Польский повстанческий генерал Мирославский писал: «Бросим пожар и бомбы за Дон и Днепр, в сердце России. Пускай уничтожат её. Раздуем споры и ненависть в русском народе. Русские будут рвать себя собственными когтями, а мы будем расти и крепнуть». [49, с. 333]. Увы, объективно Шевченко оказался одной из таких «бомб» — замедленного действия.
И здесь стоит вернуться к теме «ангела-водителя» народа. В книге «Украина — не Россия» Кучма написал: «Мы видим в Тарасе Шевченко пророка, сумевшего «расшифровать» Божий замысел об Украине, Божье послание о ней». Неужели мечта Мирос-лавского и многих других об уничтожении России — это и есть «Божий замысел об Украине»? Нет, тут явно трудится какой-то другой б-г.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. В рецензии без подписи, опубликованной в журнале «Отечественные записки» в 1842 г. (т. XXII, № 5, отд. 6, стр. 12–14), на первое издание поэмы «Гайдамаки» Т.Шевченка (1841) содержатся большие отрывки из поэмы. Приведём эту замечательную рецензию целиком.
Читателям «Отечественных записок» известно мнение наше насчет произведений так называемой малороссийской литературы. Не станем повторять его здесь и только скажем, что новый опыт спиваний т. Шевченка, привилегированного, кажется, малороссийского поэта, убеждает нас еще более, что подобного рода произведения издаются только для услаждения и назидания самих авторов: другой публики у них, кажется, нет. Если же эти господа кобзари думают своими поэмами принести пользу низшему классу своих соотчичей, то в этом очень ошибаются: их поэмы, несмотря на обилие самых вульгарных и площадных слов и выражений, лишены простоты вымысла и рассказа, наполнены вычурами и замашками, свойственными всем плохим пиитам, — часто нисколько не народны, хотя и подкрепляются ссылками на историю, песни и предания, — и, следовательно, по всем этим причинам— они непонятны простому народу и не имеют в себе ничего с ним симпатизирующего. Для такой цели было бы лучше, отбросив всякое притязание на титло поэта, рассказывать народу простым, понятным ему языком о разных полезных предметах гражданского и семейного быта, как это прекрасно начал (и жаль, что не продолжал) г. Основьяненко в брошюре своей «Лысты до любезных землякив». А то, пожалуй, какой-нибудь волостной мудрец-писарь (только не Шельменко), прочтя ваши «сочинения», ответит вам вашими же словами:
Теплый кожух, тилько шкода,
Не на мене шитый,
А розумне ваше слово
Брехнею подбыте.
Что касается до самой поэмы г-на Шевченко— «Гайдамаки», здесь есть все, что подобает каждой малороссийской поэме: здесь ляхи, жиды, казаки; здесь хорошо ругаются, пьют, бьют, жгут, режут; ну, разумеется, в антрактах кобзарь (ибо без кобзаря какая уж малороссийская поэма!) поет свои вдохновенные песни, без особенного смысла, а дивчина плачет, а буря гомонит…
Вот образчики;
Одчиняй, проклятый жиде!
Бо будыш битый, одчиняй!
Ламайте двери поки выйде,
Викна посыпались, «стрывай!
Отрывайте зараз», — «нагаями
Свыняче ухо, жартувать
Чи що ты хочиш!?» «Я! з панами?
Крый боже зараз! Дайте встать
Ясновельможни» (нышком «свыни»),
«Пани полковнику ламай»,
Упалы двери… а натай
Малює вздовж жидивску спыну,
«Здоров свыне, здоров жиде,
Здоров чортив сыну».
Та нагаем, та натаєм
А жид зогнув спыну
«Не жартуйте мости пане.
Добри вечыр, в хату!»
Ще раз шельму, ще раз годи!
«Выбачай проклятый,
Добри вечыр, аде дочка?»
«Умерла, Панове»,
«Лжешь, Иудо, нагаями!»
Посыпалысь знову… и т. д.
Не правда ли, какая меткая кисть в описательной природе? Этой картине посвящена целая глава: «Конфедераты». — А вот нечто в роде чувствительно нежном. Страстный любовник, Яремо, пришел на свидание к своей возлюбленной; но ее еще нет. Яремо, по сему случаю, воет элегию на целой странице иуже собирается умирать, как вдруг— шелест:
Попид гаем мов ласочка
Крадыця Оксана.
Забув, побит, обнялыся,
«Серце…» тай зомлилы
Довго, довго, тилько «серце»
Тай знову нимилы.
Яремо говорит:
«Годи пташко».
Оксана:
«Ще трошички,
Ще… Ще… сызокрилый,
Выймы душу… ще раз… ще раз…
Ох, як я втомилась».
Опять картина, и какая живая! Вот уж подлинно, говоря поэтическим языком самого господина сочинителя: ушкварил!
Издание наполнено всевозможными ошибками противу знаков препинания, как это отчасти видно из приведенных примеров, где, для соблюдения смысла, мы принуждены были поставить в некоторых местах свои знаки.
