их покататься. К счастью, мне удалось уломать Фредерика, и он думает, что сможет в ближайшие дни устроить поездку-другую. Ну а миссис Прайс все время упрашивает меня, чтобы я привез мою тетушку на чашечку чаю, чтобы они могли поболтать по душам, а у меня не хватает жестокости сказать ей, что моя тетка абсолютно и окончательно отреклась от меня на другой день после той заварушки с танцами.
– Ты мне этого не говорил.
– Да неужели? Ну да. Я получил от нее письмо на ту тему, что я для нее перестал существовать. Я подумал, что письмо указывает на злобный узкий взгляд на вещи. Но не могу сказать, что оно уж так меня удивило. Тем не менее это осложняет ситуацию, когда миссис Прайс жаждет сойтись с ней поближе. Мне пришлось объяснить ей, что моя тетушка – хроническая больная, никогда дома не покидает и практически прикована к постели. Но все это меня несколько тяготит, малышок.
– Могу понять.
– Видишь ли, – сказал Укридж, – я не терплю хитростей и лжи.
Сказать что-нибудь поразительнее он вряд ли мог, а потому я покинул его и возобновил мои розыски.
Затем я на несколько недель покинул столицу, ибо подошло время моего осеннего отпуска. Когда я вернулся на Эбери-стрит, Баулс, мой домохозяин, воздав должное моей загорелой внешности, поставил меня в известность, что в мое отсутствие несколько раз заходил Джордж Таппер.
– Кажется, ему настоятельно нужно увидеться с вами, сэр.
Я удивился. Джордж Таппер всегда был рад (или делал вид, что рад) встрече со мной, своим старым школьным товарищем, когда я его навещал, но он редко искал встречи со мной у меня дома.
– Он сказал, что ему нужно?
– Нет, сэр. Он ничего не просил вам передать. Он просто осведомился о вероятной дате вашего возвращения и выразил пожелание, чтобы вы посетили его, как только вам будет удобно.
– Пожалуй, мне следует пойти к нему сейчас же.
– Возможно, поступить следует именно так, сэр.
Я нашел Джорджа Таппера в министерстве иностранных дел, окруженного документами самого внушительного вида.
– Наконец-то! – вскричал Джордж, как мне почувствовалось, с некоторой колкостью. – Я уже думал, что ты никогда не вернешься.
– Я чудесно провел время, благодарю, что ты поинтересовался, – ответил я. – Вернул розы на свои щеки.
Джордж, которому, казалось, заметно изменило обычное спокойствие, коротко обругал мои щеки и их розы.
– Послушай, – сказал он горячо. – Надо что-то делать. Ты уже видел Укриджа?
– Пока нет. Думаю заглянуть к нему под вечер.
– Да уж, пожалуйста. Знаешь, что произошло? Этот несчастный осел взял да и обручился с девушкой в Клэпеме.
– Что-о?
– Обручился! С девушкой! В Клэпеме. Клэпем-Коммонс, – добавил Джордж Таппер, словно, по его мнению, это ставило окончательную точку.
– Ты шутишь!
– Я не шучу, – кисло возразил Джордж. – Или я выгляжу так, будто шучу? Я встретил его с ней в Беттерси-парке, и он нас познакомил. Она напомнила мне, – добавил Джордж Таппер с легкой дрожью, ибо тот жуткий вечер глубоко его ранил, – ту омерзительную балаболку в розовом, которую он привел с собой, когда я пригласил вас пообедать в «Риджент грилле», и которая все время во весь голос разглагольствовала про желудочное недомогание своей тетки.
Тут, по-моему, он был несправедлив к мисс Прайс. За время нашего с ней краткого знакомства она показалась мне в какой-то степени язвой, но я бы никогда не поставил ее на одну доску с Флосси Боевого Билсона.
– Ну, и чего же ты от меня хочешь? – спросил я, на мой взгляд вполне разумно.
– Ты должен придумать способ покончить с этой помолвкой. Я ничего сделать не могу. Занят весь день.
– И я занят.
– Расскажи своей бабушке! – сказал Джордж Таппер, который в эмоциональные минуты был склонен возвращаться к фразеологии школьных дней и к выражениям, глубоко чуждым министерству иностранных дел. – Примерно раз в неделю собираешься с силами написать паршивую статейку для какой-нибудь газетенки на тему «Подобает ли младшим священникам целоваться?» или не менее идиотскую, а все остальное время болтаешься без дела с Укриджем. Нет, бесспорно, это твоя обязанность – помочь бедному идиоту выпутаться.
– Но откуда ты знаешь, что он хочет выпутываться? По-моему, ты слишком много на себя берешь. Конечно, вы, чиновники, с водой в жилах, позволяете себе фыркать на священную страсть, но миром, как я иногда упоминаю, правит любовь. Укридж, вполне вероятно, чувствует, что только теперь он понял, в чем истинное счастье.
– Ах так? – съязвил Джордж Таппер. – Когда мы встретились, выглядел он немножко по-другому. Он выглядел как… ну, помнишь, как в школе он попробовал боксировать в тяжелом весе, а тот типчик из отделения Сеймура вышиб из него дух в первом раунде? Вот как он выглядел, когда знакомил меня с этой девицей.
Должен сказать, уподобление это меня впечатлило. Странно, как память хранит эти мельчайшие эпизодики детских лет. Через бездну времен я вновь увидел, как Укридж, перегнувшись пополам, одной рукой в перчатке нежно ласкает свою грудобрюшную преграду, а в глазах у него стынет недоуменный ужас. Если его облик жениха напомнил Джорджу Тапперу тот случай, несомненно, его друзьям следовало сплотиться вокруг.
