– Хорошо бы еще, мыло помягче, – колко заметила Джун.
– Мы над этим работаем, – сказал Эдмунд. – Ждем не дождемся, когда кто-нибудь придумает, как делать хорошее мыло, но пока подмастерья производят только мыло из щелока.
– Вы думаете, что они сами смогут придумать нечто лучшее, сэр? – осторожно спросил Герцер.
– Один, мне кажется, сможет, – кивнул Эдмунд и поднялся из воды. – Город поможет людям, но и люди должны помогать городу. Моя воля, я бы перевел всех на кашу, причем достаточно жидкую.
– Чтобы люди сами находили способы пропитания? – спросила Кортни.
– Ну, сейчас выбор невелик, – вынужден был признать Эдмунд, он быстро вытерся простыней. – Но вскоре все переменится. И мне бы не хотелось, чтобы люди полностью полагались на городские власти. При демократическом устройстве общества это заканчивается требованием «хлеба и зрелищ», а далее ведет к деспотизму и крепостному труду. Пока я занимаю пост мэра, я не допущу ни того, ни другого даже в зачаточном виде. – На прощание он кивнул всем и вышел.
– Ого, – посмотрела ему вслед Кортни.
– Он настойчив, – кивнула Джун.
– А я бы назвала его харизматической личностью, – ответила Кортни.
– И это тоже, – усмехнулась Джун. – Даже очень харизматической. И эти гены так никому и не удалось выделить.
Когда Эдмунд вернулся домой, была почти полночь. Но в гостиной у огня сидела в задумчивости Даная.
– Ты засиделась, – бросил он и сел напротив по другую сторону очага. – Если по правде, тебе надо как следует выспаться.
– Мне есть о чем подумать, – сказала Даная, встала и пошевелила поленья в огне. – Я теперь вижу, что раньше и не замечала, насколько я завишу в своей работе от техники и развитых технологий. Сейчас все по-другому. У меня есть два случая… по-моему, они не выживут, Эдмунд.
Он хотел было встать и обнять ее, но… после того случая, с Дионисом Даная избегала физического контакта, а сам Эдмунд никоим образом не хотел на нее давить.
– Я могу тебе помочь?
– Если только умеешь лечить гангрену, – вздохнула она. – Или знаешь, как остановить внутреннее кровотечение, учитывая, что под рукой нет ни саморассасывающихся нитей, ни анестетиков, к тому же мы не можем обеспечить стерильных условий в операционной.
Эдмунд понятия не имел, как можно помочь Данае, но он чувствовал, что ее мучают и другие мысли. Он так давно знал ее, что понимал малейшие движения и жесты. Он не мог сказать, о чем именно она думает, но видел, что она еще не все сказала.
– Что-то еще? – спросил он.
– Да, – помедлив, ответила она. Потом снова замолчала, снова пошевелила поленья, поставила кочергу и села в кресло. – У меня не началось кровотечение.
Он молчал, ожидая, что она скажет что-нибудь еще, потом пожал плечами и спросил:
– Это может быть… нерегулярно?
– Иногда да, но в городке уже почти не осталось женщин, которые не почувствовали вкус «проклятия». – Она замолчала и закрыла глаза, хотя лицо оставалось напряженным. – Я расспрашивала тех женщин, у которых не было кровотечений. Все они имели половые отношения после Спада. Абсолютно все.
– Ага. – Эдмунд задумался. – Черт подери. Что-нибудь можно сделать?
– То есть избавиться от плода? – Она устало улыбнулась. – Наверное, но не уверена, что я этого хочу, Эдмунд. Тысячу лет женщины сами не рожали детей, и вот первый такой ребенок. Это же чудо, так что перед тем, как что-то предпринимать, надо хорошенько подумать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
– Что теперь, Селин? – нетерпеливо спросил Чанза. Он давно прекратил посылать аватар с разными заданиями и сам появился в лаборатории.
– Я подумала, что ты захочешь посмотреть на мою новую игрушку, – с улыбкой заметила Селин. – В твоем духе.
Она провела его по коридору, через несколько защитных экранов; наконец они подошли к металлической яме. В яме находился двуногий зверь; почти трех метров ростом, сутулый, длинноногий, с массивными бицепсами и бедрами. Пальцы у зверя были длинные, сильные, с острыми когтями; лицо страшное, но глаза удивительно умные. Когда зверь поднял голову, Чанза понял, что тот примеряется к стенам – сможет или нет выпрыгнуть наверх. В глазах зверя читалась и ярость. Он высоко подпрыгнул и со всего размаху ударил защитный экран, который тут же отбросил его назад. Зверь завыл от боли и злости.
– Интересно, – согласился Чанза. – Действительно, не зря ты меня позвала. Если, конечно, такими зверями можно управлять. А еще – насколько тяжело производить их на свет?
– Это всего лишь прототип. – Селин улыбнулась хищной улыбкой. – Приглядись. Ничего не замечаешь?
Чанза внимательно посмотрел на зверя и с раздражением пожал плечами.
– Не разыгрывай меня, Селин. Это Изменение.
– Но исходный материал не человек, – снова рассмеялась Селин.