Рецензия перепечатана из издания: В. Г. Белинский. Собр. соч. в 9 томах. Т. 5. М., Худ. лит., 1979, стр.275–276.
2. А вот как в 1914 г. прореагировало духовенство на сооружение памятника по случаю столетия со дня рождения кобзаря. Автор церковной брошюры М. Вербич тогда писал: «Говоря откровенно, мы не считаем Шевченко поэтом настолько великим, чтобы он заслуживал памятник… Ставить ему памятник в священном златоглавом городе Киеве невозможно, потому что это будет проповедью атеизма». А профессор Киевской духовной академии протоиерей И. Петров публично возмущался: «Как писатель— Шевченко небольшой талант. Поднят такой шум, словно Шевченко, в самом деле, был гениальным писателем, или каким-то спасителем отчизны». Особенно возмущался местный архиепископ Никон: «Какой же Шевченко народный поэт, если он издевался над верой простого народа?.. Скажите: не опозорит себя святая православная Русь сооружением памятника этому богохульнику?» Тогдашний известный церковный писатель Н. Гумилевский в своих «Заметка о современности» писал: «Известно, какие святотатские выпады против Бога и Пресвятой Девы совершал Шевченко… (Поэтому) правительство и церковь должны признать недопустимым сооружение памятника и публичное чествование Шевченко, творчество которого надлежит предать анафеме и забвению…».
Соглашусь: «Сегодня в России и на Украине отмечают 200-летие со дня рождения поэта, о чем президенты двух стран объявили два года тому назад. Но, извините, настроение почему-то совсем непраздничное. Вспоминается, что еще 5января 1911 г. Харьковский архиепископ Арсений просил Св. Синод и министра внутренних дел запретить «Кобзарь» Шевченко, ибо «он подрывает основы Православия». Ходатайство архиепископа было принято во внимание, и «Кобзарь» запрещен и изъят из продажи».
3. М. О. Меньшиков оценивал запрет празднования юбилея «кобзаря» так: «Ни одно из инородческих племен — кроме разве поляков— не обнаруживает такой воспаленной ненависти к Великой России, как эти представители Малой Руси. Самые ярые из них отказываются от исторических имен «Россия», «русские». Они не признают себя даже малороссами, а сочинили особый национальный титул: «Украина», «украинцы». Им ненавистна простонародная близость малорусского наречия к великорусскому, и вот они сочиняют свой особый язык, возможно, более далекий от великорусского. Нужды нет, что сочиненный будто бы украинский жаргон является совершенно уродливым, как грубая фальсификация, уродливым до того, что сами малороссы не понимают этой тарабарщины, — фанатики украинского сепаратизма печатают названной тарабарщиной книги и газеты…
К счастью, это бредовое состояние провинциальной психологии, ударившейся в сепаратизм, охватывает далеко не всю Малороссию, и даже в австрийской Галиции оно встречает до сих пор внушительный отпор. Тем не менее, нельзя забывать, что политические помешательства заразительны: в силу этого государственная власть обязана глядеть на украиноманство как на одну из злокачественнейших язв нашей внутренней жизни. Этим объясняется вполне разумное решение правительства не допускать в Киеве под предлогом годовщины смерти народного поэта революционных выступлений»…
4. На Украине Кулишу сейчас принято слагать дифирамбы: «»Граматка» П. Кулиша стала первым букварем, по которому украинцы в подроссийской Украине могли учиться на родном языке».
Что ж, приведу в сокращенном виде исследование этого вопроса, проведенное современном филологом. Уже само заглавие этого источника подсказывает нам, что мы имеем дело с очередным языковым экспериментом: слова граматка в украинском языке сейчас нет, не было его и ранее Кулиша.» Граматка»— душеспасительная религиозная книга для воскресных школ, написанная языком, далёким как от украинского, так и от русского. «Граматка» издана в Петербурге в 1857 году, как видно по обложке книги, имя автора отсутствует. На второй странице книги указано, что она напечатана в типографии П.А. Кулиша. Так что дальше мы будем рассматривать текст «Граматки», не называя её автора.
По уверению украинцев, суть отличий в написании слов Кулишом по сравнению с русским языком в основном сводится к следующему:
— вместо русских о, е, Ъ Пантелеймон в словах тулит «і» (произвольно, не везде и непоследовательно), — буква Ы русского алфавита у Кулиша заменена на И (обозначает тот же звук Ы), сама буква Ы не встречается в текстах, изгнана. Буква Е у Кулиша передаёт русский звук Э, то есть тот, что передаётся буквой Э русского алфавита. Звук Е (имеется в виду звук, передаваемый буквой русского алфавита Е) практически не встречается. В общем, Кулиш явился предтечей госпожи Фарион.
Тексты «Граматки» более естественно читаются на русском алфавите, при чтении их на «кулишовке» получаются невероятные и совершенно нелепые искажения, которые не всегда возможно даже произнести человеку с нормальным речевым аппаратом.
Возникают два вопроса.
1. Отражает ли написание слов народное произношение, или же это языковой эксперимент?
2. Правда ли, что слова в текстах должны были читаться так, как указывают современные толкователи кулишовки?