А поэма «Гайдамаки!?!
«Як смерть люта, не вважають
На літа, на вроду;
Шляхтяночки й жидівочки.
Тече крову воду.
Ні каліка, ані старий,
Ні мала дитина
Не остались, — не вблагали
Лихоїгодини.
Всі полягли, всі покотом;
А школярів у криниці
Живих поховали.
До самої ночі ляхів мордували
Душі не осталось…
В общем, на славу
… погуляли гайдамаки,
Добре погуляли:
Трохи не рік шляхетською
Кров’ю напували
Розійшлися гайдамаки,
Куди який знає:
Хто до дому, хто в діброву,
З ножем у халяві,
Жидів кінчать. Така й досі
Осталася слава.
Сумно, страшно, а згадаєш —
Серце усміхнеться».
Волынская резня, сценарии Шевченко.
Страшные воспоминания! Но от них автору становится легче на сердце?
П. Кулиш в письме к Шевченко (25 июля 1846 г.) высказался так: «…это торжество мясников, адрама Ваша — кровавая бойня, от которой поневоле отворачиваешься». Позже он призывал «спасать темных людей от легковерия и псевдопросвещенных — от гайдамацкой философии». Но — кто помнит теперь об этих высказываниях? Не Кулиш, а Тарас Григорьевич назначен на Укриане «батькой».
Не удивительно, что почитатели Тараса Шевченко, «мясники» из ОУН и УПА, словно использовали «Гайдамаков» как инструкцию. Освятили ножи и устроили в 1943 г. Волынскую резню. Многие колодцы на Волыни до сих пор остались могилами погибших от рук бандитов местных жителей: «А школярів у криниці / Живих поховали»… И «слава их осталась», и его сердце улыбается: «Сумно, страшно, а згадаєш — Серце усміхнеться».
Стихотворение «Бенкету Лысянци» и вовсе могло бы стать гимном вурдалаков:
«Мов (как. — авт.) скаженный, мертвых риже,//Мертвых виша (вешая. — авт.), палить://Дайте ляха, дайте жида!//Мало мини, мало!//Дайте ляха, дайте крови,//Наточить з поганых!//Крови море!.. Мало море!..»
Олесь Бузина, выпустивший книгу под необычным названием «Вурдалак Тарас Шевченко», весьма выразительно сказал о «Гайдамаках»— «они визжащим кровожаждущим гопаком влетят в чахоточную украинскую литературу».
Максим ріже, а Ярема
Не ріже — лютує:
З ножем в руках, на пожарах
І днює й ночує,
Не милує, не минає
Нігде ні одного…
И выглянет из бесовского хоровода обезображенный ненавистью лик Гонты, в которого вселилась душа вурдалака:
Крові мені, крові!
Шляхетської крові, бо хочеться пить,
Хочеться дивитись, як вона чорніє,
Хочеться напитись…
Только чья душа вошла в плоть несчастного Уманского сотника? Да Шевченко же! Ведь не резал исторический Гонта своих сыновей! Это ему Тарас Григорьевич от себя приписал, и в речь вложил из самых темных недр СВОЕГО естества. Стоит ли удивляться, что «и большевики, и националисты очень любили Шевченко, с одинаковым рвением создавали его культ и числили в своих пророках».[80]
Характерно письмо к «кобзарю» Юлии Тимошенко, опубликованное на сайте Батькивщины — этакий призыв прилетевшей праздновать на Лысую Гору ведьмачки к Вию. Оно адресовано словно «вечно живому» современнику. В нём есть такие слова.
«…Сегодня — мы празднуем! Празднуем освобождение нашей родной Украины от нечисти и скверны, что хотела погубить нашу землю. Сегодня ты можешь гордиться нами, так же как и мы гордимся тобой!
Казко. Рис. Шевченко.
…Тарас Григорьевич, в твоем бессмертном «Заповіті» есть и такие слова: «І вражою злою кров’ю волю окропіте!»…
Первая глава «Писем» Гоголя также называется «Завещание». Но его завещание звучит иначе: «Всякий писатель должен оставить после себя какую-нибудь благую мысль в наследство читателям…»
Иногда складывается ощущение, что, пленённый грехами, Шевченко становится исполнителем чужой воли. Поёт с чужого голоса.[81] Там, где очевидно кощунство, конечно, бесы постарались; что же касается обличений России вообще и царизма в частности, — тут были наставники во плоти. Да не просто наставники — «ретушёры», толкователи, переводчики. Оценив необработанный, но податливый талант, целая команда начала лепить из него национального гения.