– Ты ведь как будто взял на себя роль неофициального наблюдателя за ним, – сказал Джордж Таппер. – Так помоги ему сейчас.
– Ну, я забегу к нему.
– Такая нелепость! – сказал Джордж Таппер. – Как Укридж вообще может жениться на ком бы то ни было? У него ведь за душой нет и шиллинга.
– Я укажу ему на это обстоятельство. Возможно, он каким-то образом упустил его из виду.
Посещая Укриджа в его жилище, я обычно останавливался под его окном и вопил его имя во весь голос. Если он оказывался у себя и принимал, то высовывался из окна и бросал мне ключ от входной двери, чтобы избавить квартирную хозяйку от необходимости подниматься из полуподвала и отпирать ее. Весьма разумный маневр, учитывая, что его отношения с этой самодержицей часто бывали крайне натянутыми. Я завопил, и наружу высунулась его голова.
– Привет, малышок!
Даже на таком расстоянии что-то в его лице показалось мне странным, но только когда я поднялся по лестнице в его комнату, мне стала ясна причина. Там я убедился, что он каким-то образом украсился фонарем под глазом, и фонарь этот, хотя и миновал пору расцвета, все еще поражал богатством своих оттенков.
– Черт! – вскричал я, уставившись на это украшение. – Как и когда?
Укридж угрюмо пыхнул трубкой.
– Долгая история, – буркнул он. – Ты помнишь неких людей по фамилии Прайс в Клэпеме?
– Неужели твоя невеста уже дала тебе в глаз?
– Так ты слышал? – удивился Укридж. – Кто тебе сказал, что я помолвлен?
– Джордж Таппер. Я как раз от него.
– Ну, это экономит на объяснениях, малышок, – торжественно произнес Укридж. – Пусть это послужит тебе предостережением. Никогда…
Мне требовались факты, а не морализирование.
– Откуда у тебя этот синяк?
Укридж выпустил клуб дыма, и его неукрашенный глаз мрачно сверкнул.
– Эрни Финч, – холодно ответил он.
– Кто такой Эрни Финч? В первый раз о нем слышу.
– Что-то вроде друга семьи и, насколько понимаю, все больше прицеливался на Мейбл, пока не появился я. Он был в отъезде, когда мы обручились, и никто, видимо, не счел нужным поставить его в известность, а он явился однажды вечером как раз тогда, когда я целовал ее на прощание в палисаднике. Заметь, Корки, как ловко все это складывается. Вдруг, увидев его, Мейбл от неожиданности вскрикнула, тот факт, что она вскрикнула, дал основание этому Финчу неверно истолковать ситуацию, а это толкнуло его, провались он ко всем чертям, подскочить ко мне, одной рукой сдернуть мое пенсне, а другой вдарить мне прямо в глаз. И прежде чем я успел поквитаться с ним, все семейство, привлеченное криками Мейбл, выскочило из дома и разняло нас, объяснив, что я помолвлен с Мейбл. Разумеется, тогда этот типчик извинился. Жаль, ты не видел мерзкую ухмылку, которой он сопроводил свои извинения. Тут последовала некоторая заварушка, и старик Прайс отказал ему от дома. Что толку! Мне все еще приходится сидеть тут взаперти и ждать, пока эта расцветка немножко не поблекнет.
– Однако, – заметил я, – нельзя не признать, что этот типчик вызывает некоторое сочувствие.
– Не у меня! – решительно сказал Укридж. – Я пришел к выводу, что мне и Эрни Финчу тесно в этом мире, и я живу надеждой повстречаться с ним как-то вечерком в темном закоулке.
– Ты увел его девушку, – сказал я.
– Мне его чертова девушка не нужна, – сказал Укридж с нерыцарственным жаром.
– Значит, ты правда хотел бы выпутаться из всего этого?
– Конечно, я хочу выпутаться из этого!
– Но если так, как ты умудрился впутаться?
– Сам не знаю, старый конь, – признался Укридж. – Все будто в тумане, меня жутко ошарашило. Как гром с ясного неба. Я даже вообразить такого не мог. Знаю только, что мы оказались наедине в гостиной после воскресного ужина, и вдруг комната закишела Прайсами всевозможных описаний, сыплющих на нас благословения. Вот так.
– Но ты должен был дать им хоть какой-то повод.
– Я держал ее за руку, не отрицаю.
– Ага!
– Кошки-мышки! Не понимаю, из-за чего было поднимать такой шум. Если мы и подержались за руки, так что из этого следует? В конечном счете все сводится, Корки, мой мальчик, к вопросу: есть ли мужчина, который может считать себя в безопасности? Теперь дошло до того, – сказал Укридж с праведным гневом, – что стоит только сказать доброе слово какой-нибудь девушке, и вот ты уже в отеле «Лорд-Смотритель» в Дувре и выковыриваешь из волос рисины, которыми тебя осыпали по выходе из церкви.
– Но признай, ты сам напросился. Подъезжаешь в новехоньком «даймлере» и пускаешь пыль в глаза похлеще полдесятка миллионеров. И ведь ты катал их в авто?
– От силы раза два.
– И наверное, разглагольствовал про твою тетку? О том, как она богата?
– Возможно, я изредка и упоминал мою тетку.