Чанза вгляделся в лицо и тело зверя и вдруг сообразил:
– Эльф? Ты с ума сошла! Если ты выпустишь на свободную сторону эльфов…
– Они не знают, что этот у меня в руках, – спокойно ответила Селин. – А когда я закончу работу, мы его можем уничтожить. Но не так-то просто ловить эльфов и потом Изменять их. Пойдем.
Она провела его вглубь исследовательского комплекса, они вместе спустились на несколько этажей вниз. По мере того как они спускались все ниже и ниже, менялся материал, из которого были сделаны стены, – наверху в лаборатории использовался пластик, ниже появилась каменная кладка, еще ниже естественный камень.
– Здание очень старое, – пояснила Селин, обведя вокруг себя рукой. – Когда-то давно тут был замок, позже он превратился в военную крепость, а затем и в исследовательский центр. Мы сейчас находимся в самой древней части, никто даже точно не знает, когда именно все было построено. Остается лишь догадываться, какие тайны хранят эти стены.
На лестнице веяло холодом. Снизу доносился слабый запах гнили, становящийся все сильнее по мере того, как они спускались к огромной, глубокой пещере.
Верхний проход освещался холодным всепроникающим светом светокраски, но в пещере через достаточно большие промежутки были установлены факелы. Они давали слабый мерцающий свет, добавляя и без того мрачной окружающей картине некие жуткие и даже сверхъестественные оттенки. Жизнь в пещере била ключом.
В центре находилась яма, где в непрерывном движении находилось нечто черное, липкое и вязкое. Вокруг ямы в изобилии росли странные фиолетовые грибы, протягивающие свои тоненькие ложноножки к краю ямы: видимо, яма их каким-то образом питала. От первых грибов брали силу и пищу другие растения и так далее, до самых краев пещеры; все последующие тянули свои щупальца к предыдущим, и у самых стен некоторые были такими же большими в обхвате, как торс самого Чанзы. Все грибы словно пульсировали в мрачном свете пещеры, многие переливались разными цветами и немного светились сами. Все вместе создавало впечатление какого-то огромного и чудовищного организма.
– О'кей, – спустя короткое время сказал Чанза; он всячески старался скрыть свое отвращение. – Просто жуть берет.
– Ну, ты еще не все видел, – весело рассмеялась Селин и провела его вниз по лестнице к одному из растений у стены. – Посмотри, – возбужденно сказала она и опустилась на колени, указывая на камеру в стволе растения со зловонной черной жидкостью. – Смотри.
Чанзу подташнивало, но он все же присел на корточки напротив Селин и взглянул вслед ее руке. Он посветил фонариком, чтобы сквозь прозрачные стенки резервуара рассмотреть творящееся внутри. И тут камера дернулась, и на Чанзу выглянуло жуткое лицо, какое может присниться только в страшном кошмаре.
Это было лицо эльфийского ребенка, но маленькое существо мучалось и извивалось, пытаясь вырваться из обволакивающей его субстанции. Казалось, что эльф кричит, зовет на помощь. На лице отразились невыразимая боль и ужас глаза маленького существа были открыты, но ничего не видели. Через минуту он, все так же извиваясь, исчез из виду.
Чанза отскочил в сторону и уставился на женщину, которая придумала весь этот ужас.
– Боже мой, Селин, даже для тебя…
– Прекрасно, правда? – ответила она. Глаза ее мерцали в свете фонарика. – Тебе известна история эльфов?
Она забрала у него из рук фонарь и встала на ноги.
– Нет. – Чанза не знал, что и думать. Какие бы цели они себе ни ставили, но никоим образом нельзя поощрять такую запредельную бесчеловечность.
– Северо-Американский Союз создал их в качестве идеальных солдат. – Селин подошла к центральной яме и повернулась к нему. – Но безвольные лидеры этой слабой скулящей страны мечтали доверять своим солдатам, да еще чтобы те причиняли минимум вреда тем, с кем будут воевать. Это идиотское общество считало, что война может вестись без ужасов, боли и насилия.
– Ты не совсем правильно описываешь историю… – начал было Чанза, но замолчал.
– Они создали эльфов-суперсолдат, причем большинство генов было взято у шимпанзе. Они изучали своих отборных солдат и пришли к выводу, что самое главное качество – хочешь верь, хочешь нет – это спокойствие. Им не нужны были солдаты, готовые даже в пылу самого страшного боя к зверствам, поэтому они сотворили их спокойными. В результате они получили такой спокойный, умиротворенный вид живых существ, что те вскоре вообще отказались сражаться. Некоторые не хотели воевать с самого начала, они предпочитали проводить время в играх, а в конце концов выбрали Сон.
– Эльфы не сражаются, – подтвердил Чанза. – Почти никогда.
– Конечно нет, – фыркнула в ответ Селин. – Все они живут в прекрасном мире полного спокойствия, к чему им воевать? Но у них остались основные качества, заложенные в самом начале, – физическая сила, замечательные рефлексы, сверхчеловеческий разум и способность нейтрализовать шоковое состояние и быть самим собой на поле боя. Безвольные ученые Севама не преуспели лишь в одном. Они забыли про злость. Эти – эти никогда не устанут убивать, столько в них злобы и ненависти к этому миру. К тому же они полностью управ