Эдмунд полагал, что увлечение друга зашло чересчур далеко. С другой стороны, пристрастия самого Тальбота отвадили от кузнеца немало подруг, включая и единственную любовь его жизни. А потому не Эдмунду осуждать других.
– Я добыл для тебя сталь, – сообщил Энгус, подойдя к горну погреть руки. – И кстати, наконец-то я отыскал залежи проклятого неразрушимого материала. Что скажешь? – Дворф протянул брусок грязно-серого вещества размером с ладонь.
– Выглядит не очень впечатляюще, – ответил Эдмунд, подбросив образец в руке. Как ни странно, материал казался почти невесомым, хотя и ложился на ладонь с ощутимым давлением. – Укреплен с помощью наннитов?
– Укреплен, но, как видишь, внутри наннитов нет, – сообщил Энгус. – Его разработали… хм… примерно в двадцать третьем веке или около того. Хотели создать реактивный материал для усиленной брони. Так что можно применять в боевых поединках без правил, где запрещено использовать энергию!
– А, вот как, – сказал Мирон. – Но все равно пользоваться таким уродством никто не захочет.
– В работе неразрушимый материал меняет вид, – пояснил Энгус, забрав брусок и кинув на наковальню. – Раскалить нельзя: не возьмет ни один из видов пламени, даже мультифазовое. В фотосфере с ним ничего не случится: для преобразования придется использовать наннитов и электромагнитные поля. Но в обработанном виде… – Дворф вытащил из-за пояса нож и крикнул: – Смотрите, вот он, неразрушимый материал!
Лезвие ножа блестело, словно чистое серебро, по которому проносились радужные блики. Эдмунд взял клинок и попробовал пальцем, срезав мозоль. Затем ухватил заготовку меча, над которой работал, и провел по ней лезвием. Вместо того чтобы оставить тонкую полоску или надрез, нож глубоко вошел в металл.
– Черт подери… – ошарашенно выдохнул Мирон.
– Кстати, я уже говорил, что металл образует мономолекулярный край? – спросил Энгус, вновь улыбаясь во весь рот.
– Странное чувство, – задумчиво произнес Тальбот. Подбросив оружие пару раз, метнул, и нож впился в дверь по самую рукоятку. – Металл, неизвестный в прошлом. Совет запретит использовать на турнирах.
– На обычных – не разрешит, – согласился Энгус, пожав плечами. – Но на турнирах без правил, где нельзя пользоваться энергией, – одобрит.
– Угу, – согласился Эдмунд. – Так как, ты говоришь, его обработал? – Кузнец вытащил материал из огня, прикоснулся смоченным в воде пальцем, но, как Тальбот и предполагал, тот даже не нагрелся. – Странная штука.
– А молекулы еще странней. Нанниты создают молекулярную решетку едва ли не с первого захода. А дальше работа идет легче. Главное – убедиться, что материал готов к дальнейшей обработке.
– Ну, тогда многое понятно, – усмехнулся Эдмунд, – теперь я и сам смогу сделать неразрушимый материал.
– Что ж, валяй, – ответил Энгус, улыбаясь в бороду. – Древние исследователи так и не догадались, что вещество можно вырабатывать из разной руды. Из тех видов, что встречаются в природе.
– Но такой металл все равно нельзя использовать на турнирах, – заметил Тальбот. – Да и для боев без правил найдется кое-что получше. В общем, прикольная игрушка, но не более.
– Не совсем, – ответил Энгус, показывая на свою кольчугу. – Джинн, отключить поле индивидуальной защиты. А теперь, Эдмунд, попробуй меня прикончить.
– Ну уж нет, – отказался Эдмунд, оглядывая кузницу, – у меня еще и меч не готов.
– Возьми мою секиру, – предложил Энгус, – смелей, мне ничего не грозит.
– Секира же разрубит доспехи, идиот!
– Не-е-а… Сам попробуй!
– Кольчуга вроде бы стальная, – колебался Тальбот, нерешительно берясь за оружие.
– Можно и так сказать, – согласился Пятерка. – Бей!
– Вот черт, – выругался Эдмунд, отводя оружие назад. – Ну ладно, сам напросился.
Кузнец размахнулся, целясь так, чтобы удар прошелся по дворфу вскользь. Даже в кольчуге, сделанной с применением сплава, удар, в самом лучшем случае, сломает Энгусу ребро. Боль будет по меньшей мере дьявольская. Но любое увечье нанниты быстро залечат.
Топор ударился о кольчугу и отскочил, точно налетел на стальную стену. Эдмунд отшвырнул оружие, скривившись из-за болезненной отдачи.
– Черт!
Энгус ухмылялся, хотя удар опрокинул его на спину.
– Когда два слоя этого материала соприкасаются друг с другом при внешнем воздействии, как правило, при трении, между атомами углерода образуются временные ковалентные связи. Я же сказал, что разработал активные доспехи. Когда по ним бьют – становятся панцирем. Алмазным.
– А вот это уже интересней, – заметил Эдмунд, пробуя пальцем кольчугу, вновь ставшую гибкой. Самым существенным недостатком панцирей была громоздкость. Носивший доспехи оказывался заключен внутри формы, зачастую – неудобной.
– А если ходить, сгибать руки и все такое – тогда как?
– Энергии не хватит. Конечно, кольчуга становится не такой гибкой, как обычная, – но ненамного.
