Но — двинемся ещё дальше. Знаете ли вы, дорогие читатели, что «беларусы», осаждаемые «московской чернью», сидели в 1612 году в Кремле? По Деружинскому, Минин с Пожарским сделали великую глупость, что не захотели союзного с украинцами, беларусами и поляками Славянского государства и изгнали добрых союзников из загаженной ими московской святыни. Хорош был бы союз!
Знаете ли вы, что притеснения на территории современной Белоруссии православных со стороны католиков и униатов — басня?!
Об истории вопроса. Отступление.
В 1385 году великий князь Ягайло заключил союз (Кревскую унию) с Польским королевством — принял католичество и новое имя Владислава, женился на наследнице польского престола Ядвиге и стал королём Польши, оставшись великим князем литовским. Это усилило позиции обоих государств в противостоянии с Тевтонским орденом. В 1387 году Владислав Ягайло официально крестил Литву.
До Кревской унии в Великом княжестве Литовском существовали две разновеликие территории, различающиеся в религиозном отношении: северо-запад сохранял традиционное язычество, а другая часть была крещена в православие ещё в период Древнерусского государства. После Кревской унии началось активное распространение католичества, пользовавшегося поддержкой центральной власти.
Брестская уния состоялась в Речи Посполитой при короле-католике Сигизмунде III Вазе. В 1595 году иезуитам удалось уговорить Киевского митрополита Рогозу тайно направить в Рим двух епископов и подписать с папой акт об унии (с признанием вселенской власти папы и «filioque»). По мнению Рогозы, она должна была улучшить положение православных, терпящих притеснения от властей и католиков. Православные сочли это предательством и осудили на соборе. Однако Сигизмунд III утвердил акт о принятии унии, после чего Православие в Польше было объявлено вне закона. В руки униатов были переданы более 700 храмов и 128 православных монастырей. Все епархии Белоруссиии, Западной и Центральной Украины, включая Киевскую, насильственно присоединены к унии. После возврата России её западных земель униаты стали возвращаться в Православие и основная их масса (1, 5 млн. в 1839 году) и остающиеся (50 тыс. в 1874 году) окончательно с ним воссоединились. Униатство сохранилось лишь в Галиции, отошедшей к Австрии, и других частях Карпатской Руси, находившихся за пределами России.
Наконец, читая «Забытую Беларусь» я приблизился к двадцатому веку. Подумал: как же автор обойдёт тот очевидный факт, что беларусизация и украинизация различных частей русского племени является в основном «заслугой» большевизма? Оказалось, вот как. Хитрые кремлёвские вожди, пишет Деружинский, для лучшего насаждения коммунистических идей сначала занялись «коренизацией», то есть внедрением белорусского языка. А уже затем принялись за русификацию.
Оказывается, «Петр Машеров, возглавлявший «республиканскую парторганизацию» свыше 15 лет (с марта 1965 по октябрь 1980), как никто другой повинен в массовой денационализации беларусов. Ещё бы, выполнял поручение «генсека» КПСС Никиты Хрущёва, который в январе 1969 года сказал ему и другим руководителям «беларусского отряда коммунистов»: «Чем быстрее мы все перейдем на русский язык, — тем быстрее построим коммунизм»… Говорил Хрущёв такие слова или не говорил, не известно, ссылок в книге даётся. Очевидный факт состоит в том, что в 1969 году Никита Сергеевич был уже пять лет как не у дел. Кстати, генсеком он тоже не был, эта должность появилась только при Брежневе…
Что же мы имеем с потомками литвинов на сегодняшний день? Чего добились? «.. прежде на всех языках мира нас называли какой-то «белой Россией», а с 1991-го — только «Беларусь», никакая не Россия — будь она белая или черная». [ЗО, с. 31]. Вот предмет радости для Деружинского. Налицо то же самое отречение от русского племени.
Социологический опрос (этот чёртик из табакерки всегда тут как тут), приведенный Деружинским, утверждает: большая часть населения уже считает себя отдельной нацией, а не частью триединого народа. Очередной филькиной грамоте так называемых социологов мы должны верить.
Но тут получается ещё одна неувязочка. Сначала автор говорит, что на место памятника Ленину приходит памятник князю Миндовгу, основателю Великого Княжества Литовского, в котором сформировалась «беларуская» нация, а уже через пару страниц пишет о национальной несостоятельности беларусов (так как большинство явно не разделяет его взглядов). И вывод, опровергающий, среди прочего и «социологические исследования»: «Так состоялись ли беларусы как нация? Нет. Я этого пока не вижу».
…Как-то на православной выставке-ярмарке в Минске ко мне подошел молодой человек и вдруг ни с того ни с сего начал говорить, что «беларусы» уже имеют все признаки сформировавшейся нации.
— Вы один из ее представителей? — спросил я.
— Несомненно.
— И по-белорусски говорите?
Мой собеседник замялся… Также замялся в конце своей книги и «литвин» Деружинский: «Мне стыдно, что с детства сам не приучен говорить по-беларуски и что когда-нибудь настанет момент, когда мой ребенок спросит у меня, почему мы живем в Баларуси, а говорим по-русски». [30, с. 491, 492]. Простой ответ не приходит автору в голову: вы говорите по-русски не потому, что являетесь давно славянизированными балтами, а потому, что являетесь русскими людьми. Пока являетесь.