«Есть много оснований думать, что Шевченко при сочинении тенденциозных произведений жил в значительной степени чужим умом. Так, малорусский писатель Гребенка выправлял для печати первое издание «Кобзаря» (1840 г.) и особенно много потрудился над «Тарасовой могилой». Позднее П.Кулиш, по его собственному признанию, переделал такие крупные пьесы Шевченко, как «Наймычка», «Назар Стодоля» и «Неофиты»; в произведениях этих Кулиш «доделывал недоделанное»; ещё более важному (тенденциозному) искажению подверг Кулиш «Послание Шевченко к Основьяненку», ставшее ныне боевым лозунгом украинской партии; отдавая в печать в 1860 году автобиографию Шевченко, Кулиш вставил чуть ли не целые страницы отсебятины. Кулиш старался развивать и облагораживать Шевченко, приучал его любить малороссийские думы, им же, Кулишом, фальсифицированные… В настоящее время, конечно, не представляется возможным вылущивать Шевченко хотя бы из-под ку-лишовских наслоений, но характерна уже самая уступчивость беспомощного поэта, который позднее («в ссылке») жаловался «що дався пиддуриты и писав за чужою намовою вирши поганые». [49, с. 325].
И тут мы начинаем приближаться к самому главному. К теме, которую можно назвать «Проект «Шевченко»».
Кулишовка как пища для души
Профессор И.А.Сикорский писал: «XVIII век был периодом пробуждения русского народа. Независимо от крупных политических успехов, совершён огромный культурно-этнический шаг — создание общего литературного языка как органа уже достаточно назревшей этнической психологии. В первоначальный момент, когда и великорусская, и южнорусская письменность носила печать, близкую к древнему церковно-славянскому или книжному языку, т. е. в XVI–XVII вв., обе русские письменности обладали примерно равными шансами на первенство, но в течение XVIII и начале XIX в. совершилось обычное в этнической истории событие — выбор ОДНОГО из племенных наречий и возведение его в ранг общего языка всех племён…» [49, с. 347].
Да, когда-то в древности владимиро-суздальский говор, например, не имел никакого особого достоинства относительно галицкого. Можно сказать, история сложилась так, что именно московское наречие стало основой литературного русского языка. Но что значит «история сложилась»? Почему это произошло? Мы не знаем Промысла Божиего, но Господь именно в Московскую землю послал своего праведника Сергия со учениками. Комплекс политико-экономических причин возвышения Московского княжества — следствие. А потом в это укрепившееся государство Господь послал Ломоносова, Державина, Пушкина и многих других. Соглашусь: Поэт — дар Божий языку. [66, с. 167].
Именно НАШ язык стал, несомненно, первенствующим по своему богатству не только среди восточных славян, но и во всём мире. До сих пор у него самый большой словарный запас. Сформировался язык, способный, в отличие от многих других, передавать сложнейшие богословские понятия, тончайшие движения души и новейшие открытия науки. Попытки сделать равными ему южнорусские диалекты приводили лишь к смешным пародиям. Впрочем, зная теперь о результатах этих опытов, становится не смешно, а грустно. И возникает риторический вопрос: неужели и эти лингвистические вивисекторы были посланы Богом?!
Итак, в XIX веке была предпринята попытка создать литературный украинский язык. Его назвали кулишовкой (по имени издателя и сподвижника Шевченко Пантелеймона Кулиша). Что это такое? — спросите вы. Отвечу: в советское время мы шутили, что перевод пушкинского «Паду ли я стрелой пронзённый…» звучит так: «Паду ли я дрючком припэртый». Не знаю, может, это была и не шутка. Во всяком случае, кулишовка смело замахивалась на высокий стиль. Шекспировское «Укрощение строптивой» на самом деле (!) было переведено так: «Як пурявых уговкують»… Не будем уж цитировать Гёте и прочих классиков, которых также вываривали в одном горшке с кулишовкой. (4).
Изобретатель «кулишовки».
Не останавливался Кулиш и перед священными текстами. Например, перевод слов «Да уповает Израиль на Господа» звучал так: «Хай дуфае Сруль на Пана»… [82]
Да, это вам не галилейское вино! Кулеш он и есть кулеш (при всём уважении к простонародному блюду).
За год до смерти Тараса Шевченко Кулиш издал его знаменитый «Кобзарь». Передо мной — «Вестник Юго-Западной и Западной России». Вышел он в Вильне в 1868 году. Читаем статью «Австрийцы в Галиции»: «В 1861 году из петербургского украинского комитета было прислано много сочинений на малорусском языке, напечатанных с особым правописанием, известным под именем кулишовки…
Сочинения Шевченка привлекали много читателей, а само правописание приобрело почитателей, которых и назвали кулешовцами. Этим разделением сил и без того немногочисленной еще русской интеллигенции в Галиции, поляки воспользовались, ухватились за кулишовку, как за якорь спасения, и поощряли планы о малороссийской самостоятельности. Предупреждения, что подобные планы только споспешествуют польским замыслам к оторванию малороссов от России, для подведения их потом под польское владычество, были бесполезны, и только неурядица 1863 г. в польских сборищах в Галиции вылечила от болезни, начиная с тех, которые за идею национальности даже дрались под знаменем Гарибальди в Италии.
Поляки, однако, держатся за кулишовку, и рассчитывают тем более на её успех, что она сочинена не поляками, а потому удобнее может служить приманкою для молодежи, отражая перед ними призрак малороссийской самостоятельности».