуновы выдумали кого-то иного, кто убивал семью Хромова, заявив во всеуслышание, перевезя Зверя в дальнее поместье, что Яков Корастылев погиб, как герой. Вот за то, что имя дворянское не было опорочено и два оставшихся его двоюродного брата, Корастылев был благодарен еще более, чем за иное.
— Ты видел того хлыща, в шляпе с перьями, что по моложе? — спросил два дня назад Захарий Петрович Ляпунов у своего цепного волка.
Яков кивнул.
— Говори со мной! — потребовал Захарий.
— Я видел того, понял, что ты речешь о шведе Оксенштерне, — вымученно произнес Яков.
Зверь говорил столь редко, что при произношении слов, он чувствовал дискомфорт, и чуть побаливала челюсть.
— Вот, — Захарий протянул маленький клочок бумаги. — Это всего два слова, но на латинском языке, означающие «неуважение убивает» despectus occidit. Во как!
— Это должны прочесть? — спросил Зверь.
— Обязательно, — решительно сказал Ляпунов.
— После куда? К Орше? — уточнил вопрос Яков.
— Нет, без тебя тайный десяток может и заблудиться. Не зря же ты уже два месяца изучал земли вокруг Смоленска и в сторону Брянска. Так что они будут ждать тебя в условном месте у Днепра. Ты знаешь, где это. Тайные слова «безумие и отвага», — Захарий посмотрел на Якова и по дружески, от чего Зверя, как будто молния поразила, сказал. — Не сгинь, друже, ты нужен государю и отчизне!
Молния кольнула в сердце Якова. Раньше слово «государь» вселяло в него силу и уверенность в своих поступках. Он человек, что был готов отдать свою жизнь за один взгляд государя. После все изменилось и еще ни разу за последние два года Якову не говорили, что то, что он делает, это для государства. Может есть шанс еще на что-то? На что именно, Яков быстро придумать не мог. Быть человеком и бороться за свое отечество?
— Друже… — Зверь задумчиво повторил обращение Ляпунова, когда уже взял след шведского отряда.
Яшка Зверь шел не по следу, он шел впереди. Неплохо зная местность, убийца мог спрогнозировать направление, по которому будут идти шведы. Всевозможные водоемы: ручьи, ключи с чистейшей и вкуснейшей водой, или имеющиеся два колодца в деревушке, пройти мимо которой шведы не должны, все посыпалось специальной смесью. Нет, это не был яд, но сильное слабительное, такое, что даже пустой кишечник найдет, что опорожнить. Якову не было жалко крестьян, когда он рано утром сыпанул изрядное количество смеси в деревенские колодцы. К вечеру все последствия должны были пройти.
А потом Зверь уходил вперед и залезал на деревья, чтобы видеть, когда шведы останавливаются. Не везло, либо Яшка не успевал добежать до места, куда разбегались шведы в поисках кустов, либо пути отхода были неприемлемыми и оставался большой риск попасться. Нет, живым он бы не дался, но даже Зверь не стремится к преждевременной смерти.
Когда уже складывался новый план, основанный на необходимости остановки шведов на обед, повезло так, что Яшка непроизвольно посмотрел на небо, как будто ожидал увидеть там Бога, и спросить, за что Господь благоволит многогрешному Якову.
Взяв пять железных капканов на волка, да железных колючек, Зверь выдвинулся. Убийца рассыпал и разложил ловушки, которые должны были или остановить, но, скорее всего, сильно замедлить, вероятную погоню, запомнил места, чтобы быстро их обойти, направился к месту, куда должны были пойти для гадких дел вельможи. Яшка приметил, так сказать, предпочтения знатных шведов. Так, Оксеншерна, всегда уходил направо и стремился удалиться подальше, сильно стеснялся опорожняться в присутствии. То же самое делал и Шютте, но ходил в лево. Делагарди было все равно, почти, он никогда не уходил в глубь, не сильно стесняясь солдат, военная карьера и лагерная жизнь сказывались.
Зверь видел, как заходит в лес тот, кого нужно убить, отошел и Яков. Пятьдесят шагов, сто, сто пятьдесят — Оксеншерна углублялся в лес. Те звуки, которые исходят от человека после чудодейственной смеси, громкие. Швед попросил и свою охрану держаться чуть поодаль, дабы меньше смущать трелями охранников. Поэтому, когда бойцы падали, сраженные стрелами в голову, Аксель не услышал грохота, шуршание листвы заглушило падение двух дюжих охранников.
— Вот и лопухи! Богата Московия на лопухов! — услышал Зверь, сумев разобрать не столько смысл сказанного, но интонации.
Швед, явно выказывал пренебрежение к родине и соплеменникам Якова.
Эти слова, брошенные, язвительно, оскорбительно и для России и для всех ее людей, в том числе и Ляпунова, которому Зверь был предан по-своему, по звериному, еще больше распыляли. Если ранее Яков собирался выстрелить из лука, то теперь захотел лично перерезать шведу глотку, да и измазать его поганый рот нечистотами, которые более чистые, чем те слова, которые говорил поганец.
— Пес шелудивый! –сказал Яков и резко полоснул острейшим ножом по горлу обреченного.
Не побрезговав, Зверь измазал рот мертвеца в нечистотах и приложил бумажку так, чтобы ее обязательно увидели.
А после он бежал. Размеренно, дыша, как учили телохранителей, не быстро, ни медленно, стараясь не делать слишком много следов. Кони были на месте, потом начинался относительно редкий лес, через который даже прослеживалась тропинка. Куда она вела, Яков знал, он ранее залезал на дерево и видел, что в двух верстах есть поле, проскакав которое следует перейти через речушку и никто уже не догонит, тем более шведы, не знающие местности вовсе.
Яков Корастылев, некоторым известный под именем Яшка Зверь мчался по полю, а в голове то и дело звучало: «despectus occidit — неуважение убивает».
Глава 6
Глава 6
Базавлуцкая Сечь
20 апреля 1607 года
Сечь волновалась. От гула, который создавался возмущениями, выкриками и переговорами казаков, казалось, что идет сражение, лишь не хватало звона оружия и грохота выстрелов. Хотя, нет, выстрелы, то и дело, случались, да и сабельная сталь сверкала на солнце. Казалось, что вот-вот и начнется схватка, сцепятся казаки в чубы друг другу, но нет — обычное дело, казаки пришли на Раду.
Оттого и молчали кошевой атаман, судья, куренные атаманы. Ждали, когда казаки накричатся, и уже после наиболее авторитетные казаки, обряженные властью, пойдут в дом, чтобы спокойно поговорить.
— Все! — выкрикнул кошевой атаман Петр Кононович Сагайдачный. — На Раду пойдем!
Степенно, надменностью мало уступая польской шляхте, четыре десятка богато одетых мужчин входили в дом, где и будут обсуждаться главные вопросы.
Первым входил Сагайдачный, недовольный, нервный. Первого октября прошлого года на традиционном заседании Рады с кошевого атамана, который успел назвать себя гетманом и быть поддержанным нереестровыми казаками, лишили неограниченной власти, что давалась атаманам во время походов [реестровые казаки — те, которые признавались властями Речи Посполитой, с сопутствующими выплатами, правами и обязанностями].
Он, гетман, взял Варну, совершил столь лихой набег, о котором ранее было страшно подумать. Много чего и кого привел Сагайдачный, людей, золота, вина, масла, тканей, но… вынужден был подчиниться законам Сечи. Петр Кононович и сейчас имеет немало власти, больше, чем кто-либо из запорожцев. Но большинству тех,