Доктор исторических наук П.Петриков утверждает: «Почему русский язык родной для белорусов? Потому, что предки современных белорусов, малорусов и великорусов пользовались в VI–XIII вв. общим для всех восточных славян, их племен и княжеств «руським» языком. Никто не может оспорить эту историческую истину». [51, с. 210].
Этот язык, несомненно, был одним из тех, что вели свою историю из гораздо более глубокой древности. Как мы помним, после вавилонского столпотворения Господь разделил человечество на языки и дал каждому из них Ангела. Но когда народ разделяется рукотворно, когда по человеческой воле формируется новая нация, то возникает всё тот же вопрос. Какой ангел начинает «курировать» его? Не падший ли?
В мирной и относительно тихой Белоруссии не всё так тихо. Деружинские издают книги и преподают. Работают с молодежью. И эта молодежь впитывает образ москаля не просто как расово чуждого человека, но как отвратительного существа. Даже герои русской истории и её святыни представлены — хоть стой — хоть падай.
При упоминании о святом равноапостольном князе Владимире у автора начинается явный припадок беснования и лексика перестаёт быть даже псевдонаучной: «Киевский язычник Владимир насильно сделал норвежскую принцессу (Рогнеду — Ю.В.) одной из своих жен. В результате насилия родился сын Изяслав, который потом вполне справедливо пытался зарезать своего папашку — как отморозка». [30, с. 93].
Это, прямо скажем, вариация на шевченковскую тему. Не без отвращения (но для назидания) цитирую его стишок под названием «Царі».
… /з Києва туром-буйволом
Іде веприщем за Рогнідою
Володимир-князь со киянами.
Прийшли, і город обступили
Кругом, і город запалили.
Владимир князь перед народом
Убив старого Рогволода,
Потя народ, княжну поя,
Отиде в волості своя,
Отиде з шумом. І растлі ю,
Тую Рогніду молодую.
І прожене ю, і княжна
Блукає по світу одна,
Нічого з ворогом не вдіє.
Так отакії-то святії
Оті царі.
Жаль, конечно, Рогнеду. Но жаль и тех наивных людей, которые поверят стихотворцу на слово. Ибо он как всегда перемешивает правду с беспардонным враньем. И у Карамзина, и у Костомарова, можно прочитать о том, как все было на самом деле…
С благоверным князем Александром Невским бедолага Деружинский обходится не лучше. Это, говорит он, атаман-коллаборационист, «кроваво расправившийся с теми жителями Владимиро-Суздальских и Новгородских земель, кто отказывался платить дань татарам». [30, с. 370]. Иных слов для его характеристики у «историка» не находится.
Икона Казанской Божией Матери не вызывает у автора иных ассоциаций, кроме как «память о кровавом захвате царем Иваном Грозным Казани и Казанской орды в 1552 году». [30, с. 274].
О таких авторах, напрочь лишенных ощущения сакральной истории, благоговения перед православными святыми, Н.В.Гоголь писал: «Вооружился взглядом современной близорукости и думаешь, что верно судишь о событиях! Выводы твои — гниль; они сделаны без Бога. Что ссылаешься ты на историю? История для тебя мертва, — и только закрытая книга. Без Бога не выведешь из неё великих выводов; выведешь одни только ничтожные и мелкие».
Да, только принимая во внимание «фактор» по имени Бог, можно понять всё чудесное, что было и что есть в русской истории. Судите сами: «…Ядро русской государственности к концу XV столетия имело около двух миллионов населения и около 50 000 кв. км. территории. Оно было расположено в самом глухом углу тогдашнего мира, было изолировано от всех культурных центров, но открыто всем нашествиям с севера (шведы), с запада (поляки), с востока и юга (татары и турки). Эти нашествия систематически, приблизительно раз в 50 лет, сжигали на своем пути все, в том числе и столицу. Оно не имело никаких сырьевых ресурсов, кроме леса и меха… даже хлеба у них своего не хватало. Оно владело истоками рек, которые никуда не вели, не имело доступа ни к одному морю — если не считать Белого, и по всем геополитическим предпосылкам не имело никаких шансов сохранить своё государственное бытие. В течение приблизительно 400 лет это «ядро» расширило свою территорию приблизительно в 400 раз…» [43-2, с. 257]. Так писал Солоневич. Что тут скажешь? Бог даёт землю народам. Его критерии — тайна. Но, думаю, не ошибусь, если скажу, что одним из них является жертвенная готовность русских пролить кровь за святыни в Вифлееме (Крымская война), за братьев-славян (русско-турецкие войны) и, возвращаясь к более ранним временам, — за освобождение захваченных католиками и униатами западных земель. Тогда, в XVI веке, рати царя Василия Ивановича шли на запад под белым знаменем с изображением Иисуса Навина — словно освобождать от Литвы и Польши Землю Обетованную… Именно поэтому чудо — естественная среда обитания русского православного человека.