– Интересно, – заметил Тальбот, – как ты ее разработал?
– Секретная программа. Но тебе, по дружбе, скажу… – ухмыляясь, многозначительно намекнул Пятерка.
– Значит, ты решил забавляться новой игрушкой, а про мою просьбу забыл? – уточнил Мирон.
– Не-а, я буду делать оба дела одновременно. Принесешь образцы и описание устройства – помогу.
– Значит, решено, – сказал Энгус. – А теперь давайте выпьем как следует в честь открытия первой жилы.
– Много такого материала? – поинтересовался Мирон.
– В первой залежи – не очень, но будет еще, – заверил дворф. – И остальные найдутся. Но как же они глубоко! Мы опустились на такую глубину, что древние насосы не справляются.
– Древность там, древность здесь, – подал голос Эдмунд. – Энгус, угости меня выпивкой, а главное – подари немного твоего материала, чтобы было чем заняться, и я открою тебе нечто неслыханное.
– Договорились.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
– Договорились, – вздохнула Даная, завершая связь. Задание выпало не из приятных: клиент хотел стать кем-то вроде ската. Но причины оказались довольно вескими: человек был глубоководным ныряльщиком и хотел без помех исследовать морские глубины, да и серьезных проблем вроде тех, с которыми пришлось столкнуться, взявшись за лечение Герцера, не предвиделось.
Боковым зрением женщина заметила, как Азур встал и встряхнулся, после чего направился в комнату Рейчел, что, возможно, указывало на возвращение дочери. Даная задумалась: кажется, вот уже два дня, как она не виделась с Рейчел.
– Рейчел! – позвала Даная, и автоматические устройства перенесли звук голоса в комнату дочери.
– Что, мама?
Даная приосанилась и обдумала ответ.
– Пожалуйста, подойди на минуту.
– Хорошо, мама, – ответила Рейчел и вздохнула. Исполнительная система передачи тотчас же донесла вздох до ушей Данаи.
Как только девушка зашла в комнату, у Данаи захолонуло сердце. Врачевательница и так переживала, что до сих пор не представилось достойных случаев попробовать силы, а тут еще…
– Рейчел, мы же, кажется, договорились: никакой гомопластики!
Изменения были невелики, но весьма заметны на взгляд профессионала. Надбровные дуги Рейчел выгнулись, скулы заострились, а нос слегка утончился. К тому же уменьшились груди, а зад стал еще меньше, чем перед вечеринкой у Маргарет.
– Со мной ты не договаривалась, а все решила сама! – с жаром заявила Рейчел.
– Я – твоя мать и имею право решать, – ледяным тоном ответила Даная. – Где ты сделала себе сомопластику?
– Я не обязана отвечать. – Девушка скрестила руки на груди. – Я… я не обязана.
– Ты могла сделать себе пластику и вне Сети, – заметила Даная, склонив голову. – Там встречается немало второсортной безвкусицы. – Горбани не скрывала профессионального презрения. – Но я заложила в Сеть личный запрет. Так как же тебе удалось?
– Я. Не. Обязана. Отвечать, – отчеканила Рейчел. – И это – не второсортная безвкусица!
– Как бы там ни было, изменения разработаны бездарно – холодно возразила Даная. – Поверь мне как профессионалу, дочка. Надбровные дуги посажены крайне неровно, скулы выступают за нос, а все вместе делает тебя похожей на короткоклювую птицу. В общем, неудачно.
– Ты же не позволила мне сделать удачную пластику, мама! – с яростью выпалила девушка и обессиленно прислонилась спиной к стене, покачивая головой. – Хотя… да, ты права: вид ужасный.
– Не ужасный, – резко ответила Даная, – но и не самый модный. Не то чтобы мне нравилась современная мода, она очень нездоровая, да и тебе не слишком идет. Согласись, дорогая: пока ты не сделаешь себе сомопластику и лицо, чтобы выглядеть в точности как твоя подружка Маргарет и все остальные подростки, которые будто вылупились из одного инкубатора, тебе не стать модной. Ты слишком… – Даная запнулась, подбирая верное слово.
– Жирная, – подсказала Рейчел.
– Не жирная, а женственная, – поправила Даная. – Теперь жирных нет. Жирная – это когда у тебя свисают большие складки… – Врачевательница взглянула на живот и руки девушки и пожала плечами. – Ты и сама видела картинки. Милая, ты прекрасна. Ты и сама отлично знаешь, что в те времена превзошла бы любую красавицу, – со вздохом добавила Горбани.
– Конечно, мама, но теперь парням не нравятся женщины, способные пережить легкий голод.
– Ну, ты не очень похожа на героиню полотен Рубенса, – ответила Даная. – Хочешь переделать? Или оставить как есть, пока не сделаешь настоящую сомопластику? У меня есть очень способные знакомые.
– Когда? – с удивлением спросила Рейчел.
– Когда тебе исполнится восемнадцать, – ответила Даная. – А пока ты под домашним арестом. Если ты не можешь сдержать даже такого простого обещания, то я сомневаюсь, что ты сдержишь слово вообще.
– Но, мама!
– Нечего мне мамкать! – отрезала Даная. – Ты пока еще не способна принимать взрослые решения, доказательство – что ты сделала сомопластику втайне от меня, и плохо к тому же.
– Но я… я… – Рейчел безуспешно подыскивала верные слова, после чего развернулась и быстрым шагом вышла из комнаты.